Я никогда не видел, чтобы она отдавала так много себя одному человеку, и мне страшно от мысли, что он может манипулировать ею. Может быть, всё это время он манипулировал и мной.

Роуз по-прежнему защищает своего парня.

— Нет, Коннор не сделал ничего плохого.

— Он тебя не любит, — усмехаюсь я. — Вы вместе уже больше года, Роуз.

Он причинит ей боль. Девушка, которая никогда не позволяет никому зайти так далеко, впускает не того человека. Почему я единственный, кто это видит?

— Ло, — предупреждает Лили.

— Нет, — говорю я, — ей нужно, блять, услышать это. Какой, мать вашу, парень проводит столько времени с девушкой, не получая ничего взамен? Если он тебя не любит, то значит, он просто ждет, чтобы трахнуть тебя.

Коннор остается спокойным. И на этот раз меня это пиздец как раздражает.

— Она не нуждается в твоей защите, — говорит он мне. Роуз покачивается в его руках, подвыпившая. — Она знает, кто я такой.

— Значит, тебя это устраивает? — спрашиваю я Роуз. — Он собирается трахнуть тебя, а потом уберется отсюда. Для тебя это нормально, Роуз? Ты ждала двадцать три чертовых года, чтобы потерять девственность, и ты собираешься отдать ее парню, который даже не может, блять, признаться, что любит тебя.

Он трус. Парень, которого я считал лучшим, черт возьми, человеком в мире, — не что иное, как фальшивка.

Коннор говорит: — Я не собираюсь признаваться в том, чего не чувствую, — у меня уже готов ответ, но он опережает меня. — Хочешь, чтобы я усадил тебя и забил твою голову цифрами, фактами и соотношениями? Ты не сможешь переварить то, что я хочу сказать, потому что ты этого не поймешь, и я знаю, что это причиняет тебе боль. Но я ничего не могу изменить в этой ситуации. Я — плод матери, которая является такой же замкнутой, и поверь мне, когда я говорю, что ты никогда не узнаешь обо мне больше, чем я позволяю тебе узнать. Этого должно быть достаточно, чтобы быть моим другом, Ло.

Я перевариваю каждое тяжелое слово. Мне жаль, что он не чувствует, что я могу справиться с ним всем. Что я боготворил его так сильно с самого начала.

— А что насчет тебя, Роуз, — спрашиваю я, поворачиваясь к ней, — тебе этого достаточно?

Лили бочком подходит к Роуз и берет её за руку. Тот факт, что Лили даже может утешить кого-то после того, что случилось с ней сегодня вечером, вызывает во мне какое-то чистое чувство.

Роуз кивает, ее шея выпрямлена, а плечи расправлены. Но я замечаю, как она сжимает руку Лили.

— Мне нужно в уборную. Встретимся в машине, ребята.

Лили обхватывает Роуз за талию, и они пробираются сквозь рассеивающуюся толпу.

Я наблюдаю, как Коннор не сводит с Роуз своих голубых глаз, в которых проглядывает всё больше и больше беспокойства.

Когда он встречает мой взгляд, я говорю: — Просто хочу, чтобы ты знал. Сегодня вечером я утратил к тебе всякое уважение. И тебе не удастся с легкостью получить его обратно.

Не хочу играть в его игры. Я не инвестор, которого нужно засунуть в свой задний карман. Я его друг. Мне просто хочется, чтобы он был честен со мной.

— Конечно, — мягко говорит он. — Я понимаю.

Его глаза устремляются на ковер в глубокой задумчивости, которую я не часто вижу у него. Мой желудок скручивается в узел. Я уже хочу простить его, сказав: Не беспокойся об этом. У него есть такая власть над людьми. Это безумие, и я понимаю, как сильно люблю этого парня.

Забавно, не правда ли:

Он, вероятно, никогда не полюбит меня.

21. Лили Кэллоуэй

.

0 лет: 07 месяцев

Март

— ЛИЛИ! ЛОРЕН!

Папарацци окружают нас, как муравьи, выползающие из холма. Только теперь они намеренно мечутся между машинами на улице, просто чтобы заснять нас на тротуаре, пока мы пытаемся протиснуться в здание в Нью-Йорке.

Объектив камеры случайно ударяется о мою голову. Ай. Я закрываю глаза, когда боль усиливается.

