Яриська безошибочно чувствовала, что она была единственным человеком в школе, которому Харитон целиком доверял и к которому относился дружелюбно. Это ее волновало, приводило в смущение, и она ему платила тем же. Но девочка не знала, чем и как помочь другу, чтобы он был таким, как и все… — нет, чтоб стал гораздо лучше других!

Размолвка родителей натолкнула ее на некоторые, пока неясные, мысли. Она доискивалась причины, почему Харитон никак не может ужиться в школе. И поняла: потому что он не в ладу со школьными порядками. Пусть только начнет делать все так, как подобает ученику, и к нему сразу изменится отношение и взрослых и товарищей.

Яриська была убеждена: помочь ему может только она одна. Он ее послушается, будет делать все так, как она скажет. Она считала это своим долгом. Ведь ее мама — она сама все время об этом твердит — могла бы жить и в селе и даже в городе, а осталась в лесной сторожке только ради детей. А разве она, Яриська, не способна пожертвовать своим временем, развлечениями, отдать частицу своей энергии Харитону, для того чтобы он ежедневно готовился к урокам, хорошо знал то, что положено знать ученику, и не навлекал на себя учительский гнев? Он ведь хороший мальчишка, пожалуй лучше всех. Так почему бы ему не помочь? Тем более, что и отец так рассуждает, а он все знает, человека добрее, чем отец, Яриська не встречала.

По дороге Яриська обдумала свой разговор с Харитоном. Нет, она не будет говорить о совместной подготовке домашних заданий. Маленькая женщина, она инстинктивно пользовалась таким оружием, как женская хитрость. Сказать прямо — значит обидеть человека, унизить. Предложить помощь — значит сразу же провалить свой план: какой же мальчишка признает над собой власть девчонки? Она должна натолкнуть его на мысль прийти на помощь ей, Яриське. Вот, например, задание по географии. Может ведь оно показаться Яриське слишком трудным, ну просто совсем непонятным? Разве Харитон, уважая ее больше всех остальных девчонок, откажет в помощи? Да никогда! А там и в математике могут возникнуть кое-какие затруднения — и опять она к Харитону… Так и приучит его делать домашние задания.

Додумавшись до этого, Яриська вспыхнула от стыда и волнения. Невпопад отвечала она братишке, гадая, придет сегодня Харитон в школу или снова прогуляет.

Харитон прогулял. Ничего в том не было удивительного: Десна вскрылась. Половина ребят была на берегу, даже некоторые девчонки оказались там же. Правда, почти все слишком интересующиеся стихийными явлениями природы, едва завидев директора, помчались в школу. Харитона среди них не было. Он не такой человек, чтобы отказываться от задуманного. Давно ждал этого события, и теперь его не оторвешь от реки.

Наконец уроки закончились. Можно идти домой. Митько не ждал ее, отправился в лес, а Яриська тому и рада. Она лихорадочно раздумывала, как увидеться с Харитоном. И придумала маленькую хитрость. Выбежав из школы, сразу же подзадорила подружек:

— Девчонки, айда к Десне! Что мы, хуже мальчишек?

Подружки поддержали:

— Кто сказал, что хуже?

— Мы лучше — мы уроков не пропускаем…

— Правильно! Уроки закончились — теперь на реку.

Шумной стайкой девчонки направились к Десне, подходили к реке чуть ли не на цыпочках, боясь весенней стихии. К их удивлению, берег оказался безлюдным. Лед уже прошел, только кое-где плыли одинокие льдинки да белое крошево. Чернели бревна, щепки и мусор кружились в веселом хороводе, вода пузырилась и весело шумела.

Весна хозяйкой пришла на Десну.

Девочки радовались солнцу, весенним запахам, реке в песчаных берегах, радовались той поре, которая в детской памяти запечатлевается на всю жизнь.

Когда возвращались в село, Яриська еще издали увидела: в Харитоновой хате топилась печь, из трубы вился дымок. Наверно, тетка Галина вернулась домой и готовит Харитону ужин. Радостное настроение у Яриськи будто рукой сняло. Неудобно было заходить, при тетке Галине ни о чем с Харитоном не договоришься. И она отстала от подруг, сказала, что пойдет домой прямиком, возле Десны.

