Несса позволила затащить себя за дверь. Аглая огляделась, прежде чем закрыть дверь и запереть её на крюк, которым никогда не пользовались. Но этим она не ограничилась, в два шага девушка оказалась возле окна и задёрнула штору. Несса недоумённо наблюдала за ней и ожидала пояснений, присев на край стола.

— Аглая…

Блондинка шикнула.

— Говори тише, — Аглая прикрыла глаза и глубоко вздохнула. — Сегодня на рассвете твари напали на лагерь беженцев и — о нелепое совпадение! — именно на ту палатку, в которой мирно спал Тремс, его дочь и приспешники.

— Кто? — переспросила Несса. Всё сказанное блондинкой походило на бессвязный бред.

Аглая закатила глаза и покачала головой.

— Я говорила Дэниелу, что тебе нужно рассказать всё! — недовольно пробурчала она. — В лагере с самого его основания негласно и нелегально существовало около религиозное движение почитателей тварей, — Аглая прижала палец к губам Нессы, вынуждая замолчать, не перебивать и дослушать: — Мы не обращали ни них внимания, лишь бы не мешали и не втыкали палки в колёса. Хотят поклоняться тварям и чуть ли не обожествлять их — пусть сходят с ума. Бегают по одиночке в лес на самодельный алтарь в туман — отлавливали и делали внушение. Сектанты вели себя тихо, мы их не трогали. Всё изменилось, когда ты пережила первое нападение. Тремс вбил себе в голову, что твари избрали тебя. Это же он вбил в голову всем своим приспешникам: тебя непременно нужно принести в жертву тварям! Дэниел пообещал оторвать любому голову, кто посмеет приблизиться к тебе. Но… сектанты помешались на этой идее.

Несса кивнула. Первый кусочек пазла сошёлся. Теперь стало ясно, почему Дэниел так агрессивно вёл себя, когда встретил её гуляющей по лагерю. Он просто хотел её защитить.

Аглая торопливым шёпотом продолжала:

— После второго нападения сектанты поголовно посходили с ума и чуть ли не подняли восстание в лагере. Дэниел два дня вëл с Тремсом переговоры, но тот ничего не желает слышать. Вдолбил себе в голову, что ты избранная и тебя нужно передать тварям, — девушка глубоко вздохнула. — До бунта в прощальный вечер мы считали, что сектанты успокоились и угроза миновала, — Аглая отвернулась. — После взрыва грузовика Вронежский вызвал предводителя и угрожал силой вывезти его из лагеря и бросить в лесу вместе с приспешниками, если они не вернут все тела, — она покачала головой и сложила руки на груди, продолжая стоять спиной к Нессе. — Это было ошибкой. Кащ понял, что отнёс на алтарь тело не той девушки. Вчера до ужина Тремс снова приходил к Дэниелу и требовал выдать тебя. Ожидаемо, что Дэниел послал его. Началась потасовка, и предводителя еле выволокли. Когда его вытаскивали, он выкрикнул: «пусть боги раздерут меня, если эта девчонка не избранная!» — Аглая перевела дух. — Сегодня ночью его боги, — она насмешливо скривилась, — утащили Юдифь, его собственную дочь. И… Он буквально потерял голову, его еле угомонили и заперли в подвале, но он сбежал. Ты знаешь Юдифь, она работала в госпитале. Девушка с такими же рыбьими глазами как у её отца, только похожа на зашуганную серую мышь после голодовки, — Аглая остановилась, понимая, что сбилась. Несколько секунд она молчала, пытаясь вернуться к сути. — Так вот… Сегодня на рассвете Юдифь прямо из палатки забрали твари. Тремс орёт, что боги наказали его за непокорность, забрав дочь. Он утверждает, что боги накажут весь лагерь, если не получат искупительную жертву. Тебя.

— Дэниел же не отдаст меня этому сумасшедшему? — Несса обхватила себя за плечи, её начала бить дрожь ещё в середине рассказа. Аглая фыркнула и, неожиданно повеселев, заговорчески улыбнулась:

— Вронежский вот-вот сам возглавит культ имени тебя.

Бездыханное обескровленное тело Юдифь Тремс лежало в заболоченной низине, погружённое наполовину в липкую зеленоватую грязь. Бледная кожа приобрела ещё более пепельный оттенок, чем при жизни. Выцветшее платье и забрызганный чужой кровью передник — девушка поздно вернулась со смены в госпитале — были испачканы тиной и пропитаны влагой.

