Резник сел на диван, чувствуя, как наваливается смертельная усталость. Как и девушка, он просто стянул с себя футболку и джинсы и провалился в тяжелый, черный сон.

Лия кричала. Ахмат ворвался в квартиру вместе с охраной — тяжёлые шаги, резкий запах табака, лязг оружия. Он схватил её за волосы, поднял, и, как в ту первую ночь, ударил по лицу с такой силой, что она ударилась о стену и упала. Сквозь пелену боли и звон в ушах она видела, как его люди валят Андрея на пол, бьют, наваливаются сверху, давят на горло, рвут суставы, ломают позвоночник, превращая дыхание в хрип.

— Ахмат… нет… — сорвалось с губ.

Он не слышал. В почерневших глазах стояло одно — ярость, оскорблённая собственность, безумие мужчины, пришедшего убивать. Он наступил на её сломанную ногу, надавил медленно, с наслаждением, и мир лопнул от боли, заполнившись белым светом.

Она закричала — крик прорезал всё: стены, время, сон.

— Лия! — где-то рядом, совсем близко, уже другой голос, мягкий, тёплый, живой. — Лия… моя девочка…

Ее била мелкая дрожь, а слезы, горячие и соленые, бежали по лицу, оставляя влажные следы на коже Андрея. От накатившего ужаса перехватывало горло, не давая вымолвить и слова; она могла лишь судорожно прижиматься к его горячей груди, впитывая это тепло как единственную защиту. Андрей, не говоря ни слова, крепко обнимал ее за плечи.

Комнату гостиницы заливало слепящее утреннее солнце, пыльные лучи золотили пылинки, танцующие в воздухе. За окном, словно в другом, беззаботном мире, гудели машины, слышался обрывистый смех и отдаленные голоса спешащих по своим делам людей.

Ахмата не было. Не было его тяжелого взгляда, его бешеной ненависти, от которой стыла кровь.

Был только Резник, раздетый и взъерошенный, с покрасневшими глазами и щетиной, который, не смотря на сонливость, продолжал крепко ее обнимать, прижимая к себе.

— Он меня найдет… найдет… — Алия тряслась от ужаса, никак не могла успокоится. — Он не остановится, он меня будет искать…. Он всех убьет…

— Лия, — Андрей обхватил ее лицо руками и сжал, заглядывая в глаза, — я не позволю. Ты слышишь? Я не дам ему к тебе даже приблизиться….

— Ты не понимаешь… не понимаешь… — она плакала, задыхаясь от паники, не имея возможности нормально дышать. — Он любит меня… любит…. Он меня женой хотел сделать…. Он — зверь… он убьет нас обоих…

— Нет, Лия, нет, — Андрей вдруг подавил желание накрыть ее губы своими, заставить замолчать, переключить панику и ужас на себя, но понимал, что этим сделает только хуже. — Послушай меня, мы едем не в Волгоград, мы едем в Москву. Твоя мама уже там и Зарема тоже. Там у меня есть возможность вас защитить….

— Ни у кого нет… ни у кого… они меня прямо на улице похитили…. Избивали…. Всем все равно….

— Нет, моя девочка, нет. Не всем, — его рука скользнула по ее спине, ладонь легла на лопатки, чувствуя под тонкой тканью футболки каждый позвонок, каждую судорожную вздрагивающую мышцу. Он притянул ее чуть ближе, чтобы их сердца стучали в унисон. — На этот раз история другая, Лия. Ты — не дагестанка, тебя действительно похитили с улицы и в полиции есть заявление твоей матери — самого близкого родственника. Пока ты была в Дагестане, никто не хотел вмешиваться, это правда, но сейчас ты на моей территории, не на его.

Он с силой, но не больно, зажал ее лицо между ладонями, заставляя встретиться с его взглядом.

— Я не дам больше ему тебя забрать. Если придется… — его большой палец нежно стер с ее щеки слезу, — мы… Ты уедешь из России, но он тебя больше не получит. Никогда. Дыши, маленькая моя, дыши… Считай до десяти и обратно, — и не выдержал, наклонился, касаясь ее губ своими, вдыхая в нее свои силы, свою жизнь.

Лия резко втянула в себя воздух.

Андрей пришел в себя и отстранился.

— Прости... — прошептал он, — прости... я должен был успокоить тебя, Лия.

— Что... что ты делаешь?

