Сейчас, если бы даже никто не говорил раньше, что его дядя человек исключительный, он увидел это сам, услышал в его словах, которым внимали присутствующие. Иногда ему пытались что-то доказать, в чем-то оправдаться и не могли.
— Вы сами до этого не могли додуматься? — глыбой навис над кем-то вопрос, стал физически ощутимым даже для Харитона, а что уж там говорить о неудачнике, который не смог додуматься до чего-то такого, что Харитон и представить себе не мог…
Харитон, рассматривая комнату, наткнулся взглядом на большой лист ватмана и, хотя не вчитался в слова, пояснявшие чертеж, догадался, что это план завода, которым руководит дядя Вадим. План умещался на одном листе, правда большом, но столько всего было изображено на нем, что Харитон понял — завод огромный, вовсе не такой, каким он его себе представлял, увидев вчера со взгорка и узнав по ряду стройных заводских труб.
Как непонятно начался для Харитона разговор за столом, так и закончился. До чего договорились присутствующие, какие решения приняли, осталось для него неведомым. Под конец Вадим Андреевич твердым голосом произнес, что к середине дня ждет какой-то фронтальной информации. Что это означало, Харитон не понял.
Все быстро разошлись, остался только Петр Артемьевич, в чем-то оправдывавшийся. Дядя Вадим хмурился. Заглянула секретарша, сказала, что с ним хотят поговорить. Дядя ответил, что его нет, что он уже на территории.
О Харитоне Вадим Андреевич чуть не забыл. Уже из приемной вернулся, позвал. Развернутый журнал так и остался на столе, а Харитон, предвидя, что сейчас попадет в необычный мир, о котором можно говорить лишь на непонятном языке, только что услышанном им, со страхом и возрастающим любопытством пошел за дядей.
У подъезда их ждала знакомая машина. Шофер собирался открыть дверцу. Вадим Андреевич сказал ему что-то, и тот сразу уселся за руль, неслышно тронул, поехал плавно, а Харитон с Вадимом Андреевичем пошли пешком. Спустя минуту остановились у проходной. Вошли и очутились перед вахтером, одетым в форму, какой Харитон еще никогда не видел, и про себя парнишка отметил, что поставлен вахтер тут для того, чтобы на завод пропускать только тех, кого нужно.
Харитон ждал, что вахтер расплывется перед директором в улыбке, приветливо уступит дорогу, но тот с суровым, непроницаемым лицом протянул руку, и Вадим Андреевич подал ему красную книжечку. Скользнув по ней взглядом, вахтер смягчился, пропустил к турникету:
— Пожалуйста, товарищ директор.
— Со мной, — сказал Вадим Андреевич, взяв Харитона за плечи.
Вахтер улыбнулся парнишке, будто желая узнать, кем же приходится он директору, но ничего не спросил, из-за чего и утратил уважение Харитона.
Шагая рядом с дядей по территории завода, Харитон придирчиво рассматривал вереницу приземистых, уже отмеченных временем кирпичных и железобетонных коробок без окон и думал: сколько же тут работает людей, если вахтеры даже директора в глаза не знают, без красной книжечки не пропускают?
На дворе безлюдно, лишь пробежит кто-нибудь то тут, то там. Было слышно, как приглушенно шипело и хлюпало за стенами. И Харитону почудилось, что они не на заводе, что настоящий завод, о котором говорили непонятными словами и фразами за столом у директора, еще впереди, за этими зданиями. Но тогда какой же это завод, где ему конец и где начало?
Вадим Андреевич был погружен в свои мысли, навеянные совещанием, глядел под ноги, хмурился и, казалось, забыл, что рядом с ним племянник. Только попав на заводскую территорию, вспомнил о Харитоне, вопросительно взглянул на него, скупо улыбнулся:
— Бывал, Харитон, на заводах?
— Не-ет…
— Ну вот, я тебе кое-что покажу. Не все сразу, потому что времени нет, а заводик у нас не из маленьких…
И это «заводик» как бы сразу открыло Харитону глаза на то, что попал он на «заводик» первой величины. Вспомнил слышанные где-то слова: большое вблизи не видится.
— Завод наш большой, — рассказывал дядя. — Если смотреть с одного края — другого не увидишь.
У Харитона от удивления чуть волосы на голове не зашевелились. Ого! Без конца-краю завод! Сколько же Боровых и Бузинных на такой территории уместится!
— А людей на заводе много работает?
— Да сколько ж?.. — будто столкнувшись с каким-то препятствием, прищурил глаза директор и спросил: — А как ты думаешь?
— Ну, может, человек пятьсот, а то и больше…
В глазах директора отразилась целая гамма чувств, но по ним Харитон никак не мог определить, преувеличил он цифру или не дотянул.
— Ты думаешь, если я директор, то точно знаю, сколько нас здесь трудится? Все, кто живет в Новотуржанске, работают либо у нас на заводе, либо на наш завод. Других у нас почти нет. Поживешь немного, и тебя наш красавец захватит в свою орбиту, и если полюбишь по-настоящему дело, то уж и сам не захочешь с этой орбиты сходить. Понял, дружище?
Они завернули за угол, хотя до конца ряда строений не дошли. Видно было, как куда-то вдаль потянулась высокая каменная стена, отгораживавшая заводские корпуса от внешнего мира. И, обернувшись, не увидел Харитон конца этой стены. Они вышли на широкий проход, пересекавший заводскую площадь. Где-то там, вдалеке, виднелся ряд знакомых труб. И Харитон, не удержавшись, спросил:
— Вон те трубы другого завода?
— Наши. Они чуть в стороне от цехов.
Харитон с удивлением и даже со страхом посмотрел на дядю:
— А как вы… как вы все это знаете? Ведь это такая махина!
Вадим Андреевич не сразу сообразил, чему удивляется племянник, а поняв, тепло улыбнулся и пояснил:
— Как? Обыкновенно. Ты в своем огороде во всем разбирался? Знал, где огурцы, а где капуста? Где пчелы и на каком дереве какой сорт яблок? Знал ведь?
— Знал… чего же! Так то огород.
— У каждого свой огород. Мой огород — вот этот гигант.
Харитон любил шутки, любил людей, которые ценят шутки и умеют шутить. Но он видел, что шутка дяди Вадима особенная, в ней заложен глубокий смысл. В самом деле, подумал он, такие гиганты заводы существуют не сами по себе. Их создали люди, знавшие что создают, поэтому и есть на свете мастера, для которых нет тайн в самом сложном. И Вадим Андреевич из этих людей. Он долго и хорошо учился, вот досконально и овладел тайной «своего огорода». И захотелось Харитону познать хоть какую-то часть того, что, как свои пять пальцев, знает дядя Вадим. Подумал и тут же забыл об этой заманчивой мысли — на него неожиданно налетел такой непостижимый шквал, что он только мотал головой, испуганно озирался, пытался рассмотреть и все равно не мог ничего понять.
Завод-богатырь, едва только они вошли в цех, дохнул на Харитона настоящей жизнью. Он вздыхал, чихал, кашлял, сердился, бушевал, а люди, казавшиеся маленькими, суетливыми, переговаривались, что-то делали, приказывали друг другу, стучали, гремели, выполняли каждый свое дело.
Харитон плелся следом за дядей и, если бы и вздумал что-нибудь у него спросить, все равно ответа не услышал бы, потому что проходили они, как потом он узнал, по механическому цеху. Здесь клепали детальки, для каждой из которых требовался мощный кран. Тут глухо стучало, бренчало, звенело и шипело. И боровскому школьнику, привыкшему только к воробьиному чириканью да мычанию и меканью возвращающегося стада, все это казалось сверхъестественным. Он и представить себе не мог, что подобные шум и грохот могут быть постоянными.
Переходили из цеха в цех. Вадим Андреевич чуть заметным движением головы здоровался с рабочими. Они знали директора, улыбаясь, отвечали, иногда в приветствии подымали руку, а затем еще энергичнее принимались за дело. К директору подошел один из старших в синей сатиновой спецовке, быстро пожал руку, крикнул что-то на ухо.
Харитон заметил, что по заводской территории снуют туда и сюда автопоезда, похожие на те, что в аэропорту подвозят пассажиров к самолетам. Но здесь они перевозили не только людей, но и разные грузы. Этим транспортом можно бы было воспользоваться, но дядя Вадим или совершенно забыл о нем, или не нужна была ему эта техника. Он намеревался пройти пешком по этим длинным, будто хлева или птичники на колхозных фермах, только во много раз выше, железобетонным корпусам, заполненным двигающимися машинами, горами металлических балок, рельсов, болванок, ползущими кранами, что тащили на своих красноватых, — наверное, от ржавчины — крюках различные грузы.