К тому времени когда Кащ Тремс появился сверху небольшого овражка, последние остатки тумана исчезли из низины. Бесцветные глаза предводителя беспокойно шарили между деревьев, пока не наткнулись на тело. Сдавленный хрип вырвался из груди. Тремс протянул трясущуюся руку и рухнул на колени, старчески шамкая губами.

— Ю… Юдифь, — беспомощно прохрипел предводитель. — Доченька…

Четверо сектантов в тёмных плащах безмолвно стояли позади, опустив капюшоны на лица. Они с уважением относились к горю, охватившему их предводителя. Тремсу потребовалось десять минут, чтобы перестать раскачиваться, завывать и бессвязно бормотать проклятия. Постепенно голос его окреп, он поднялся с колен и откашлялся. Повернувшись к соратникам, Кащ Тремс использовал тот тон с высокими почти истеричными нотками вначале, придыханием и жесткостью в конце.

— Братья! Пусть моя потеря будет всем вам уроком! Пусть моя потеря станет вашей потерей! Сегодня я потерял дочь, а мы — потеряли достойного члена нашей общины!

На звучный голос предводителя из чащи стягивались остальные, что отправились прочёсывать лес. Они вслепую шли на голос Тремса, как корабли в море плывут на свет маяка.

— Так оплачем же нашу сестру! — Тремс вскинул руки, плащ его взметнулся в воздухе и опал как сломанный парус. — Но не забудем тех, кто стал причиной нашей потери! Запомним их имена! Граф Вронежский!

— Граф Вронежский! — хором отозвалась толпа.

— Смерть станет для него наградой! Он будет умолять о смерти! Сгорать в мучениях! Отомстим! За сестру!

— Месть! Отомстим негодяю! Ответим за сестру нашу! — раздались согласные выкрики. Толпа загудела, вскинув кулаки и потрясая ими в воздухе.

Тремс с хищной улыбкой и блестящими глазами смотрел на лица своих соратников, каждому заглядывая в лицо.

— Мы усыпим бдительность графа. Обманем его. Враг ожидает бунта, но мы будем вести себя тихо! Враг ждёт войны, но мы заляжем на дно! Мы будем ждать…

Толпа неистово засвистела, кто-то начал аплодировать. Сухие губы Тремса растянулись, обнажив зубы. Он взмахом руки заставил толпу смолкнуть.

— Мы заберём у графа Эрнестину Рэй и вернём её богам!

— Вернём богам! — взревела толпа. — Отомстим! Да!!!

— А после… — вкрадчиво начал говорить Кащ, заставив сторонников смолкнуть и начать вслушиваться. — Мы отдадим предателя нашей благодетельнице, госпоже Баронессе!

— Да!!! Сдать предателя Баронессе! Наказать!!! Так ему!

Предводитель вскинул голову и ещё раз прошёлся взглядом по лицам слушателей.

— И никакой пощады! Пощадим ли мы врага?

— Нет!!!

— Будем ли милосердны?

— НЕТ!!!

Заложив руки за спину, Тремс скалился. Он был доволен произведённым эффектом. Даже на мгновение забыл, что за его спиной наполовину погружённое в ил заболоченного озера лежало тело Юдифь. Мечтательно уставившись бесцветными глазами в затянутое тучами небо, предводитель размышлял. Мало было отомстить ненавистному графу, нужно было заставить его страдать так же, как он заставил страдать его.

По правде говоря, Кащ Тремс не особо страдал. Боль от потери шестой и последней дочери быстро растворилась в чувстве растущей ярости. Смерть дочери только укрепила фундамент ненависти к графу. Наглой вошке, что заявилась на его, Тремса, родные земли и объявила себя господином. Двадцать пять лет земли семей Орефица и Вронежских пустовали и считались ничьими. Двадцать пять лет и Империя, и они — дети Аномалии — мирно сосуществовали бок о бок и не мешали друг другу. Двадцать пять лет никто не смел совать нос в его дела. Пока не объявился граф и не начал копать под всех.

Сначала Вронежский заинтересовался первой лабораторией под Волкомирском. Станцию пришлось взорвать. Тремс безжалостно принёс в жертву трёх своих дочерей, что работали на станции. Именно они по просьбе отца разложили в местах, отмеченных красным маркером на карте подземной лаборатории, таинственные пакетики с тонким металлическим усом.