Я цепляюсь за край стола, мои зубы болят, в то время как я закрываю рот. Ты в порядке. Это просто глупая «ободряющая» речь, учитывая, что всё, что я хочу сделать, это взорваться... и да, бутылка Jameson звучит отлично.
Он останавливается у двери, чтобы поправить галстук.
— И ещё, совет. Если ты хочешь, чтобы тебе делали минет в твоем офисе, тебе действительно нужен ассистент.
Какого хуя?
Моё лицо бледнеет.
Мой отец смотрит на стол, как будто может видеть его насквозь, но это не так.
— Лили, постарайся в следующий раз не дышать так тяжело. Ты выдаешь себя.
С этими словами он выходит из моего кабинета и исчезает с глаз долой.
Как и всегда уход моего отца такой же драматичный, как и его прибытие.
— Боже мой, — говорит Лили с расширенными глазами, ещё не выползая наружу. Я смотрю вниз на её красное лицо, покрытое пятнами. Она смущена гораздо больше, чем я.
— Не волнуйся об этом, — говорю я ей. — Мы оба видели, как он приходил домой после секса на одну ночь.
Если женщина не уходила утром с размазанным макияжем, то он входил в дом в 10 утра — полностью одетый в свой костюм с предыдущей ночи.
Никакого стыда.
Никогда.
Мой отец не работает настолько допоздна, если только он не трахается.
Она ничего не говорит.
Я отодвигаю стул и опускаю голову, чтобы встретить её взгляд.
— Вылезай.
Она неподвижна. Думаю, мне придется её вытащить. Что, как ни странно, не в первый раз, когда мне приходится извлекать свою девушку из-под стола.
Я поднимаю джинсы до пояса, и это выводит её из укрытия.
— Нет, я закончу то, что начала, — говорит она мне, подползая к моим коленям.
Моё сердце внезапно падает в пятки. Я знаю, что должен отказать ей. Она слишком встревожена — и секс не должен использоваться для того, чтобы уничтожать эти тяжелые чувства. Она должна справиться без него. Когда она кладет ладони мне на колени, я говорю: — Нет, не в этот раз, Лил.
Я беру ее руки в свои и прижимаю их к её груди. Затем натягиваю джинсы, застегиваю молнию и пуговицу, чтобы окончательно поставить точку в своём решении.
Всё ещё стоя на коленях, её плечи опускаются. Она выглядит потерянной. Я сажаю её к себе на колени, её ноги теперь по обе стороны кресла так, что она сидит на мне верхом. Господи. Я не хочу продолжать отвергать её, но я также эгоистично не хочу двигать куда-либо свою девушку.
Вместо того чтобы затронуть тему секса, она неожиданно переключается на другое направление.
— О «Superheroes & Scones»... — она запинается, не в силах подобрать слова. Её рука ложится мне на грудь, и сейчас она не счастливее, чем когда она сидела на полу.
Магазин был для Лили безопасным местом вдали от дома, и мы оба знаем, что если он откроется, это безопасное место исчезнет.
— Мы можем подождать, — предлагаю я. Её унылый взгляд пиздец как пугает меня. — Я могу убедить...
— Нет, — прерывает она, но мои мышцы всё ещё напряжены. — Он прав. Мы должны открыть его в ближайшее время, — я знаю, что она даже сама в это не верит. — Я найму генерального менеджера и просто буду поддерживать контакт по телефону и смс, чтобы знать, что происходит...
— Лили, — произношу я её имя, но больше ничего не могу сказать. Мои легкие сжимаются, и когда я смотрю на неё, всё, что я вижу, — это девушку, застрявшую в ловушке в своём собственном мире.
Черт возьми, она, застряла в ловушке в своём собственном, блять, теле. Ей просто нужно время, но никто, похоже, не собирается его ей давать.
Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на пространство под столом, как будто раздумывает о возвращении. Даже, блять, и не думай заползать туда, Лил.
Медленно, она слезает с моих колен.
— Я пойду пересчитаю инвентарь, — говорит она очень мягким голосом, весь её юмор исчез. Мой самый большой страх накатывает на меня. Страх потерять её.
— Нет, не пойдешь, — огрызаюсь я. — Ты останешься здесь и поможешь мне разобраться с этой кучей дерьма.
Я машу рукой в сторону своего стола, указывая на комиксы. Она рассматривает это как предложение. Это не так. Я не доверяю ей сейчас оставаться одной.
— Пожалуйста, Лил, — добавляю я. — Я тут просто утопаю. Мне нужна твоя помощь. Ты можешь провести инвентаризацию в другой день.
И это срабатывает.
Она возвращается к столу и берет толстую рукопись.
Меня ужасает то, как мы оба можем так быстро преодолевать взлеты и падения. Она опускается на стул и открывает комикс, её губы слегка поджаты. Но я выбрал бы жизнь с Лили в самые тяжелые времена, чем жизнь без Лили вообще.
И в этом вся правда.
4. Лорен Хэйл
.
0 лет: 01 месяцев
Сентябрь
Мы открыли «Superheroes & Scones» на прошлой неделе.
За три часа до того, как мы распахнули двери, нам пришлось оградить тротуар веревкой, чтобы сдержать очереди и вереницы людей снаружи. С тех пор толпы не утихают. Самое ужасное: мы почти не продаем комиксы. Люди покупают чашку кофе и усаживают свои задницы за столики, ожидая увидеть Лили или меня.
Мы — товар на витрине.
Последние две недели Лили провела в доме в Принстоне, прячась от оживившихся СМИ. Я пригласил её на обед, и она придумала какую-то отговорку насчет учебы. Но я знаю, что она сидит и смотрит залпом какое-то телешоу.
Сейчас я не обращаю внимания на Райка и Коннора, последний из которых принимает наши напитки от официантки. На ней разноцветное сомбреро. Очевидно, у какого-то ребенка был двенадцатый день рождения, поэтому они пели ему по-испански и трясли маракасами. Мальчик выглядел очень счастливым.
Я сосредотачиваюсь на своем мобильном телефоне и пишу Лил.
Я проверю Netflix, когда вернусь домой, нажимаю «отправить», не уточняя. Она поймет, к чему я клоню.
Она быстро отвечает.
Лили: Да пожалуйста. Я учусь :P
Ло: Ты только что показала мне свой язык?
Лили: :P
Хотя это и мило, но смайлик — это её способ уклониться от ответа. Я бы хотел, чтобы она была здесь. Легче понять, что в её голове, когда я вижу её.
— Ты присоединишься к нам на обед, Ло? — спрашивает меня Коннор, в то время как официантка уходит, оставляя нам ещё чипсы и миску гуакамоле.
Я убираю телефон в карман и пытаюсь прогнать разочарование с лица. Это как постоянное дополнение, этот взбешенный взгляд, который я чертовски ненавижу. Я не могу от него избавиться.
Не знаю, как.
Мой взгляд перемещается на того парнишу в центре мексиканского ресторана, сидящего за столиком на десять человек, вокруг него, вероятно, вся семья.
Пока он открывает подарок, его мама собирает упаковочную бумагу и аккуратно складывает её.
Его отец фотографирует.
Я ненавижу всё в этом ребенке. Ненавижу, что он улыбается. Ненавижу, что его обнимают несколько человек. И ненавижу то, что я ненавижу его. Почему счастье других людей должно ощущаться так, будто кто-то бьет меня в живот?
— Ло, — огрызается Райк.
Я смотрю в лица своему единокровному брату и Коннору. Иногда они едва терпят друг друга, поэтому я удивлен, что они выбрали сесть рядом друг с другом.
— Я здесь, не так ли? — резко говорю я и прислоняюсь спиной к своему деревянному стулу, пытаясь расслабить напряженные мышцы. Мы сидим в глубине помещения, подальше от пристальных взглядов и окон.
Никаких камер. Никаких папарацци.
Это дает мне большее ощущение сводобы, чем я могу объяснить.
— Физически ты здесь, — отвечает Коннор. — Но я предпочитаю стопроцентное внимание со стороны людей.
Райк отпускает невеселый смешок.
— Ты никогда не меняешься, да? Всё такой же нарцисс.
Я жую чипсы и говорю: — Я бы сказал выпендрёжник.