— Я тоже боюсь, — признаюсь я. — Мы никогда не могли оставить в живых даже золотую рыбку. Ты помнишь Минета? — спрашиваю я. Он начинает улыбаться при этом воспоминании. Я добавляю: — Он не прожил и недели, прежде чем всплыл брюхом к верху. Думаю, я его перекормила.

— Наверное, он умер от осознания того, что ты назвала его Минетиком, — говорит он, его глаза сверкают от веселья. — Хотя ты определенно перекормила его.

— У нас не самый лучший послужной список, — заключаю я, — но в этот раз все может быть иначе, — мы не смогли сохранить жизнь золотой рыбки, потому что были слишком поглощены нашими зависимостями. Мы развернули свою жизнь на сто восемьдесят градусов, так что почему бы это не удалось и сейчас?

Он пристально смотрит на меня и говорит: — Я просто не хочу, чтобы наш ребенок пострадал так же, как и мы.

У меня замирает дыхание, и мне требуется минута, чтобы подобрать нужные слова.

— Мы не можем жить в страхе перед этим. Это нас сломает.

Он прижимает меня к себе и целует так страстно, что воздух исчезает из моих легких. Головокружительное ощущение.

Когда мы отрываемся друг от друга, его лоб прижимается к моему, и он шепчет: — Ты и я.

Я улыбаюсь ему в губы.

— Лили и Ло.

— И еще кое-кто, — говорит он.

И еще кое-кто.

У меня впереди еще много месяцев, прежде чем я встречу этого человечка, но мы начинаем принимать этот новый мир, новую реальность, где нам больше не позволено быть эгоистами. Это наше самое большое испытание.

66. Лорен Хэйл

.

2 года: 03 месяца

Ноябрь

Я рисую круги на бумажной салфетке за барной стойкой на кухне, Райк сидит на табурете рядом со мной. Девочки сидят в гостиной, в воздухе витает напряжение. Но это не имеет никакого отношения ко мне. Или Лили. Дэйзи наконец-то позволила своим сестрам хоть раз сосредоточиться на ней.

Что-то случилось. Много месяцев назад. Даже может быть, год назад, зная Дэйзи. Произошло что-то плохое. Я вижу это по лицу моего брата. Коннор наблюдает за нами из-за стойки, попивая кофе из пенопластового стаканчика.

Кружки упакованы в картонные коробки, все шкафы пусты. Когда Лили выпустится, все вернутся в Филадельфию, но мы понятия не имеем, придется ли нам расстаться с Коннором и Роуз.

Райк кладет руку мне на плечо.

— Ты как, держишься?

— Спроси меня еще раз, когда до меня, блять, дойдет, — говорю я.

— Что у тебя будет ребенок?

— Да, — киваю я. — И мне уже чертовски жаль его.

Райк делает паузу.

— Может, у него и не будет проблем с зависимостью, Ло.

— Нет, дело не в этом, — я прекращаю рисовать круги и направляю ручку на Коннора. — Нашему ребенку придется конкурировать с их ребенком. Он уже в полной заднице, а еще даже не родился.

Я эгоистично желаю, чтобы у них не было ребенка. Тогда я был бы уверен, что они уделят нам безраздельное внимание, помогут с каждым нашим неверным шагом. Без этого нам будет гораздо сложнее. Это заставит нас с Лили взять на себя всю ответственность. Возможно, так будет лучше, даже если это будет труднее.

Вместо того, чтобы выразить сочувствие, Коннор ухмыляется в край своей чашки, а Райк смеётся. Мой брат говорит: — Ребенок Коннора также будет и сопляком, так что можешь не сомневаться, твой будет не в такой уж и в заднице.

Я тоже начинаю улыбаться.

Коннор собирается ответить, но тут из гостиной доносится болезненный всхлип. Мы все напрягаемся, в тревоге отводя плечи назад.

— Может, нам пойти туда? — спрашиваю я, представляя Лили и ее сестер в слезах. Но я помню, как Лили обнимала Дэйзи в Юте, когда ее младшая сестра плакала, как она была тем плечом, на котором можно выплакаться. Мои мышцы расслабляются.

— Еще пять минут, — говорит Коннор.

