Праздник тянулся час за часом, и Лия дорого бы отдала, чтобы продлился еще дольше, как можно дольше. Заремы в зале больше не было, это давало крошечную надежду, Ахмат находился в хорошем настроении, даже несколько раз ласково заговаривал с ней, снисходительно рассказывая кто из гостей кто. Алия совсем затосковала, понимая, что на свадьбе присутствуют если не первые, то вторые лица республики точно. С каждым мгновением ей казалось, что выхода из ловушки больше нет и никогда не будет.

И когда Ахмат поднялся из-за стола и подал ей руку, она даже не сразу поняла, что он дает ей понять, что их праздник завершился.

Поднялась на ватных ногах и просто последовала за ним, старясь отключить голову.

Безмолвный водитель привез их на окраину города, к большому двухэтажному дому, где на пороге ждала Халима. Лия ощутила, что настолько устала за этот бесконечный день, что даже не очень соображает, что делает, машинально исполняя предписанные обычаи.

Ахмат повел ее на второй этаж, к одной из комнат, открыл дверь, пропуская внутрь.

Комната утопала в цветах, они были повсюду: огромные букеты стояли на прикроватных столиках, вдоль стены, на туалетном столике, а на широком подоконнике разместились массивные вазоны, переполненные свежими цветами, так что стекло окна полностью скрывалось за живой стеной лепестков. Аромат был густым, тягучим, сладким — почти одуряющим, как благовония из восточной сказки, которые медленно крадут способность ясно мыслить.

На полу лежал мягкий ковёр цвета слоновой кости, и когда Лия ступила на него, её босые ногти буквально утонули в глубоком, пушистом ворсе. Свет был приглушён — лишь тёплые бра на стенах разливали по комнате мягкое медовое сияние, сглаживая контуры предметов и растворяя тени. И среди этого золотистого полумрака в центре стояла широкая кровать — огромная, с высоким изголовьем и сложной резьбой, покрытая тяжёлым шёлковым покрывалом цвета шампанского.

Лия замерла на пороге спальни, понимая, что не может пройти дальше — ноги ей больше не повинуются.

— У тебя есть пять минут, — услышала позади ровный голос Ахмата и услышала, как захлопнулась за ним дверь, оставляя ее в полном одиночестве.

Она опустилась прямо на пол, глядя на руки, что ходили ходуном. Кое как справилась с платком, начала расстегивать платье, застревая пуговицами в каждой петельке — не слушались пальцы, ставшие точно деревянными.

За дверями слышала, как Ахмат говорит с кем-то по телефону, и голос его внезапно становился все злее и злее. Неужели стало понятно, что сбежала Зарема?

От страха Лия побелела как полотно, стараясь справится с одеждой быстрее, чтобы не злить мужа еще сильнее.

Он вошел в комнату стремительным шагом, сильно ударив дверями.

Лия вскочила на ноги и машинально отшатнулась от него.

— Ахмат…. Пожалуйста…. Я не успела…. Мне нужно еще пять минут, не больше, — зачастила она.

— Кто такой Андрей Резник? — зло спросил он, прищурив синие, ледяные глаза, в которых плясал бешенный огонь.

Лия тряхнула головой, судорожно соображая, о чем говорит Ахмат.

— Я…. не знаю, Ахмат….

— Не ври мне, — он сделал к ней шаг, красивое лицо исказилось в гримасе ярости, — не ври мне, Алият! Почему этот московский ублюдок послал своих псов выспрашивать обо мне?

Лия попятилась назад в ужасе от которого кружилась голова.

— Ахмат… — голос прозвучал жалко и сломано, — я не знаю… клянусь тебе, я не знаю.

Мужчина в один шаг оказался около нее и схватила за руку, оставляя на тонком запястье огненные следы.

— Вынюхивает, выспрашивает, а ты — не знаешь? Твой любовник? Твой… парень? — он выплюнул слова с ненавистью и злобой.

— Нет! — Алия почти взвизгнула, стараясь докричаться до мужа. — Я не знаю его, не слышала его имени…. Ахмат, пожалуйста… мне больно….

Но тот лишь сдавил запястье сильнее, с силой рванув платье с плеч девушки. Ткань затрещала, золотые пуговицы драгоценным дождем посыпались на пол, растворяясь в пушистом ковре. Ахмат срывал одежду с такой яростью и ненавистью, что кусочки ткани буквально резали тонкую кожу Алие.

