Там, внизу, среди работающих женщин, она увидела новенькую.

Прищурила глаза, рассматривая незнакомку.

Коротко стриженные волосы, татуировка на руке, платок сполз на шею, но она даже не замечала этого, работая как робот, как механизм.

— Кто это? — тихо спросила Лия, хотя уже знала ответ.

Две недели назад она проснулась в своей комнатушке от громкого мата с улицы — настолько громкого и визгливого, что сначала даже не поняла — это продолжение сна или все-таки явь. Невольно вскочила на ноги и приникла головой к узкому окошку, стараясь разглядеть, что происходит. Мат прервался визгами и звуками ударов, а потом она увидела как несколько мужчин из машины вытаскивают упирающуюся девушку. Одетую в джинсы и рубашку, с короткой стрижкой и осветленными краской волосами, с татуировкой на правой руке. Девушка яростно сопротивлялась, брыкалась, кричала и пыталась укусить одного из мужчин.

Её тащили, как дикую кошку, — и она рычала, по-настоящему рычала, срывая горло криком:

— Пустите, сукины дети! Пустите!

А потом кто-то ударил ее в живот.

Она захлебнулась собственным криком.

Последовал еще один удар — по лицу, потом еще один и еще.

Женщина, похоже, потеряла сознание, поэтому ее затащили в один из домов села.

Алия с ужасом смотрела на сцену, чувствуя, как собственное сердце бьется в груди: тяжело и гулко.

На улице все затихло, от дома через минут десять отъехал внедорожник, а она все стояла у окна, гадая, жива ли та женщина.

Больше она ее не видела, до сегодняшнего дня.

— Она местная, — отозвалась Аминат. — Дочка главы района.

Лия снова посмотрела на работающую девушку. Если слово «работала» вообще было уместно: двигалась — вот вернее. Автоматически, с пугающей механичностью. Она поднимала руки, рвала сорняки, передвигалась на шаг вперёд, снова рвала — и так бесконечно, без малейшей паузы, словно заведённый механизм. Ни одного лишнего поворота головы. Ни одного вздоха в сторону. Ни единой тени мысли на лице. Глаза её смотрели прямо перед собой — и одновременно никуда, будто всё человеческое из них уже давно выжгли каленым железом. То ли солнцем, то ли страхом.

— Она из дома за два дня до свадьбы сбежала, — продолжила Аминат хмуро, забирая бутылочку у Лии и допивая оставшуюся воду. — Нашли ее в Махачкале…. Ну и привезли к нам.

— Зачем? — похолодело в груди Лии.

— Джинов изгонять, — с усмешкой бросила сестре Аминат. — Видишь, какая послушная стала. Наш раки хорошо читает.

Не смотря на жару Алию пробрал озноб. Она вытерла пот на лбу, одновременно поправляя платок и посмотрела на сестру.

Красивое лицо той ничего не выражало, с каменным видом она наблюдала за несчастной, к которой подошла одна из женщин и усадила на отдых.

Что нужно сделать с человеком за две недели, чтобы из живой, думающей, свободолюбивой девушки она превратилось вот в это?

— Не бойся, — прочитав мысли Лии, усмехнулась Аминат. — Ахмат не позволил из тебя джинов изгонять. Он тебя даже сейчас охраняет, заметь.

От этих слов сердце Лии гулко стукнуло внутри. Против воли она вернулась мыслями к человеку, который лишил ее свободы второй раз, почти месяц назад. Помнила его лицо до малейших подробностей, его глаза, глядящие хищно, его запах, такой нетипичный, такой… светский.

Этот человек вызывал в ней стойкий страх, в отличие от Алиева, Магомедов был куда опаснее. И от мысли что он станет ее мужем, Лия ощутила горький привкус металла во рту.

— Я вчера слышала, тебя через неделю домой отправят, — сказала Аминат, облокотившись на тяпку, почти не глядя на неё. — Магомедов вернулся, свадьбу готовят, а тебя ещё в приличный вид привести надо. Ахмат подарки для тебя отправил.

Интонация Аминат была странной — сквозь усталую сухость и привычную отстранённость проступило что-то ещё, то ли зависть, то ли злая ирония, то ли облегчение от того, что эта участь миновала её саму.

— Мне ничего от него не надо, — глухо ответила Лия.