— Отойдите! — кричит Ло папарацци и ведет меня вперед, защищая мою голову, прижав меня ближе к своей груди.

Райк физически сдерживает операторов длиной своих сильных рук, используя их как барьеры. Он как бы заменяет мне Гарта, поскольку мне пришлось с сожалением распрощаться с ним на некоторое время. Продюсерская команда не разрешила нам с Дэйзи оставить своих телохранителей, что-то насчет того, что они «мешаются под ногами».

Я скучаю по жестоким, устрашающим взглядам Гарта, которые отпугивали всех прохожих, бросавших на меня испепеляющие взгляды.

И скучаю по тому, как он пах бейглами по утрам. Неважно, что он немногословен. В нем были мышцы, которых мне так не хватало.

Я пытаюсь протянуть свой перцовый баллончик для самозащиты с леопардовым принтом, но у меня руки практически как лапки у тираннозавра рекса, не способны вытянуться далеко.

— Кто лучше в постели, Лили?! — кричит оператор. — Лорен или Райк?!

Огонь обжигает мой живот. Хотела бы я быть тираннозавром. Я бы съела его.

Не в сексуальном плане. Просто для ясности.

Моя шея горит.

— Лили, — говорит Ло, его губы прямо возле моего уха. — Дыши.

Я осознаю, что делаю медленные, неглубокие вдохи. Мой лоб покрывается испариной, и, вероятно, вспотела верхняя губа. Как сексуально.

— Ло, — шепчу я поверх криков папарацци и Райка, который орёт, чтобы они отошли подальше. — Мы справимся?

Я имею в виду, справимся ли мы с дорогой до здания. Мы здесь, чтобы поддержать Дэйзи, которая участвует в показе популярного дизайнера. Но мои слова, похоже, охватывают нечто большее, чем это время и место. «Принцессы Филадельфии» стали самым просматриваемым реалити-шоу на GBA за всю историю. Раньше у нас не было такой известности. Мы вышли на совершенно новый уровень безумия.

Ло отвечает, поднимая меня на руки, я обнимаю его, как обезьянка дерево, это очень интимно и безопасно. Обхватываю его шею, прижимаясь лбом к его плечу и абстрагируясь от шума. Здесь только Ло и я. Как в старые добрые времена.

Он говорит: — Справимся.

И я верю ему.

Мои ноги сжимаются вокруг его талии, и очень нехорошая часть меня начинает ныть... требуя чего-нибудь более жесткого. Секс сегодня на уме.

Нужно только зайти в здание. Там будет тихо.

Это выдача желаемого за действительное.

Как только Райк открывает двери впереди нас, Ло заходит в сопровождении пяти или шести операторов, следующих за ним. Только двое из них участвуют в реалити-шоу.

Снова вспышки и щелчки.

Спасения нет.

Мы сидим на пластиковых белых стульях, стоящих вдоль подиума. Я наклоняюсь ближе к Ло, сжимая его бицепс, в то время как его ладонь остается на моем колене.

— Можешь поднять руку повыше, — шепчу я, сердце бешено колотится в груди. Мне нужно хоть что-то.

Подождите. Мои глаза округлились.

Я осматриваю обстановку. Места в первом ряду на показе на подиуме. Пресса фотографирует зрителей до того, как модели начнут выходить. Я зажата между Ло и Райком. По какой-то причине съемочная группа отделила нас от Роуз, Коннора и Скотта, которые сидят по другую сторону белой дорожки.

Нельзя, чтобы Ло трогал меня там сейчас. На этом стуле. На глазах у других людей.

Какая-то логическая часть моего мозга умерла на секунду.

Ло бросает на меня обеспокоенный взгляд.

— Забудь, что я сказала это, — говорю я невнятно. — Пусть твоя рука будет прямо здесь.

Я похлопываю его рукой по своему колену, чтобы подчеркнуть сказанное. Но мне интересно, могу ли я просто подтянуть её чуть выше?

Нет.

Я скрещиваю ноги, чтобы немного надавить между бедер.

Это не помогает. Мне кажется, я потею сквозь блузку от Calloway Couture и вот-вот испорчу одну из вещей Роуз. Твою мать. Я оттягиваю шелковистую ткань от груди, чтобы избежать следов от пота.