Морай

Очередная ночь без сна, но на этот раз не из-за мародеров, а из-за леди Караваджо. После ее появления все пошло наперекосяк, матушка наверняка пожалела, что затеяла отбор. Хотела соблюсти традиции — получай последствия. И пусть мы еще не получили доказательств истинности, моя рука до сих саднила, палец будто раскаленным железом прижигали. Но где сама метка, почему не проявилась?

Вопросы, сплошные вопросы, и никакой надежды на скорейшее получение ответов. Пока советники переберут всю библиотеку, пока изучат книги, пока подвергнут каждую строчку проверке — пройдут недели, или больше, а мне нужно знать прямо сейчас, истинная она, или нет. Пусть метка и не передается по наследству, но ведь проявилась она у Эмилии, и исчезла ли в действительности — никто толком не знает. Я бы на месте того дракона подверг все тщательной проверке, а он с легким сердцем отказался от помолвки, и умер потом бездетным, несчастливым, потерянным.

Могла ли Эмилия как-то замаскировать знак на руке? Но ладно еще на своей, а как она провернула этот трюк с драконом?

— Мор, срочно! — ко мне в кабинет ворвался взволнованный Юэн. — Мы нашли принца Максимилиана. Он спал в снегу, голый.

Значит, перевоплощался. Когда мы принимаем драконий облик — одежда распыляется, и при новом принятии человеческой формы мы оказываемся голыми. Из замка брат ускакал на лошади, обратно — прилетел в облике дракона. Любопытно, где он был.

— Куда вы поместили принца?

Юэн замялся.

— К лекарям. Понимаешь, он ведь израненный…

Не стал дослушивать, и помчался к брату. Прах его побери, куда глупый мальчишка влип⁈ От сильного удара дверь в палату вылетела, и разбилась, но я подбежал к брату, и застыл.

— Это еще что такое?

Некоторые отметки походили на следы от прутьев, зато лицо было расцарапано дикой кошкой… или крайне обозленной женщиной.

— Его высочество держал это в руке, — почтительно склонился лекарь, и протянул мне охапку кривых веток.

— Букет, — простонал Максимилиан, — букет для Миры.

Все встало на свои места, и вместо желания убить обидчиков брата во мне воспылало желание убить непосредственно брата. Отослал лекарей, и Юэн занял место у изголовья Максимилиана. От него сильно пахло горячительными напитками, даже принятие облика дракона не выжгло из него эту дрянь.

— Итак, ты нарушил мой приказ, и отправился к леди Караваджо.

— Я не смог отступиться от той, которую люблю. Мира должна была стать моей.

То, как он сократил ее имя, пробудило во мне ярость. Никто, даже мой брат не может называть ее так нежно. Если метка проявится — она будет Мирой только для меня. Если же нет — я постараюсь забыть это болезненное притяжение, вышлю ее из столицы, выдам замуж за какого-нибудь графа, чтобы увез ее подальше. Даже брат не получит ее, иначе я не могу постоянно быть с ней рядом, и держать в узде чувства.

— Зачем ты отправился туда, Максимилиан?

— Я хотел сделать ее своей, чтобы она не досталась тебе. Но Мира отвергла меня, прогнала.

Ее благоразумие спасло парня от большой беды.

— То есть ты покусился на честь знатной девушки, к которой я запретил тебе приближаться? Вот так, да?

— Я едва не совершил большую ошибку, и получил по заслугам.

Судя по бороздам на лице, разозлилась девушка знатно.

— Но знаешь, Морай, тебе она тоже принадлежать не будет. Она гордая, не спесивая, как матушкина фаворитка Маргарет, а исполненная достоинства. Ты не знаешь, как бьется ее сердце, что греет ее душу, какие сны она видит. Ее мечты, улыбки, блеск глаз — все это будет тебе недоступно, потому что ты не тот, кто ей нужен. А теперь оставь меня, проводи свой отбор. Ты его проиграешь, не она.

Надо было поставить на место зарвавшегося младшего брата, но я покинул палату, приказав лекарям скорее привести лицо принца в норму.