Может быть, это даст моему брату достаточно времени, чтобы вкратце рассказать о том, что произошло. Я продолжаю обводить свои квадратики рамками, салфетка пропиталась чернилами от ручки.

— Это как-то связано с ее проблемами со сном, верно? — спрашиваю я, вспоминая, как в Париже у Дэйзи был ночной кошмар. Она ударила Райка по лицу, сама того не осознавая. Я даже не предполагал, что они могут быть у нее каждый раз, когда она спит.

— Да, — тихо говорит Райк. Он пододвигается на стуле так, чтобы мы были повернуты друг к другу. — Ее проблемы возникли не из-за какого-то одного важного события. Большую часть ночей она вообще не может заснуть.

Я хмурюсь.

— Она ходила...

— Да, она обращалась к врачам по поводу расстройства сна и ходила на терапию по поводу посттравматического стресса.

Я застываю.

— Посттравматический стресс?

Я начинаю понимать, что мы видим только фрагменты людей, и те фрагменты, которые были предоставлены мне, создают одно из самых неполных представлений о моем брате, о Дэйзи и их отношениях.

На заднем плане слышны слабые звуки плача Дэйзи, когда она говорит. Райк выглядит настолько расстроенным, что ему трудно сосредоточиться на нашем разговоре и не слушать девочек.

— Райк, — шепчу я.

Я должен знать, что произошло.

Он делает глубокий вдох.

— Думаю, это началось после того, как сексуальная зависимость Лили стала достоянием общественности, — мои брови сходятся вместе, когда я понимаю, как давно это было. — Дэйзи часто дразнили тупые подростки из ее школы. В канун Нового года она сказала, что какой-то, блять, парень постоянно кидает в нее презервативы.

Я свирепо прищуриваю глаза.

— Что?

Глаза Райка сужаются.

— Они продолжали делать ебаные замечания о Лили...

— Потому что она сексуально зависимая? — мой голос дрожит.

— Да, — говорит Райк. — Все хотели верить в то, что Дэйзи такая же, что она станет такой же, во что угодно, что создаст хорошую, блять, историю, — вены пульсируют на его предплечьях, мышцы напряжены. — А потом, во время реалити-шоу, парень с камерой, не участвовавший в съемках, однажды ночью вломился в особняк, пролез в ее комнату и начал фотографировать.

Я побледнел.

— А где был я?

— Ты спал, — говорит Райк.

Я злюсь.

— Почему никто не рассказал мне обо всем этом? Прошло уже больше года.

Коннор вмешивается: — Все началось из-за зависимости Лили.

Чувство вины. Они боялись, что Лили будет испытывать всё больше и больше вины.

Я помню все статьи, в которых говорилось о том, как Дэйзи превратится в маленькую Лили, будущую сексуально зависимую, но я никогда не видел, как это повлияло на нее. Она слишком хорошо скрывала это от нас.

— Она казалась счастливой.

Я морщусь. Не совсем счастливой. Дэйзи всегда была грустной, в каком-то смысле. Депрессивной. Я знал это, как и все остальные.

— Она была несчастна, — подтверждает Райк. — У нее были проблемы со сном почти каждую ночь после того, как этот гребаный парень вломился в ее комнату.

— А после шоу? — спрашиваю я, уставившись в никуда, ошеломленный реальностью того, насколько сильно наши пагубные привычки повлияли на окружающих нас людей. Это палка о двух концах. Нам нужна их поддержка, но, сблизившись с ними, мы только усложнили им жизнь.

Они, вероятно, думали, что мы используем проблемы Дэйзи как предлог, чтобы отдалиться от них, дистанцироваться от людей, которые поддерживали нас каждый раз, когда мы падали. Возможно, так и произошло бы.

— Дэйзи пришлось вернуться домой после шоу, помнишь? — говорит Райк, качая головой при этой мысли. — Мне была ненавистна эта ситуация, потому что я видел, как плохо ей было во время Принцесс Филадельфии, и я не мог зайти в дом, когда ее мама была там. Так что ей приходилось справляться с насмешками в одиночку, — он делает паузу. — А потом, перед тем как она закончила учебу, случилось кое-что похуже.

Коннор ставит стаканчик, и растерянность на его лице застает меня врасплох.