Но взгляд ее не отрывался от трубы Харитоновой хаты: почему из нее среди дня валит дым? Может, тетка Галина что-нибудь вкусное из города привезла? Интересно бы узнать, что она раздобыла для лавки…

Эта мысль была как нельзя кстати. Разве Яриська могла явиться домой, не разузнав, что привезено в магазин? Да мама сразу же обидно назовет ее самой последней вороной!

Яриська проскользнула на Колумбасов двор, полюбовалась аистами, дружно трудившимися в гнезде, затем несмело шагнула в хату.

Здесь хозяйничал Харитон. Как и полагается, поздоровалась. Харитон ей ответил. Он засмущался, но и обрадовался Яриське. Это не осталось незамеченным, и она сразу же почувствовала себя нужной здесь.

— Раздевайся, Яриська, гостьей будешь! — сказал он словами матери. — Книжки клади сюда. Их никто не съест, мыши у нас книг не читают.

Харитон настраивался на шутливый тон, и это Яриське понравилось.

— Ну, как вы здесь поживаете? — заговорила она, тоже подражая матери. — Вижу, гостей не ждали, не надеялись…

— И в мыслях не держал! А кота у нас нет, чтобы на припечке сидел да гостей намывал.

— А где же ваш кот? — удивилась Яриська.

— Как весной в гульбу ударился, так, видать, где-то шкурку и потерял, — мамиными словами пояснил Харитон.

— А наша Мурка дома сидит. Побегает, побегает по лесу, мышку поймает — и домой. Боится, чтобы Митько не утопил котят…

Разговор завязался.

— А где же тетка Галина? — поинтересовалась Яриська.

— Еще не вернулась, — насупился Харитон.

— Да? А кто ж тебе печь топит, готовит?

Печь топилась. Возле горячих углей стояли два горшочка; в одном Харитон варил себе суп с сушеной рыбой, в другом — пшенную кашу.

— Не велика мудрость, — с видом безразличия произнес он. — Сам варю, раз хозяйки нет дома…

— Ой, да ты и варить умеешь? — всплеснула руками девочка. — Мужское ли дело — варить?

Тут Яриська чем-то напомнила тетку Тоньку.

— У тебя язык отвалился бы, если б меня позвал? Да я тебе что хочешь сготовлю: и борщ, и кашу, и вареники — все умею…

Девочка почувствовала себя в своей стихии. Хотя ей и не приходилось ничем подобным заниматься, но разве она не видела, как все это делает мать? Да что она — разве не женщина, которой сама судьба велела возиться у печи? А откуда он, письмоносец-Харитон, эту премудрость знает, что кухарничать взялся?

Харитон ничего на это не ответил, только с нескрываемым восхищением наблюдал, как Яриська, взявшись за ухваты, хлопочет возле печки. Она еще не выросла, поэтому поднималась на цыпочки, пыхтела и напрягалась, пока наконец не вытащила из печи горшок, в котором кипел суп. По хате распространился вкусный запах рыбы, от которого даже у Яриськи потекли слюнки.

— Ты солил?

— Два раза…

— Два! — недовольно передразнила Яриська. — Так и пересолить можно…

Она взяла деревянную ложку, зачерпнула из дымящегося горшка ухи, подула на нее, отхлебнула. И сразу же, сморщившись, выплюнула.

— Ну и повар! Да это же рассол!

— Не может быть! — не поверил Харитон.

Яриська молча утопила ложку в горшке и, зачерпнув, подала Харитону:

— Попробуй!

Харитон, набрав полон рот ухи, тут же выплюнул ее в ведро. Яриська торжествовала, а он оправдывался:

— Видать, рыба сама по себе солона, а я еще подсолил…

— То-то же, не брался бы не за свое… Куда этот суп?

— Да никуда… Кашу есть будем.

Яриська отставила горшок с супом в сторону и принялась доставать кашу. Еще не вытащив ее из печки, ошарашила парня:

— Наелся, Харитон, и каши. Да она ведь у тебя через верх полезла! Сколько ты воды налил, сколько пшена засыпал?

Харитон молчал. Он не помнил, какой придерживался пропорции.

А Яриська еще и принюхивалась к каше придирчиво.

— К тому же и пригорела! — торжествующе заявила она.