В микрофон сообщили, откуда и куда они полетят, на какой высоте, какая температура воздуха будет за бортом и кто пилотирует их корабль. Тем временем самолет, весело покачивая длинными крыльями, катился по бетонной дорожке. Харитон, услыхав о высоте, о двадцати с лишним градусах мороза за бортом, вконец разочаровался в путешествии. Чуть не заплакал — дернуло же его полететь, вот влип в оказию! Лучше б гулял где-нибудь возле Десны, лежал в траве да смотрел бы в небо, следил, как проносятся там серебристые самолеты…
Возможно, он и сорвался бы с места, бросился бы к двери, если б не появилась та самая девушка, уже с подносом, полным конфет в золотых и серебряных обертках. Конфеты Харитон очень любил. Всякие сомнения тут же оставили его. Не отрываясь следил он за подносом, прикидывая, сколько конфет можно взять: горстку или больше.
Пассажиры лениво брали по конфетке, неторопливо разворачивали бумажку, клали в рот. Харитон был так разочарован этим, что даже не заметил, как самолет, ловко развернувшись, замер перед длинной и ровной, точно расстеленный бесконечный холст, взлетной полосой. Он все же захватил в горсть с полдесятка маленьких конфеток, так привлекательно выглядевших издали и совсем не таких соблазнительных вблизи, развернул одну, бросил в рот, тут же отметив, что они мятные, а такие он не любил. Делать нечего, он лениво гонял во рту леденец. Но он тут же забыл о конфетах и обо всем на свете, потому что вдруг увидел в окно, как мимо на бешеной скорости проносятся столбики с фонарями, как мелькают строения, как все плывет куда-то вниз, исчезает, только небо с клочьями туч несется навстречу. Моторы натужно гудели. Потом произошло нечто невероятное — от неожиданности и испуга Харитон проглотил конфету, а руками с такой силой вцепился в сиденье, что даже пальцы посинели. Еще бы не вцепиться, если самолет крутануло в сторону так, что вверху засинело небо, а внизу зачернела земля. Она оказалась на таком опасно близком расстоянии, что Харитон решил — зацепится самолет за бугор крылом и упадет на поле. Но самолет моментально выровнялся, еще веселей взревел могучими двигателями и полез вверх, ближе к солнцу, туда, где плыли белые громады облаков, где двадцать с лишним градусов мороза. Однако вместо ледяных узоров на стеклах иллюминаторов появились дрожащие и пузырящиеся дождевые подтеки. Харитон удивился: кругом ясно, а на окнах — дождевые полосы. Откуда?
Весь страх с него будто рукой сняло. Он подумал про себя, что если бы здесь людей подстерегала опасность, то их в самолет ни на какой веревке было б не затащить. А тут смотри — ни одного свободного места в салоне, да еще вроде и не всем удалось улететь. И он уже смело осматривался, тайком наблюдал за пассажирами. А они вели себя по-разному. Женщины расслабленно откидывали на спинки сидений головы — дремали или делали вид, что хотят вздремнуть. Мужчины держались независимо: кое-кто сразу же отстегнулся, а один уже сновал в узком проходе, намереваясь куда-то попасть, хотя, видно, и сам не знал, куда ему надобно.
Харитон взглянул на дядю Вадима. Тот сидел, ни на что не обращая внимания, тоскливо смотрел в окно, в глазах его застыла задумчивость, смешанная с печалью. Харитон понял, что Вадим Андреевич совершенно не думает о том, где находится, что для него такая обстановка привычна, и от этого хлопец почувствовал себя спокойнее и увереннее. Только и всего, что в ушах непривычно звенит. Беспокоил рев двигателей, но Харитон понимал, что с минуты на минуту все это наладится, исчезнет болтанка, похожая на ту, какую он испытывал, плывя в лодке или качаясь на качелях.
