И когда Андрей подъехал с отцом к подъезду, вдруг почувствовала, как ноги стали ватными, отказываясь ей повиноваться.

Вышла, увидев его — высокого, широкоплечего, уверенного и сильного. Как на той фотографии, которая навсегда отпечаталась в ее памяти. И вдруг поняла, что любила его всегда, каждое мгновение, как только впервые увидела.

Андрей подошел к ней, заглядывая в лицо, нежно задел за щеку.

Наклонился и поцеловал в губы, не обращая внимания ни на кого: ни на смеющихся девушек, ни на качающего головой отца, ни на Надежду, которая тактично отвела взгляд.

— Моя? — спросил одними губами.

— Твоя… — ответила Лия так же тихо.

Уверенно взял за руку и потянул к машине.

Всеволод приветливо кивнул невестке и велел водителю ехать к ЗАГСу, где уже ждала Маргарита.

Выйти на улицу пришлось немного раньше, московские пробки не давали возможности для маневра, однако ни Андрея ни Алию это не пугало. Они медленно шли в сторону здания, крепко держась за руки. Не смотря на легкий снежок, падающий с неба, обоим было жарко. Андрей вел невесту, крепко держа под руку, чтобы она не поскользнулась на обледенелом асфальте.

На ступенях их ждала приехавшая чуть раньше Маргарита, с большим букетом цветов. Лия немного робко улыбнулась женщине, увидев ее издалека, помахала рукой. В глубине души девушка надеялась, что рано или поздно ее отношения с этой женщиной наладятся, станут более теплыми, душевными — она была матерью Андрея, его самым близким человеком.

Марго тоже улыбнулась. Возможно, улыбка была искренней, а возможно, ей пришлось заставить себя. Она понимала: это день, когда нужно смириться, отпустить сына в новую жизнь. В глубине души она видела в Алие не соперницу, а сильную, интересную женщину — с характером, с внутренним светом, с той твёрдостью, что отличала и самого Андрея.

На мгновение Маргарита нахмурилась — её взгляд зацепился за незнакомку, темноволосую женщину в длинной чёрной шубке, которая неожиданно шагнула вперёд и встала прямо между ней и приближающейся парой, будто намеренно закрывая собой обзор.

Лия внезапно вздрогнула всем телом, остановилась, словно налетела на невидимую стену.

— Что такое? — Андрей тоже остановился с тревогой глядя в побелевшее как мел лицо девушки. А ее глаза, ставшие двумя черными колодцами, расширившимися в ужасе зрачками смотрели вперед, на незнакомку, перегородившую им путь.

Стоя на ступенях, она тоже смотрела только на них. Не отводя глаз.

— Айшат… — заплетающимся языком прошептала Лия. Она видела перед собой ее и только ее.

Не бегущего откуда-то сбоку Всеволода, который ощутил опасность даже не разумом, а инстинктом, не Андрея, враз замершего, онемевшего. Не Маргариту — недовольную тем, что ее отрезали от сына.

Только ее.

Бледную, с запавшими, лихорадочными глазами, в дорогой шубе. С губами, изогнутыми в сумасшедшей улыбке, в которой был яд и ненависть.

Весь мир стал плавным, замедленным, нереальным, как сон. Очень, очень плохой сон.

— Ненавижу… — медленно проговорили губы Айшат. Она очень медленно подняла руку, раздался громкий звук.

Лия видела, она почти могла проследить как кусочек металла летит в воздухе прямо в ее сторону, но не могла даже пошевелиться.

А потом….

Андрей шагнул вперед, встал между ней и смертью, оттолкнул. Дернулся от мощного удара и стал падать на мокрый асфальт.

Алия не шевелилась, гладя, как на сером асфальте, припорошенном белым снегом расплывается красное пятно. Как белоснежная рубашка становится черной. Как несколько капель падают прямо на ее бежевые ботинки.

Она видела и другое.

Мужчину, сидящего за рулем черного Майбаха. Далеко, но она видела его лицо, знала на нем каждую морщинку, каждую черту. Он смотрел из машины и улыбался. Не отпуская ее взглядом ни на секунду.

А потом вдруг снова резкий звук, и дернулся уже он. Черные, нет, синие глаза загорелись от изумления и недоверия, стекло разлетелось в мелкие осколки, раня лицо, руки на руле.