— Переключаю эмоции, — ответил ровно и спокойно, не подавая вида, что врет, откровенно врет и ей, и себе.— Видишь, ты стала успокаиваться. Лия, я везу тебя домой, к тем, кого ты любишь. Я не причиню тебе зла, клянусь, — снова притянул к себе, но уже спокойно, ласково, не сильно.

Она дышала коротко, рвано, плакала, но постепенно начала успокаиваться в сильных руках. Андрей бережно прижал ее к себе, молясь только, чтобы она не испугалась на этот раз уже его, и проклиная утро и естественную реакцию организма. Повернул ее так, чтобы у нее даже мысли об опасности не возникло. Убаюкивал, успокаивал, держал крепко, а у самого горели губы от поцелуя, в крови играл первобытный огонь, мурашки бежали по спине от отчаяния и темного желания, которое вызывала эта удивительная девушка. Она доверяла ему, а он хотел, первый раз в жизни хотел воспользоваться доверием.

Ненавидел себя за это, и ничего не мог поделать.

И вдруг понял, что Ахмат испытывает к ней эмоции, ничуть не слабее его собственных. А значит — будет рвать за нее всех, значит — пойдет по головам. Он будет убивать, но не ее. А если получит обратно….

Резнику стало по-настоящему дурно от понимания, что ждет Лию, если Ахмат сможет ее заполучить.

Она доверчиво положила голову ему на плечо, успокаиваясь, затихая. Он чуть-чуть пошевелился, отодвигаясь, набрасывая на себя одеяло так, чтобы не смутить ее, оберегая не только покой девушки, но и ее душу. Гладил рукой по волосам, борясь с собственными демонами внутри.

В квартире они прожили три дня. Три дня, которые слились в один долгий, мучительный кошмар. После почти трех месяцев заточения, невероятного напряжения всех сил, ее тело и психика окончательно сдали. Словно выжатый лимон, организм отказался бороться, обрушив на нее все подавленные болезни разом.

Сначала была просто лихорадка и озноб, вызванные простудой, а затем начался острый приступ цистита. Она лежала в постели, скрутившись калачиком, с горячей грелкой на животе, которая лишь на минуту приглушала режущую боль. От слабости и этого жгучего унижения она тихо поскуливала, кусая подушку, чтобы не кричать.

Даже самой дойти до туалета возможности не было — сломанная нога лишила ее подвижности. Андрей стал единственным средством опоры, передвижения, заставляя Лию мучительно гореть от стыда и собственной жалкости.

Но хуже физической боли были ночи. Лия возненавидела темноту, эту бездну, которая без конца и края рождала ужас. Ночные кошмары не давали покоя ни ей, ни Андрею. В ее снах Ахмат находил ее снова, и снова, и снова. Он методично, безжалостно убивал всех, кто был рядом: маму и Зарему в Москве, Светлану Анатольевну в Волгограде. Но самое страшное ждало ее в финале каждого кошмара — Андрей.

Андрея он убивал с особой, изощренной жестокостью. Всегда у нее на глазах, чтобы она видела последнюю агонию в его глазах, слышала хрип. И она просыпалась. Не сразу, а с надрывным, беззвучным криком, застрявшим в горле, вся в ледяном поту, трясущаяся в объятиях Резника, который и сам выглядел уставшим.

Днем даже самые простые, казалось бы, приятные вещи оборачивались новой волной горя. Аромат свежезаваренного кофе, который Андрей варил по утрам, хруст еще теплого круассана, вид аккуратных роллов, привезенных из суши-бара, — все это могло вызвать у Лии внезапный приступ слез. Эти запахи и вкусы были слишком нормальными, слишком из того мира, где не было страха и насилия, и их беззаботная обыденность становилась невыносимой. Она брала в руки подаренную Андреем шоколадку, и пальцы сами начинали дрожать — ведь совсем недавно единственной едой для нее национальные блюда, которые готовили сначала в доме Алиевых, а потом — старуха-управительница у Ахмата.

Когда Андрей мягко спросил не хочет ли она, чтобы он купил для нее что-то из косметики, Лия едва не сорвалась на крик, а потом, плача, сказала, что лучше воспользуется самым простым мылом и шампунем, которые принесла Маша, навещавшая их каждый день. Эти баночки пахли так обыденно, просто, что ничем не напоминали ей густой, удушливый аромат духов, который она чувствовала, когда Ахмат был рядом.