И Морай подмигнул мне, намекая, кто именно обеспечит ему сыновей. Королева это тоже поняла, и я ощутила зловещий холод на коже. Дикая боль растворила сознание, словно меня бросили в огненную реку, но это была Гленна, ее месть сыну.

— Мира! — раздался отдаленный крик.

Я упала на колени, хватаясь обеими руками за перерезанное горло.

Морай

Загнанный в угол зверь может открыть второе дыхание, если перестанет жаждать выбраться, а сделает все, чтобы причинить вред охотнику перед смертью. Тогда он становится невероятно опасным. Мать понимала, что я победил, что пощады не будет, и сделала последний ход, способный причинить мне невыносимую боль.

Рванул вперед, отбил атаку ее гвардейца, скинул ублюдка в лаву, и повернулся к матери. Она смотрела твердо, беспощадно, с торжеством. Схватил ее за горло, поднимая над землей, и с минуту не решался отправить вслед за воином. Убить женщину, собственную мать — не самый достойный поступок для короля.

— Я оставлю тебя здесь, на этом выступе. Как и сказал ранее, ты понесешь наказание через огонь.

Скоро лава доберется и сюда, мать медленно будет ждать гибели, и помощь не придет. Сурово, но справедливо. Отбросил ее, и подошел к Мире.

Моя нежная девочка заплатила жизнью за нашу истинность, именно любовь к ней вынудила мать пойти на убийство. Она отомстила мне в полной мере: с каждой секундой метка на пальце слабела, и вместе с ней из меня будто вытекали все жизненные силы, выжигая, как пожар леса.

— Пальмира, если бы я только мог отдать свою жизнь, чтобы вернуть тебя! — вырвалось из глубины сердца.

Руку словно охватило огнем изнутри, весьма болезненно… Но ведь обычно огонь не причиняет вреда, это моя стихия! Не удержал Миру на руках, опустил ее на покрытый пепел склон, и только тогда заметил, что по венам заструился серебряный свет. Обнял невесту, и этот свет начал перетекать в нее.

— Сколько же мы еще не знаем об истинности! — голос дрожал, я боялся поверить, что могу вернуть Миру, ведь если этого не случится, разочарование после душевного подъема просто убьет меня.

Мучительные секунды сменяли друг друга, ее тело окутывалось едва различимым сиянием, и я от всего сердца помолился Лилии и Амаросу, призывая вернуть мне любимую. Вверх дном переверну каждую библиотеку, каждую канаву в замке, но найду книги об истинности, спрятанные матерью! Наверняка еще Эмилия многое прихватила, надо будет и у Караваджо устроить обыск на всякий случай.

Тем временем рана на горле девушки затягивалась, вызывая и восторг, и страх перед силами, о которых мне еще ничего не известно. Ну и ладно, лишь бы милая Пальмира открыла глаза!

— Только очнись, очнись, прошу, не оставляй меня одного! — шептал как безумный, целуя ее руки.

Веки дрогнули, невидящий взгляд прошелся по мне, и устремился куда-то вдаль. Я прикоснулся губами к холодному лбу, и прижал хрупкое тело к себе, чтобы согреть. От раны осталась едва различимая розовая полоска, связь дракона и его истинной спасла жизнь Пальмиры.

— Морай, — слабо произнесла девушка.

— Тише, не говори ничего. Я с тобой, все будет хорошо.

Позади нас раздался злобный смех.

— Как ловко, надо же! А об этом мне ни строчки не встретилось, иначе я бы просто столкнула эту дрянь в лаву.

Не стал поворачиваться к матери, просто поднялся на ноги, выпуская драконьи крылья. Конечно, лететь с девушкой в таком облике не очень удобно, тяжеловато, но принять полную часть не могу, она не в том состоянии, чтобы удержаться на мне верхом.

Но мать неожиданно подскочила, и громко воскликнула:

— Стой, мне есть, что тебе сказать! Думаешь, одна я лгала тебе? Пальмира, которую ты готов посадить на трон, на самом деле плевать на него хотела, и на тебя тоже. Она планировала сбежать, и поверь, ты бы ее никогда не нашел. Хочешь узнать правду о роде Караваджо и твоей невесте?