И еще один звук.

И в лицо Лие брызнуло красным, горячим, соленым.

И больше не было ничего: ни звуков, ни глаз, ни лиц.

Она стала падать, перехваченная в воздухе сильной рукой.

И пришла тьма.

2016 год

Май стоял полный силы и света. Весна раскрылась во всём своем зелёном великолепии. Деревья шумели свежей листвой, воздух был густ от запаха травы и влажной земли. Солнце лежало на дорожках и скамейках, играло на ветвях и в лужах света под ногами. Всё вокруг дышало теплом и покоем.

В парке царила ясность и порядок. Каменные дорожки вели между клумбами, где цвели тюльпаны и нарциссы. Ветви клёнов тянулись к небу, и сквозь них просачивался мягкий свет. На детской площадке звучал смех. Скрипели качели, гремели ведёрки в песочнице. Воздух был полон тонких голосов, шагов, лёгкого шума жизни.

Мамы шли по аллеям, катили коляски, переговаривались. На скамейках сидели бабушки, следили за детьми. Всё происходило спокойно, в неторопливом ритме дня.

Парк жил своим размеренным дыханием. В нём чувствовалась уверенность в завтрашнем утре, простая радость движения, света, тени, детского голоса. Весна властвовала уверенно и без лишних слов.

Сидевшая на одной из скамей женщина внимательно наблюдала за игрой светловолосого малыша в песочнице. Ее темные, холодные глаза следили за ребенком, точно взгляд хищной птицы, степного сокола, разглядывающего мышь, потерявшую бдительность. На холодном, красивом лице не отражалось ни единой эмоции. Тонкие губы были плотно сжаты.

Она сидела спокойно и почти неподвижно. Белая майка обрисовывала сильные плечи, сухие, точные мышцы рук. В её теле ощущалась собранность, уверенность, сила, готовая проявиться в любую секунду. Всё в ней говорило о внутренней дисциплине, о привычке держать под контролем не только движения, но и чувства.

Трехлетний малыш внезапно упал на корточки и тихо захныкал. Женщина не пошевелилась, не сделала ни малейшей попытки встать и помочь ребенку, только наблюдала.

Пожилой мужчина, вздохнув, поставил внука на ноги, отряхнул и что-то негромко сказал ему. Тот согласно кивнул и снова поковылял к песочнице.

Мужчина, седой как лунь, поднялся и встретился глазами с глазами женщины. Замер на несколько секунд, посмотрел на солнце и медленно пошел в ее сторону.

Сел рядом на скамейку, едва заметно кивнув головой. Долго молчал.

— Приехала…. — вместо приветствия заметил он, ничуть не удивляясь.

Женщина кивнула, несколько коротких светлых прядей упали на ее загоревший лоб.

Она протянула мужчине телефон.

Тот включил видео.

Смотрел долго, не отрываясь. Минута текла за минутой, но его спутница не проявляла ни грамма нетерпения или раздражения. Просто холодно продолжала наблюдать за ребенком.

— Значит конец, да? — старик выключил видео и посмотрел на солнце. В его карих, чуть выцветших от времени глазах сверкнули яркие лучи.

— Я нашла его, — помедлив, ответила женщина. — Как вы и говорили, он жил а Швейцарии, в закрытой клинике. Его хорошо охраняли. Даже став калекой, он сохранял власть над кланом, Всеволод Михайлович. Пришлось постараться, чтобы добраться до него. Теперь он мертв. Навсегда.

Старик вздохнул. Очень долго молчал, глядя на ребенка, щуря глаза от лучей, отражающихся в искусственном пруду.

— Он мучился? — спросил он.

— Нет, — покачала головой женщина.

— Ты следов не оставила?

— Нет. Как вы и учили, ко мне вопросов не возникло. На тот момент я вообще находилась по документам в Афганистане с миссией ООН.

— Хорошо, — снова кивнул мужчина, потирая руки. Сильные, смуглые, крепкие ладони. Их женщина хорошо помнила — они не дали ей упасть окончательно.

Оба снова долго, очень долго молчали.

— Тебе стало легче, Лия? — вдруг спросил старик.

— Нет. — ответила она сухо. — Не стало. А вам?