Харитон постепенно освоился, был доволен собой, считая, что сделал уже первый шаг к космическим полетам. Решительно и смело придвинулся он к круглому иллюминатору и посмотрел на землю. До этого ему казалось, что если с такой высоты глянуть вниз, то сразу закружится голова. Ничего подобного не произошло. Сначала он увидел какую-то ватно-седую завесу, не сразу поняв, что это туча закрыла землю. А когда туча исчезла, земля оказалась на такой глубине, что даже поверить трудно. Она была в разноцветную клетку, исчерчена белыми линиями, с блестящими пятнами. И главное, Харитону было совсем не страшно, ничто его не пугало, а, наоборот, развлекало и тешило… «Ты смотри, какое диво! — раздумывал он. — Пока земля близко, было страшно, а теперь земля вон где, а мне ничуть не боязно». И еще подумалось: как хорошо, что у человека не спрашивают, сядешь в самолет или не сядешь, а просто посадят, привяжут к сиденью, конфету в зубы — и лети, катайся себе на здоровье… Чувства страха, опасности будто и не существовало, только радостно было оттого, что овладел такой высотой безо всяких усилий, стал как бы новым, совершенно другим человеком, словно повзрослел на несколько лет. «Так вот откуда такая смелость у взрослых и у Ляны! — подумал Харитон. — Вот почему она такая храбрая и изобретательная! Наверное, потому, что с малолетства катается на самолетах…»
Харитон ощутил, что голова у него стала ясной, переполненной мыслями и воспоминаниями, сменявшими друг друга. Не успеет подумать об одном, а уже грезится другое. Смотрел в окно на поля и пруды, на Днепр, извивавшийся на горизонте серебряной стежкой. Не заметил, как светящееся табло погасло, люди развязали ремни, заговорили, задвигались.
— Харитон, как ты себя чувствуешь?
Это Клавдия Макаровна обратилась к Харитону. Он не успел ответить — Вадим Андреевич опередил:
— Из Харитона настоящий пилот вырастет. Первый раз в жизни летит, а смотри, как держится!
В глазах дяди не было прежней печали и грусти. Они светились молодо, казались немного насмешливыми и так были похожи на дедушкины! Но Харитон не сразу обратил на это внимание, взволнованный такой похвалой.
Чтобы подтвердить дядины слова и порисоваться перед тетушкой — делалось это скорей полусознательно, нежели умышленно, — Харитон решительно выпутался из ремней, встал и пошел по салонам. Если уж преодолел в себе страх, если стал настоящим воздушным навигатором и попал в заправдашний самолет, то, как человек всем интересующийся и пытливый, хотел рассмотреть, познать эту машину, чтобы при случае доподлинно рассказать ребятам из Бузинного или Борового о том, что это за штуковина — самолет.
Сперва осмотрел первый отсек, в котором разместилось с десяток людей. Здесь было тесновато, все оборудовано так же, как и в среднем отсеке, где сидел он: такие же иллюминаторы, такие же кнопочки для вентиляции и вызова бортпроводницы, такие же занавески. Отсюда можно было попасть и за борт, где господствовала температура минус двадцать градусов, и к пилотам, что вели самолет. Двери в их кабину полуприкрыты, и Харитон сразу, как это сделал бы всякий уважающий себя школьник, очутился возле летчиков да еще прислонился к стенке, рассматривая все щиты и щитки с бесчисленным количеством кнопок и сигнальных огоньков, мигавших и зеленым, и красным, и синим, так что даже в глазах зарябило. Сквозь широкое окно было видно далеко вперед, открывалась такая необычная и величественная панорама, что не оторвать глаз. У Харитона дыхание сперло. Такая радость его обуяла, какой он прежде не испытывал. И вместе с тем что-то его беспокоило, а что — и сам понять не мог. Успокоился, только когда увидел под рукой пилота черный пластмассовый предмет, в котором легко распознал штурвал, эту главнейшую в машине деталь, дающую ей силу и направление. Не будь ее, еще неизвестно, взлетела бы такая махина в воздух, шла бы так ровно и уверенно, а главное — сумела бы опуститься на землю.
У Харитона даже ладони зачесались — потрогать бы чуть-чуть этот штурвал, не крутить, а только б дотронуться, чтобы потом и в Бузинном и в Боровом похвастаться: а я за штурвал самолета держался!..
Не пришлось ему подержаться за штурвал. Больше того, его с позором выставили из кабины: один из пилотов, что сидел в черных наушниках боком по ходу самолета, обернулся и, заметив любопытную физиономию Харитона, нахмурился, потом привстал, протянул руку, легко — кабина пилотов невелика — захлопнул перед самым носом досужего пассажира дверь. Харитон не обиделся. Он остался доволен: успел разглядеть многое. Вполне резонно утешил себя тем, что и этого мог бы не увидеть. Вернувшись в салон, он столкнулся с девушкой-стюардессой, разносившей на сей раз не конфеты, а маленькие стаканчики с водой и лимонадом. Харитон тут же нацелился на лимонад, но, пока собирался, все стаканчики разобрали, остался пустой поднос. Вероятно, на его лице отразилась такая досада, что стюардесса улыбнулась ему и сказала:
