— Ты влюблена в Лорена или в Райка? — продолжают спрашивать люди. Через мои очки всё и вся окрашивается в красный цвет.

Роуз на удивление молчит. Должно быть, она буквально прикусила язык, чтобы не сорваться.

— Вы в ссоре? — спрашивает кто-то. — Почему ты не обнимаешь Лили?

— Да. Ты всегда обнимаешь Лили!

Вот дерьмо.

Роуз смотрит на меня краем глаза. Это девушка, которую я никогда раньше даже не обнимал. Блять, кроме Коннора, я видел, как она обнимала кого-то всего три раза за всю свою жизнь.

— Она болеет, — резко говорю я, мой голос сейчас как гребаные ножи. — Так что вам всем следует отойти назад, чтобы не заразиться.

Толпа начинает стремительно пятиться назад, как будто я сказал, что у нее бубонная чума. Господи Иисусе.

— У нее герпес? — спрашивает кто-то.

Гнев искажает мое лицо, челюсть сжимается.

— Нет, — скалюсь я, пытаясь найти источник этого голоса. Моё сердце колотится в груди.

— Ты звучишь крайне оборонительно.

Я замираю на месте, камеры щелкают, и вот уже появляется настоящая пресса, протискиваясь через стеклянные двойные двери, ступая по уродливому ковру отеля. Вот-вот нас завалят вопросами.

— Давай, Лорен, — говорит Роуз шепотом.

Она крепко хватает меня за предплечье и буквально затаскивает в лифт. Прежде чем двери закрываются, к нам бегут два человека, парень с девушкой на руках. Я несколько раз нажимаю на кнопку, чтобы закрыть металлические двери. Но останавливаюсь в тот момент, когда они проскальзывают внутрь, и я узнаю девушку в ярко-оранжевом парике и парня в зеленой кожаной куртке.

— Наконец-то мы, блять, нашли вас, — говорит Райк, одна его рука находится под коленями Дэйзи, другая прижата к ее спине. Сначала я думаю, что они дурачатся, но на лице Дэйзи появляется едва заметное страдальческое выражение.

Я хмурюсь.

— Что случилось?

Райк очень осторожно ставит её ноги на землю, и она опирается на него своим весом.

— У неё вылетела коленная чашечка, когда она делала гребаное сальто назад, — объясняет он.

— Я была в образе, — добавляет она, наклоняясь, чтобы помассировать колено.

— Эй, прекрати, Дэйз, — он убирает её руку. — Подожди немного, сначала нужно приложить лёд.

Он поднимает на меня глаза, а затем полностью замирает, увидев Роуз.

— Перестань так на меня смотреть, — огрызается она.

— На тебе костюм Лили.

Это все, что он может сказать. Он смотрит на Роуз так, будто хочет её трахнуть.

Я даю ему подзатыльник.

Он несколько раз моргает, как будто только сейчас до его мозга доходит, кто она такая, а также личность её парня.

— Я просто, блять, удивлен. Дайте мне минуту, чтобы все это осмыслить.

Роуз поправляет парик на голове.

— Осмысли и двигайся дальше, — она смотрит на растерянную Дэйзи. — Это длинная история. Я расскажу тебе всё в комнате, — она спрашивает: — Куда ты убежала?

— На улицу, — говорит она ей. — Мне просто нужен был свежий воздух.

Лифт резко останавливается на нашем этаже, и Дэйзи чуть не падает на землю, опираясь на одну ногу. Не спрашивая, Райк быстро поднимает Дэйзи обратно на руки. По её лицу расплывается улыбка.

Я внутренне качаю головой. Затем мой телефон жужжит за ремнем, отвлекая меня и заставляя достать его.

Лили: Это второй лучший день в моей жизни. Режиссер только что случайно коснулся моего мизинца!!!

Я так, блять, улыбаюсь, что слышу, как мой отец кричит на меня за это. Он часто это делал, когда я был маленьким. Будь серьезным хоть раз в своей, блять, жизни, Лорен.

Улыбка исчезает. Я пишу ответ: Какой первый лучший день? и мгновенно нажимаю «отправить».

Она быстро отвечает.

Лили: День, когда я влюбилась в тебя.

Я закрываю глаза на секунду и пытаюсь вспомнить тот день. Пытаюсь телепортировать свой разум туда. Но на каждое тепло — холод. На каждую унцию света — чернота.

На каждое счастливое воспоминание — горе и боль.

Я не могу вспомнить тот день, не проползая через всё это.

Поэтому открываю глаза и позволяю туману рассеяться.

Всё в порядке.

У меня будут новые лучшие дни с Лили Кэллоуэй.

Я это чувствую.

9. Лили Кэллоуэй

.

0 лет: 03 месяца

Ноябрь

Наша ежегодная традиция празднования Дня благодарения канула в Лету, похороненная вместе с другими обычными делами, которые я больше не могу делать. Обычно мы обедали в закусочной «У Лаки» перед тем, как присоединиться с семьей, но последний раз я была там три месяца назад: на мой двадцать первый день рождения, когда менеджер отказался закрыть жалюзи.

На прошлый День благодарения единственными людьми, знавшими о моей сексуальной зависимости, были Роуз, Коннор и Райк. До всего этого мы просто сидели за семейным обеденным столом, неся в сердце ложь. Теперь, когда моя зависимость стала достоянием общественности, это событие стало ещё более неловким и неудобным для каждого участника.

Моя мама даже не взглянула на меня, и груз медленно поднимается с моей груди, когда мы делаем перерыв перед кофе и десертом.

— У нас будет сестринское собрание? — спрашивает Дэйзи, запрыгивая на дубовый стол нашего отца.

Роуз сказала, что ей нужно сообщить нам что-то важное, поэтому мы вчетвером удалились в кабинет, пока мама не позвала нас обратно к пирогу.

Я сажусь на уродливое кресло с принтом турецкого огурца, пружина впивается прямо в мою попу. Молча мечтаю о кожаных диванах Хэйлов, в которые я могла бы погрузиться.

— Коннор сделал предложение? — спрашивает Поппи, её лицо уже озаряет улыбка. Она садится в позу лотоса на замшевом диване.

Роуз вздрагивает от удивления.

— Конечно, нет.

Я пытаюсь приспособиться на кресле. Нет, пружина определенно наставит мне синяков на заднице после этого.

Поппи говорит: — Я думала, ты боишься детей, а не брака.

— Во-первых, — Роуз вышагивает перед нами. — Я не боюсь детей. Я ненавижу детей. Они кричат без причины и не могут нормально ходить.

Я качаю головой.

Дэйзи смеется, качая ногами и подбрасывая в руке хрустальное пресс-папье.

— Они маленькие... — пытается оправдаться Поппи.

— Дьяволята. Они маленькие дьяволята, которые существуют только для того, чтобы досаждать мне.

Она слишком драматична.

— Что странно, — говорит Поппи, — так это то, что Мария обожает тебя больше всех в семье. Почему?

— Я не знаю. Очевидно, это недостаток характера твоей дочери. Она не умеет определять, кто её враг, а кто нет.

Я фыркаю.

Поппи тяжело вздыхает, а затем смотрит на меня.

— Она боится замужества?

Она хочет получить подтверждение, поскольку я ближе всех к Роуз.

Я поднимаю руки.

— Я ничего не знаю.

Жду, что кто-нибудь упомянет Джона Сноу и «Игру престолов», но осознаю, что Ло — единственный, кто мог бы понять отсылку. Не та аудитория. И он в кабинете с Коннором и Сэмом.

Райк был приглашен, так как он не разговаривает со своей мамой, но он отказался прийти. Сказал, что не может находиться в одной комнате с Джонатаном Хэйлом, своим отцом. Между ними по-прежнему плохие взаимоотношения, но мне бы хотелось, чтобы он пришел ради Ло и ради себя.

Я представляю, как Райк сидит один в своей квартире, смотрит спорт и ест сэндвич, никакого большого шикарного ужина. Ни семьи, ни компаньонов, даже громких и шумных. В Райке Мэдоузе есть что-то грустное, чего он не позволяет нам увидеть, но в такие тихие моменты, как этот, когда его нет, я все равно чувствую это.

— ...у нас даже не было секса.

Мои уши успевают уловить конец объяснения Роуз.

— Да, — говорит Дэйзи, — но я думала, что ты просто ждешь до свадьбы.