— А кто тебя спросит? — фыркнула Аминат. — Радуйся. Скоро уедешь из этого ада…. — она зло повела рукой вокруг. — В другой, — закончила она. — И кто знает, какой из них лучше?

Лия зажмурилась, изо всех силы пытаясь понять, что ей сейчас делать.

Ближе к вечеру слова Аминат подтвердила и бабка Ильшат, поджимая тонкие губы и брезгливо осматривая девушку, точно кобылицу на базаре.

— Собирайте вещи, — поджала она губы, — завтра уедете с отцом.

Лицо Аминат осветила сдержанная улыбка — показывать внутреннее ликование девочка не рискнула. А Лия так и замерла над едой, чувствуя абсолютное, тотальное бессилие от собственного положения.

Она вскочила на ноги, схватила одно из ведер и понеслась к двери.

— Куда? — крикнула ей вслед Джейран.

— Воды принесу! — первое, что пришло в голову.

Знала, что будет наказана вечером, знала, что пожалеет о своей несдержанности, но не могла больше находится в этом доме, рядом с этими женщинами — рабынями и надзирательницами в одном лице.

Хотелось бежать, бежать и бежать, не к колонке в центре села, а дальше — к шумному ручью, протекающему около дороги — единственной дороги в селе. В этом проклятом, прекрасном, похожем на рай аду.

Хотелось кричать — голоса не было, хотелось плакать — слез не осталось. Губы шептали только одно:

— Мама! Мама! Спаси меня, мама!

Она неслась вниз по гравийной дороге, выскочила из села и побежала дальше, туда, где шумел ручей. И хотя она ясно понимала — этот побег смешон, глуп, обречён с самого начала, — внутри всё равно теплилась крошечная, отчаянная надежда: если не спасение, то хотя бы глоток свободы перед тем, что будет дальше.

Свернула с дороги, увидев отблески фар в сумраке вечера, отбросила в сторону ведро и подбежала к ручью, падая на колени в буйно росшие по берегу травы — ароматные и свежие. Уткнулась лицом во влажную землю, жадно вдыхая запах воды, мяты и нагретых за день камней.

Разум твердил: «нужно вернуться, выждать, выжить любой ценой», сердце, все ее нутро молило: «беги и не останавливайся!».

От злости и отчаяния Лия закричала, кидая в воду огромный камень с берега.

— Вижу, красавица, — услышала за спиной, — тебя так и не укротили.

От этого знакомого и нереального голоса волоски на голове зашевелились в прямом смысле слова. Лия резко обернулась и попятилась назад, прямо в ручей.

Ахмата она узнала сразу: по широким плечам, по гордому, высокомерному повороту головы. От ужаса в горле пересохло.

Она отступила еще на два шага, поскользнулась на мокром камне и рухнула прямо в ледяной поток.

— Осторожно! — мужчина в два шага оказался рядом и протянул руку.

— Не трогай меня…— прошептала девушка, справляясь с паникой. — Что ты здесь делаешь?

— Приехал проверить, выполнили Алиевы свои обещания или нет, — не дожидаясь её ответа, он шагнул в воду, обхватил её за талию и поднял так легко, будто она ничего не весила. Вода стекала с её одежды, вниз по его рукавам, но он не обращал на это ни малейшего внимания. Поставил её на камень — но не отпустил. Наоборот — притянул ближе. Слишком близко. — А у нас с тобой традиция появилась, встречаться при побеге.

— Пусти, — Лия снова, как и тогда, пыталась освободится.

— А если нет? — вкрадчиво спросил он, вглядываясь в ее лицо.

— Не посмеешь нарушить традиции…. — прошептала девушка, стараясь отодвинутся от него хоть немного.

Ахмат рассмеялся — искренне и громко.

— Алият, ты уже — моя. Позавчера были последние переговоры с твоим дедом, я могу забрать тебя прямо сейчас!

Лия с ужасом поняла, что это правда. Что сейчас он посадит ее в свою машину и сделает все, что угодно его душе: никто и никогда больше о ней даже не спросит.

Ахмат видел её страх. И пил его. Спокойно, неторопливо, как вино. Ему нравилось смотреть, как расширяются её зрачки, как учащается дыхание. За этот месяц она изменилась — загрубела, осунулась — но стала такой, что удержаться от желания было уже почти невозможно. В ней была сила, которую он не хотел ломать — хотел подчинить. Целиком и навсегда.