— Не боитесь, тетка Ли…. — Алия прикусила длинный язык, едва не назвав Патимат данным прозвищем, — я могу случайно опозорить вас: обычаев не знаю, могу и пожаловаться, что вы меня похитили.

— Чай занесешь, когда прикажу, — резко ответила та, — не дай Аллах тебе нас опозорить, Алият. Дед защищать не станет.

Лия на это и не рассчитывала, а вот на свои силы — вполне.

В тот момент когда чай прикажут подавать — ее в этом уголке дедушки Кащенко уже не будет.

Солнце медленно садилось за горами, отбрасывая на долину и город длинные тени.

Как и предполагала Лия, в доме все готовились к визиту, собак из сада убрали заранее, а на нее последние пол часа никто внимания не обращал. Она вышла из своей комнаты на втором этаже, по коридору бегала взволнованная Патимат и еще несколько женщин, чьи имена Лия даже не запомнила — они все были или дальними родственницами или нанятой прислугой. В комнате Заремы и Аминат слышались голоса и тихий смех, неестественный, скорее нервный, чем веселый.

Одна из женщин что-то бросила на ходу девушке, и та догадалась, что ее загоняют обратно в комнату. Собственно, она и не возражала.

Подошла к окну, наблюдая за садом из-за полуприкрытых штор, прислушиваясь к каждому звуку снаружи. Перед ней открывался вид задней части дома, но отчетливо доносились голоса мужчин, которые готовились встречать гостью и ее сына у ворот.

Шаги в коридоре стали все более частыми, вот уже и девушки вышли из своей комнаты — звонкий, как колокольчик голосок Аминат послышался более отчетливо.

Лия обернулась к кровати и быстро переоделась: натянула выданные ранее зелёные брюки и свободную рубашку. Платок оставила на голове. Хоть и ненавидела его каждой клеткой, но здравый смысл говорил, что побег — если он состоится — не закончится на пороге дома. Из республики ещё нужно будет выбраться. А значит, не стоило заранее привлекать внимание местных, которые сразу заметят чужачку с непокрытой головой.

Вот из сада послышался тихий шорох открываемых ворот, шелест шин по гравию и голоса встречающих.

Лия ждать больше не стала. Оттолкнувшись, она прыгнула вниз. Воздух рванул грудь, волосы вырвались из-под платка, но мозг чётко держал траекторию. Колени согнуты, руки впереди, взгляд — на точку приземления. Ещё в полёте она сгруппировалась, чтобы энергию удара увести в перекат.

Приземление оказалось резким, но выверенным: носки ног коснулись земли первыми, колени ушли в глубокое приседание, и сразу же — перекат через плечо, трава скользнула под спиной, хлестнула по ладоням. Дыхание сбилось, но кости целы.

Лия поднялась почти на автомате, ощущая, как кровь гудит в висках. Сад был ровным и просторным, дорожки мягко уходили к забору — никаких препятствий. Она рванула вперёд короткими, быстрыми шагами, сохраняя скорость и баланс, как училась на тренировках, к забору, высокому, метра три, густо оплетённому плющом. Разбег, последний шаг — и она «прошагала» по стене вверх, ухватилась пальцами за край лозы. Руки напряглись, мышцы горели, но она подтянулась, перекинула ногу, и, почти срывая кожу с ладоней, перевалилась через верх.

Не думая, повисла на руках, сбросила тело вниз и прыгнула, сгруппировавшись. Приземлилась на носки, колени тут же ушли в приседание, и перекатом смягчила удар о землю.

Встала. Сердце колотилось так, что казалось — его слышно всему району. Ноги дрожали, пальцы горели от лозы, но она стояла уже по другую сторону забора.

Побежала вдоль забора, не обращая внимания на кусты, стараясь понять и поймать ориентиры. На асфальтовую дорогу, которую заметила через деревья, старалась не выбегать, чтобы не привлечь лишнего внимания — она все еще находилась слишком близко к дому похитителей.