— Боишься меня? — рыкнул он, с силой разводя руки девушки, которыми она безуспешно пыталась прикрыться.

— Да…. — прошептала она, сжимаясь. — да….

Он схватил её за подбородок так резко, что она едва не вскрикнула вновь. Его пальцы сжались железным обручем, вынуждая поднять голову. Он заставил её смотреть на него, в лицо, изуродованное гневом, в ледяные глаза, в которых вспыхивал безжалостный огонь.

— Чего бояться, если ты девственница? — прорычал он, и в голосе его было и презрение, и ярость, и что-то куда более опасное — навязчивая собственническая страсть.

В эту секунду не осталось ничего от того мужчины, что сидел рядом с ней за свадебным столом: спокойного, властного, вежливо обходительного. Маска слетела. Перед ней стоял не жених, не муж — зверь, который не собирался делить её ни с кем: ни с прошлым, ни с будущим, ни даже с её собственной волей.

Схватил за шею, впиваясь в губы жестоким поцелуем, срывая белье — последние остатки ее жалкой защиты.

Лия задыхалась, машинально ища опоры. Ее рука нащупала вазу с цветами, и она не задумываясь опрокинула ее на мужчину.

Тот инстинктивно отпрянул, заматерился, всего лишь на долю секунды выпуская контроль из рук, Лия же молниеносно бросилась в ванную и закрыла двери на замок, тяжело дыша. Слезы катились по щекам, они больше и не думала их стирать, понимая, что выиграла в лучшем случае несколько минут.

Двери сотряс страшный удар.

— Открывай, сука!

— Ахмат…. Я открою… пожалуйста…. Не надо…. — умоляла она рыдая, как маленькая девочка. — Да мне минуту, и я открою.

— Я тебя убью, шлюха, — донеслось из-за дверей. — Уничтожу всю твою лживую семью, дрянь! Открывай!

— Ахмат… я не лгу, — Лия захлебывалась слезами, — я не лгу…

— Открывай!

Деревянные двери не выдержали натиска разъяренного мужчины, щеколда вылетела с тихим хрустом, пуская к ней зверя.

Ахмат ворвался в ванную и со всей силы ударил Лию по лицу.

От силы удара она отлетела и ударилась о перегородку, покрытую мраморной плиткой. Боль вспыхнула в голове, на несколько секунд заменяя собой всю реальность. Лия упала на пол, а Ахмат схватил ее за волосы, намотал на кулак и поволок в комнату, грубо швыряя на кровать.

— Нет! Ахмат, нет! — она попыталась перекатиться на другую сторону, чем только сильнее разозлила мужа.

Озверев, он несколько раз снова ударил ее по лицу, по шее, по груди.

От боли девушка задохнулась, не в силах ни сопротивляться, ни кричать.

Ахмат за волосы снова подтащил ее к кровати, швыряя на постель лицом вниз.

Одной рукой держал за волосы, другой развел ноги.

Лия дергалась, пытаясь вывернуться, плакала, умоляла, но вряд ли до него доходил смысл ее слов.

А потом ее точно пронзило раскаленным железом. Она завыла, заорала дернулась и… потеряла сознание. Всего лишь на несколько мгновений. А когда пришла в себя — кричать больше не могла.

Только раскрывала рот в безвольной попытке выдавить хоть звук, рыдая и сжимая руками холодные шелковые простыни, пока Ахмат упивался своей злобой и ненормальной страстью.

А потом наступила оглушительная тишина, после короткого, полного ярости и наслаждения стона.

Её тело содрогалось, грудь судорожно рвалась, хватая воздух, но кислород будто не доходил до лёгких. Она плакала так, как плачут не от обиды и не от страха, а от боли, которая разрывает сознание изнутри, выворачивает нервы и ломает всё, что делает человека живым. Боль была в каждой клеточке, в каждом нервном окончании, в каждой мышце, в каждой линии, где ещё минуту назад было её тело — а теперь только чужая, растоптанная оболочка.

Она чувствовала, как по внутренней стороне бёдер стекает что-то тёплое — вязкое, тяжёлое. Капли падали на белоснежные простыни и расползались тёмными, почти чёрными кляксами. Запах крови перебил приторный аромат цветов.