— Нет, не от тебя. Марко признался о способности открывать порталы, как еще мы бы вас нашли, и прибыли так быстро? Он еще ответит за многовековую ложь Сайберам, но Мира здесь ни при чем.

— Значит, он не рассказал все до конца! — удовлетворенно заключила она. — Понимаю Марко. Он надеется, я умру, и ты не узнаешь всю правду, да и Мира тебе не выдаст ни собственного происхождения, ни своих планов, ни того, как Эмилия Караваджо, которая до сих пор жива, на самом деле избавилась от метки истинности.

Остановился, не в силах просто так улететь. То, что Марко не до конца сознался, я и сам понимал, но пока не настаивал на откровении: спасение Пальмиры и семьи Караваджо стояли на первом месте. Но где гарантии, что после окончания этого кошмара герцог действительно расскажет мне все? Наверняка мать выбила все признания, и с ее смертью я потеряю последние зацепки. Но и цена, которую она запросит за сведения, может быть слишком высокой. Я не могу оставить ее в живых.

Видимо, она поняла ход моих мыслей, и иронично подняла руки.

— Не бойся, сын, я не потребую отпустить меня. Просто хочу раздавить тебя перед своей смертью. То, что ты узнаешь об Эмилии и Пальмире, уничтожит тебя. Обе дикарки стоят друг друга!

Я мог бы развернуться, и улететь, наплевав на ее гадкие намеки. Мог бы не задавать вопросы Марко, и прожить спокойную жизнь с Пальмирой, простив ей любую ложь. Мог бы, но не стал… себе на погибель.

Пальмира

Лунный свет остудил горящее в адском пламени тело, мягко прикоснулся к волосам, и прошептал слова утешения.

И нет, я не сошла с ума, так оно и было, честно: некая сущность спасла мне жизнь; то, что существовало за гранью понимания Вселенной, какая-то древняя могущественная сила, которая обладала разумом, но явилась ко мне не в человеческой форме, а в виде лунного сияния.

Истинность… метка на руке отозвалась нежной пульсацией. Морай, наша связь с ним вытащила меня из бездны, любовь дракона и его невесты. Неужели Амарос и Лилия до сих пор в некой нематериальной форме существуют среди звезд? Могут ли боги ходить по земле?

— Ложь! — раздался резкий голос, больно ударивший по ушам.

— Спроси у нее сам, сын. Я лишь рассказала то, что поведала мне эта тварь. Она как змея, скользкая и подлая, проникла в твое сердце, и отравила. А ты еще удивлялся, почему я хотела посадить на трон бастарда! Ты слаб, наивен и ничтожен, дикарка лишь обнажила твою уязвимость.

Первобытная ярость в голосе вытащила меня из грез, вернула к суровой действительности. Слегка повернула голову, и увидела королеву: женщина сидела на покрытом пеплом выступе, по лицу стекал пот, а в глазах отражалось пламя. Даже в такое мгновение она не желала попросить у сына прощения, не пыталась спасти свою жизнь. Ей хватило того, что перед гибелью она испортила жизнь всем остальным.

— Прощай, мама.

Внутри меня все сжалось, когда дракон оторвался от земли. В голове отчаянно пульсировала лишь одна мысль: только не урони меня в лаву, не урони! Хорошо, что в последнее время меня мало кормили, вес снизился… О чем я вообще думаю! Морай рядом, он не отпустит меня, все осталось позади.

Приземление было жестковатым на мой взгляд, но дракон не обратил внимания на мою слабость, а сразу отнес в какую-то палатку, где за меня взялись лекарки в серых одеждах. Сайбер же вышел, не сказав ни слова.

Почему, что не так? Это из-за матери, ему больно? Он ведь фактически убил ее, оставил посреди потока лавы без шанса на спасение. Наверное, ему нужно время, нужно побыть одному, свыкнуться с новой реальностью, где не будет королевы. Да и проблем она ему создала перед гибелью, с тем же бастардом.

— Я буду рядом, — произнесла вслух, и закашлялась.

Лекарка сразу же влила в меня травяной отвар, после которого я заснула. В грезах тело покачивалось на волнах, в ушах звучала песнь моря, и, видит бог, никогда мне еще не было так спокойно на душе. Я наконец поняла, чего хочу, нашла в себе смелость, и обрела гармонию.