Бежала, а в сердце закрадывалось бешеное ликование — свободна! Ветер в лицо, ровный стук сердца, ровное дыхание — она никак не могла надышаться воздухом свободы. Если повезёт, хватятся её не раньше, чем через полчаса, а то и час. Этого должно хватить, чтобы спуститься с холма и затеряться в кварталах Махачкалы, где шумный город смешивает всех и всё. Огни домов уже отражались в чёрных волнах Каспия, и с этого холма, на котором стоял дом деда, город был виден как на ладони — манящий и опасный, как обещание.

Она заставила себя остановиться и перевести дыхание. По прикидкам отбежала от дома на километр — полтора — сейчас нужно беречь силы. Документов у неё не было, денег — тоже. Брать что-то из дома, где её удерживали, Лия побоялась: не хотела оставлять ни малейшего повода обвинить её в воровстве. Она прихватила только лепёшку, оставшуюся от обеда, и маленькую пластиковую бутылочку воды, которую незаметно стянула с кухни. Этого должно было хватить хотя бы на то, чтобы добраться до людей.

Сейчас главное — спуститься вниз, в город, и спросить дорогу к ближайшему полицейскому управлению. А там уже позвонит маме. Эта мысль согревала, подталкивала вперёд: всего несколько часов — и всё закончится.

Она вышла на асфальтовую дорогу и пошла по обочине, чувствуя, как с каждой минутой внутри разливается предвкушение. Радость была осязаемой: вот ещё немного — и она вернётся домой, обнимет маму, вдохнёт привычный запах вишни и просто уткнётся в её плечо, стараясь забыть всё это нелепое похищение, как странный, страшный сон.

А если эти придурки захотят ее вернуть — обратиться к своей начальнице, у которой проходила практику — раздуют скандал на всю страну.

Алия не замечала, как улыбается, просто шагая под уклон.

И вдруг, из-за поворота, с хищным рывком вылетел чёрный Maybach — тяжёлый, блестящий, словно зверь, сорвавшийся с цепи, — и едва не снёс её с дороги.

Снова спасло тело, привыкшее к риску и тренировкам: за долю секунды, прежде чем разум успел осознать опасность, она отскочила в сторону, уходя от столкновения.

Ударившись коленями о жёсткий гравий и чувствуя, как по коже тут же разливается жгучая боль, Алия упала, но, не сдержавшись, громко и зло выругалась, позволив отчаянию и ярости прорваться наружу вместе с этим криком.

— Идиот!

Машина тут же затормозила. Девушка села на земле, пытаясь понять насколько сильно пострадала, но к счастью, кроме дыры на колене повреждений больше не было. Платок же слетел на землю, и волосы пышной волной упали на спину.

Прихрамывая, она поднялась и подняла грязную, пыльную тряпку, посмотрев на нее с нескрываемым отвращением и представляя, что сейчас это снова нужно намотать на волосы.

— Сильно ударил? — раздался глубокий голос с характерным акцентом.

Алия вздрогнула, нахмурилась и отступила назад. Хотела ответить от души, но напомнила себе, где находится и только буркнула под нос.

— Все в порядке.

Мужчина, стоявший около машины, уезжать не торопился, осмотрев девушку с ног до головы.

Она быстрым, резким движением набросила на голову потрёпанный платок и впервые за всё время поймала себя на мысли, что эта ткань, которую она ненавидела, всё-таки спасает её — не от позора, а от жадного, слишком внимательного мужского взгляда.

Мужчина усмехнулся уголком губ.

Лия подняла глаза. Высокий, подтянутый, с той же гордой осанкой, что была у многих горцев, но одет не по-деревенски и не по-уличному: никакой спортивной одежды, никаких джинсов, только деловой костюм, и, судя по посадке, явно от Armani.

Да и выглядел он совсем не как типичный дагестанец — черты лица были мягче, ближе к европейским, с правильной линией носа и чёткими скулами, глаза тёмные, но не карие; в полумраке заката она не могла разобрать их цвет, лишь уловила странный блеск, будто они светились изнутри. На лице — не борода, как у большинства мужчин её «родни», а лишь лёгкая, небрежная щетина, подчёркивающая мужественность.

Его взгляд скользнул вниз, задержался на её коленях, где ткань брюк расползлась, обнажив кожу, стёртую в кровь.

— Вот шайтан… — вырвалось у него, негромко, с досадой. — Всё-таки задел… прости, не увидел в темноте. На встречу опаздывал, разогнался.