— Теперь из парня толк выйдет!
О том, что Харитон семиклассник, а Андрею Ивановичу за семьдесят, как-то никто не думал. Видно, считали учителя вечным, бессмертным.
Андрей Иванович взялся за воспитание внука с такой энергией, будто не доживал свой век, а только начинал его. Все мастерство и опыт педагога, все то, чего когда-то хватало на целые классы, на сотни детей, теперь отдавалось одному Харитону. Парнишка постоянно чувствовал эту необычную, ненавязчивую, любовную заботу.
Прежде Харитон никогда не утруждал себя соблюдением каких бы то ни было правил, жил, как хотелось: бежал и школу, после занятий спешил, если была охота, домой, а нет — так и мимо дома. Домашние задания иногда выполнял, а чаще всего забывал: и без них находилось много дел поважнее.
Андрей Иванович не составлял для него распорядка дня. Но как-то само собой получилось, что Харитону не хотелось бежать куда глаза глядят, искать мальчишеских приключений. После занятий тянуло домой, к деду. И не потому, что его плохо встретили в Боровской школе, что у него не появилось здесь друзей. Как только Андрей Иванович отвел Харитона в класс, все — и учителя и ученики — проявили к новенькому дружеское внимание. Любовь к старому учителю перешла на его осиротевшего внука.
Харитон с первого дня показал себя учеником не последним. Старательная подготовка к урокам вместе с Яриськой не пропала даром. Парнишка постепенно привыкал к новой школе и к своим одноклассникам. Все чаще он поднимал руку, а когда вызывали, отвечал не спеша, подумав. Первым руки не тянул, а выступал с дополнением лишь тогда, когда уже никто не поднимал руки. Это сразу оценили — увидели, что в классе появился способный ученик, не выскочка, но стали дразнить и осуждать за старательность.
После школы Харитон сразу бежал домой, знал, что дед ждет его.
Андрей Иванович действительно ждал Харитона. С приходом в дом внука к старому учителю словно вернулась молодость, иногда ему казалось, что жизнь начинается сначала. Он пристально наблюдал за внуком, старался проникнуть в его душу, понять, каков он, юный Колумбас. Чувствовал, что паренек не пустопорожний. Замечал, что внук тянется к нему сердцем, ловит каждое слово, каждый взгляд и оценивает все по-своему.
Хотя Андрей Иванович и видел, как бежит-спешит домой запыхавшийся Харитон, однако делал вид, что появление его неожиданно.
— А, Харитон! Раньше отпустили сегодня?
— Как всегда, дедушка! — радостно отзывался внук.
— Смотри-ка, наверно, мои часы закапризничали…
— И часы идут правильно!
Дед пожимал плечами, делал виноватый вид:
— Вот наваждение какое! Зачитался, старый, не заметил, как и время прошло, а обед не готов.
Андрей Иванович искусно играет роль забывчивого старика. Все для обеда уже подготовлено. Сам бы мог и сварить его, да нарочно поджидает появления Харитона. И приятно ему бывает слышать:
— Сейчас сварим!
— Вот и прекрасно! Если ты не устал, принеси ведерко воды, а я суп на огонь поставлю.
Харитон надевал домашний костюм, старые ботинки, хватал ведро и бежал к колодцу. Он был счастлив помочь деду. Бывало, что обед им готовила тетка Мария, но чаще этим занимался сам Андрей Иванович. Делать это было не трудно: в доме плита и баллон с газом, продуктов хватало, а стряпать Андрей Иванович умел, как и всякий партизан, не хуже любого повара.
Когда Харитон входил в дом с полным ведром, суп уже кипел на плите.
— Такая мне подмога на старости лет нежданно-негаданно, вот спасибо! — хвалил внука дед. — Дольем водичкою суп, скоро сварится. Не очень проголодался?
— Так ведь недавно завтракали!
— Ну, тогда погоди, пусть аппетит разыграется. Я тебя сегодня такой партизанской ухой угощу!
Харитон млел от радости. Андрей Иванович разговаривает с ним, как с равным. А сколько он знает важного и интересного, такого, что неизвестно не только бузиновским его одноклассникам, но и ученикам Боровской средней школы! Ведь они, что ни говори, чужие Андрею Ивановичу, а Харитон свой, внук. Тех Андрей Иванович только учил и воспитывал, а с ним, с Харитоном, живет душа в душу.
— Дедушка, вы мне сегодня про партизан расскажете?
— Да как же! Вот переделаем дела, дождемся вечера, растопим печку, сядем возле огня и отправимся с тобой в прошлое. Прошлое — оно поучительно, о нем молодым людям знать надо.
Харитон даже рот раскрыл, ждет, что дедушка начнет рассказывать какую-нибудь занятную историю, а дед вдруг круто меняет разговор:
— Так что там ты должен сделать на завтра? Пока уха сварится, может, заглянем в твои тетради?
Что ж, можно и заглянуть. Харитон не зря сидел на уроках, а на завтра как будто ничего такого и не задали, велели только повторить пройденное.
— Если что-нибудь непонятно, не скрывай от деда. Я, правда, уже постарел, забыл многое, но, думаю, вместе разберемся…
Дедушкины глаза смеются. Харитон тоже улыбается, понимающе смотрит на деда: ну и шутник, так уж и позабыл сразу то, чему учил всю жизнь!
— Да уж как-нибудь, может, и разберемся, — в тон деду отвечает Харитон.
Раскрывает свои книжки, начинает читать вслух; прочитав, объясняет, как он это понял, затем интересуется:
— Если так буду отвечать, учитель не рассердится?
— Думаю, что нет.
Тем временем суп начинает кипеть, чайник свистит, по кухне плывет такой аромат, что Харитон глотает слюну и откладывает в сторону книги.
— Пахнет так вкусно, что все науки из головы вышибает, — говорит он и смотрит на деда: как тот реагирует?
Андрею Ивановичу нравится, как Харитон шутит.
— Это так! Если дело человеку поесть мешает, то лучше его отложить в долгий ящик.
Они понимающе переглядываются. Оба довольны, даже счастливы.
В тарелки наливает дед, на стол подает внук. Обоим работа есть, и оба довольны.
Партизанскую уху дед Андрей готовит мастерски: соли кладет в меру, картошка чуть-чуть дошла и вкус имеет особый, а рыба так аппетитно пахнет! От такого блюда за уши не оттащишь. Харитон ест степенно, подражая деду: не спеша отламывает кусочек хлеба, терпеливо помешивает дымящуюся в тарелке уху, чтоб скорее остыла. Зачерпнет пол-ложки, подует, а уж потом отправляет в рот.
Харитон заметил, что дедушка не любит разговоров за обедом. Едят молча. Не то что у Горопахов. У них за столом настоящий базар: тетка Тонька покрикивает на дядьку, дядька Евмен замахивается ложкой на Митька, чтоб не болтал под столом ногами и ложкою в миске не возил, а Яриська громко жалуется матери, что братишка толкается. Вспомнив все это, Харитон вздохнул.
Андрей Иванович, заметив перемену в настроении внука, встревожился:
— Не нравится партизанская уха?
Харитон отогнал мысли о Яриське, покраснел, будто провинившийся:
— Нет, почему же…
Старался не думать о Горопахах. Но мысли о них все равно лезли в голову. И он даже сердился на себя: нужны они ему! Ведь Яриську рано или поздно выдадут за какого-нибудь «принца», Харитон им, вишь, не по нраву…
После обеда речь снова зашла об учебе. Андрей Иванович посочувствовал внуку: трудно набираться знаний. Если б это было не так интересно, мало кто выдержал бы такую тяжесть. А если вдуматься — до чего ж все интересно! Да! И дед начал по-своему пересказывать то, о чем Харитон уже читал в учебнике, да так увлекательно, что парнишка как-то иначе увидел предмет, который прежде вызывал недовольство и скуку; а главное — становилось понятным: вот для чего люди изучают математику, вот для чего она нужна!
Не заметил Харитон, как пролетел час, другой, и вдруг сообразил, что к завтрашнему дню ему и учить-то нечего, все повторено незаметно, в живой, занимательной беседе, в которой и он не молчал, а показал дедушке: он разбирается в том, что написано в учебниках. Закончив беседу, отправились на огород. Дедушка еще накануне собирался вскопать грядку, посеять редиску и другие овощи.
Харитон копал охотно, лопата казалась ему легкой, а земля мягкой. Дедушка разравнивал вскопанное граблями. Потом прибежала тетка Мария, спросила, обедали они или нет, посетовала, что не могла пособить им с обедом, взялась сеять овощи, то и дело приговаривая:
