Внутри Лие все вспыхнуло. Отточенным движением она ударила Айшат в живот. Та охнула, воздух вышел из неё рывком; она согнулась пополам, хватая ртом воздух. И прежде чем успела выпрямиться или отступить, Лия шагнула ближе, ухватила её за плечо и предплечьем зажала горло, фиксируя голову чуть в сторону — жёстко, но контролируемо, так, как учили, чтобы не дать противнику опомниться.

У Айшат расширились глаза — не от боли, а от чистого, парализующего неожиданностью шока: очевидно, она даже не подозревала, что Лия умеет защищаться, да ещё так хладнокровно. Женщина захрипела, беспорядочно хватая воздух ртом, пытаясь хоть как-то освободиться, но Лия держала крепко, сжимая предплечье всё сильнее, чувствуя под рукой напряжённые мышцы чужой шеи.

Ненависть поднималась в ней волной — горячей, угрожающей, и сладкой в своей силе. Она хотела задушить Айшат. Хотела причинить ей боль, услышать её хрип, сломать ту уверенность, с которой та только что надвигалась. Она упивалась её судорожными рывками, дрожью, тем, как в глазах женщины впервые проступил ужас — настоящий, осознанный.

В этот момент дверь ванной распахнулась, ударилась о стену, и влетела Халима.

— Алият! Остановись! — её голос сорвался на крик, и она бросилась вперёд, пытаясь разнять невесток.

Но Лия её не слышала — или не хотела слышать. Кровь стучала в ушах, в животе разливалась боль от усилия мышц, а мир сузился до одной цели — удерживать, давить, уничтожить. Не Айшат, а то, что она собой олицетворяла — подлость, двуличие, презрение людей друг ко другу в этой системе. Пальцы только сильнее сомкнулись, чувствуя, как под ними дрожит чужое горло.

— Алият! — Халима почти захлёбывалась от паники, пытаясь разжать её руки, но Лия стояла намертво, словно приросла к месту.

И тут она заметила свое отражение в зеркале, собственные глаза — холодные, стеклянные, с чёрной, обжигающей ненавистью, от которой стало страшно даже ей.

И резко отпустила хватку, оттолкнув от себя Айшат.

— Никогда больше не приближайся ко мне, — ровно и без всякого пафоса бросила она женщине, что сейчас сидела на полу, судорожно дыша и сжимая больное горло. — Никогда.

Отвернулась к зеркалу, словно ничего только что не произошло.

— Я... — прохрипела Айшат. — Ахмат все узнает... слышишь, тварь... я ему все расскажу.

— Нет, — оборвала ее Халима, все еще с ужасом глядя на обеих, но забирая власть себе. — Только пикни, Айшат, и ты пожалеешь.

— Все равны, говорите, — лицо невестки пылало жаром, — равны? А то, что мой муж приказал мне сегодня сменить духи ради нее, тоже о равенстве говорит?

— Айшат! — ахнула Халима.

— Я его первая жена, а он носится с этой молью! Вы все носитесь! Стоило ей только пустить немного крови, и вы ее на руках носите! А где вы были, Халима, в мою брачную ночь? Где? Я тоже лежала одна, в крови, мне тоже больно было! Ваш сын ушел как только взял меня, оставил одну! Я все это пережила, перетерпела, я полюбила вашего сына! А теперь на моих глазах он на руках носит ее! Где ваше равенство, Халима?

— Айшат, — голос женщины стал твердым, но вот в глазах уверенности Лия не заметила. — Тебе ли жаловаться на моего сына? Он дал тебе все, чего у тебя никогда не было: стабильность, спокойствие, средства. Хоть раз он контролировал твои расходы? Или, может, отказывал тебе в чем-то? Он подарил тебе бизнес, средства с которого — твои личные. Разве на этой неделе он не приезжал к тебе?

Лию затошнило от этих слов. От того, чему свидетелем она стала, от понимания того, как работает эта система.

— Приезжал, — мстительно глядя на Алию, бросила Айшат. — И оставался на всю ночь! А отдыхать увозит ее! Ни разу со мной не ездил! А сейчас она меня едва не убила....

— Не она к тебе пришла, а ты к ней, — ответила Халима. — Ты за чаем пошла, а вдруг здесь оказалась. Каким образом, Айшат? За дуру меня держишь? Не советую.

Та ничего не отвечала — ее глаза перебегали со свекрови на соперницу и обратно.

— Довольно, Айшат, — стальным голосом сказала Халима, — ты в моем доме, моя гостья. И ты слишком загостилась. Тебе пора.

Айшат, вскочила на ноги, и не говоря больше ни слова, вышла из ванны в сопровождении свекрови.

— Прости… — прошептала ошеломленная Лейла, которая как статуя стояла позади всех. — Ей, наверное, очень…. Больно. Она брата любит. А он ее — нет. Никогда второй женой не пойду… — прошептала она скорее больше себе, чем Лие. — Братья не позволят…

Лия оперлась на раковину, чувствуя, как еще болит живот, как тянет поясницу и как она сама стала частью этого позорного мира, где по одному приказу одного мужчины, женщину могут лишить даже ее любимых духов.

Алия лежала на огромной кровати, в большой, светлой спальне, обставленной с удивительным вкусом, свернувшись клубочком. Ушла туда как только уехала Айшат.

Приходила Лейла, хотела поболтать — Лия закрылась на глухо. Приходила Халима — узнать, как она себя чувствует — Лия отвечала ровно и односложно. За маской заботы и доброжелательности не было людей. Халима, спланировавшая этот визит, хотела вызвать у девушки ревность, а вызвала только гадливость и жалость к Айшат. Лейла — гордо вещавшая, что не пойдет второй женой, даже не подозревала, что ее, в случае чего, и спрашивать никто не станет.

Рано или поздно она и сама станет такой Айшат. Сейчас Ахмат выделяет ее, пройдут годы, он приведет новую девочку, новую жертву, и тогда ненавидеть ту будет уже не одна, а две женщины. Это цикл, остановить который у нее нет никаких возможностей. Она видела это в отражении своих глаз, когда душила Айшат.

Тихо скрипнула дверь. Лия вздрогнула, заставив себя лежать тихо, только закусила костяшки пальцев, чтоб хоть как-то сдержать панику.

Вошедший света не зажигал, только скрипнула кровать под тяжестью тела. Лию начал колотить озноб, мысли стали путаться в голове.

Тяжелая рука легла на плечо.

— Знаю, не спишь, — услышала тихий голос мужа. — Дрожишь вся. Лия, я не трону. Тебе врач запретила, я знаю это.

Девушка задышала чуть ровнее.

— Пришел сказать, что мне жаль. Жаль, что вышла стычка с Айшат, — говорил тихо, просто поглаживая Лию по плечу. Лежал поверх одеяла, не прижимаясь, не ложась нормально.

— Лия…. Свадьба с Айшат была и есть политическим шагом, — продолжил после недолгой паузы. — У тебя нет причин для ревности. Я уважаю Айшат, ценю ее, но не люблю. И надежд ей никаких не давал сразу. — говорил быстро, в темноте, точно стыдясь своих слов. — Я никогда не брошу Айшат, Лия, она останется моей женой, как и ты. Но… — он замолчал. — Но ты — другая. Ты — больше, чем жена. Ты — моя женщина.

Чуть привстал на локте, наклонился к ней и коснулся губами шеи. Лия машинально поджала плечи, но Ахмат больше ничего не сделал.

— Ты — моя, Алият. Моя, — перевернул ее на спину и заглянул в глаза. — Даже если мне придется привязать тебя, я больше тебя не потеряю.

Погладил по волосам, а потом просто встал и вышел из спальни.

Утром они уезжали. Ее разбудила Халима на рассвете, ласково улыбаясь накормила завтраком — Ахмат завтракал отдельно. Помогла собрать те мелочи, которые еще не были отправлены в дом в горах и нежно обняла на прощание.

— Лия, — отстранилась и посмотрела на невестку с улыбкой, — просто отдохни. Я уверена, что вы с Ахматом, наконец-то, найдете общий язык, решите все недоразумения. И жду вас обоих счастливыми.

— Сынок, — обняла Ахмата, стоявшего у машины.

Лия, прежде чем сесть в машину, внезапно обернулась и глянула на дом. Красивый, большой, богатый. И вдруг отчетливо поняла, что больше в эту клетку не вернется. Никогда. Дала самой себе обещание, которое даже не знала, как выполнить. Просто вдруг сама себе это проговорила.

Когда в машине Ахмат снова, традиционно, прижал ее к себе, закрыла глаза. Она устала, смертельно устала. Внезапно, представила себе, что сидит не в этой машине, и не с этим человеком, а опирается на грудь совершенно другого мужчины: с теплыми, карими глазами, с ранней сединой на висках. Слышит его сердцебиение, прислушивается к его дыханию.