Зато слова Максимилиана не выходили у меня из головы. Я отметал их, как несусветную глупость, но снова и снова возвращался мыслями к незнакомке, которую впервые увидел несколько часов назад. Ну почему метка проявилась не у достойной герцогской дочери, а у безродной внучки Эмилии? Почему брат влюбился именно в нее, а не в любую другую девушку? И почему я не могу перестать думать о ней, о страхе, который бедняжка пережила?

— Прости, что вмешиваюсь, — Юэн поравнялся со мной. — Ты обратил внимание, что Максимилиан исчез из замка сразу после…

— Разговора с нашей матерью. Да, заметил. Она была недовольна интересом младшего сына к леди Караваджо, но после моего намека на метку истинности подозрительно притихла. Видимо, вынашивала план, как избавиться от девушки.

— Что будем делать?

— Ждать. Мне нужна информация об истинности. Ты видишь метку? Я тоже нет, но чувствую, словно ее огнем выжгли на безымянном пальце. Ты тем временем присмотришь за матушкой и Максимилианом, чтобы они не навредили леди Караваджо, а я буду наблюдать за ней на отборе. Посмотрим, как она себя проявит.

Пальмира

На обиженных воду возят только если они сами это позволяют: я, например, устроила разнос семье Караваджо, заперлась в комнате, объявила голодовку, предварительно сделав запасы, и слушала весь день, как они мнутся за дверью, и умоляют поговорить с ними. А что, сами виноваты, не предупредили о возможностях драконов, не удостоверились в моей безопасности. Марко вообще напоил принца, что придало ему смелости довести дело до конца. Хорошо, мне удалось достучаться до Максимилиана, и до полного конца дело он все-таки не довел.

Не буду скрывать, я этого сама когда-то хотела, мы ведь встречались, и планировали совместное будущее, но то было в другом мире, и оказалось обманом. Нынешнюю реакцию я списала полностью на физиологию: чувства-то испарились, значит, мною двигали известные со времен Адама и Евы инстинкты. Повезло, что разум не отключился в минуту опасности.

— Пальмира, умоляю, поговори со мной! — раздался плач Ислы. — Мне так стыдно!

— Убью Лиана! — рявкнул Марко, и, судя по звуку, помчался вниз.

Было бы хорошо, но это повлечет слишком много проблем. Скрепя сердце открыла дверь, высвободилась из хватки Ислы, и спустилась за названным братом.

— Пальмира! — воскликнул он, бережно беря меня за руки. — Я вызову его на дуэль, я…

— Спокойно, слугам и без того хватило впечатлений. Между нами ничего не было, я разодрала ногтями лицо принца, и выгнала. Но он успел навсегда причинить мне неискоренимую душевную боль! — добавила поспешно, чтобы брат не расслаблялся.

— Так ты еще девица! — за нашими спинами облегченно выдохнула Исла. — Амарос смилостивился, как хорошо!

Однако от слухов это не уберегло: несколько недель столица перемалывала мне кости, передавала из уст в уста, как самый завидный (после короля) жених принц Максимилиан примчался в усадьбу Караваджо после праздника, и провел жаркую ночь в объятиях дикарки. Я поразилась подробностям, а Марко ссорился со всеми подряд, требуя прекратить распространять порочащие слухи.

Дошло до того, что дворцу пришлось вмешаться, и защитить мое имя от оскорблений. Герцогам пригрозили не допустить их дочек к отбору, так что высокородные сплетники прикусили языки, затаив на меня обиду, будто это я заставляла придумывать обо мне мерзости.

Но поступок короля удивил. Казалось бы, какое ему дело до доброго имени дикарки, как меня все называют. Бабушка Эмилия в столице стала именем нарицательным (и почти оскорблением), так что на ее внучку все накинулись с азартом хищника, и только Морай Сайбер проявил благородство, пресек сплетни. Неужели стало стыдно за беспутного брата? Что сказал ему Максимилиан?

А время утекало с неумолимостью реки: дальше и дальше, вперед по течению. Равноденствие приближалось, нужно было готовиться, но совсем не хотелось. Если от меня требуется провалить отбор, почему бы не сделать это на первом испытании? И тогда Маргарет с остальными невестами восторжествуют, уничтожат морально: даже вернувшись в свой мир, я не забуду душевную боль, причиненную их желанием опорочить меня.