Из-за угла показались двое детей. Мальчик и девочка, кожа и кости, с любопытством и тревогой в глазах, наблюдали за ним.

— Не бойтесь, — сказал он тихо, даже не поднимая головы.

Девочка схватила брата за рукав, и они исчезли так же быстро, как появились.

Кайан продолжал молча чистить меч, пока не почувствовал на себе чей-то взгляд. Это была Саариэль. Она стояла на расстоянии, наблюдая за ним с той же недоверчивой настороженностью. Её глаза пытались проникнуть за его внешнее спокойствие, к тому, что скрывалось внутри.

В тени лагеря Кайан чувствовал каждую пару глаз, устремлённых на него. Кто-то, возможно, узнал его. Кто-то просто ощущал исходящую от него опасность. Но никто не подошёл.

Только Саариэль смотрела на него дольше остальных.

Её молчаливый вопрос висел в воздухе: “Почему ты здесь? Что привело тебя к нам, к тому, кого мы должны ненавидеть?”

Кайан, продолжая чистить меч, знал, что ответить он сможет только потом. Если сможет.

Город Лунных Шипов раскинулся на мёртвой земле, как язва, поражающая бесплодные пустоши. Башни крепости, изогнутые и угрожающие, словно клыки древнего чудовища, рвали небо. Узкие улицы прорезали город, уходя вглубь подземелий, где, по слухам, скрывались последние свободные люди, прятавшиеся от всевидящего взора царя Касдаля.

Воздух здесь был густым, будто насыщенным ядовитой магией. Он лип к коже, щекотал нервы, заставляя сердце биться быстрее. Даже тени казались живыми, а шёпот обретал плотность.

На вершине главной башни возвышалась крепость Касдаля. Его тронный зал был воплощением величия и ужаса. Стены из чёрного мрамора дышали — на их поверхности, как живые, двигались узоры, то и дело складываясь в образы, которые не хотелось разглядывать слишком пристально. Пол, зеркально гладкий, отражал мрачное небо, будто напоминающий, что в этом месте только бесконечная тьма.

В центре зала, на высоком троне, восседал царь Касдаль. Его взгляд горел зелёным светом, и в этих глазах читалась сила, которая могла сломить любой разум. Ткань брошенная через одно плечо, оголяло большую часть крепкого торса, а застывшая в скуке поза напоминала граненную статую. Длинные белые волосы обромляли лицо мужчины, который казался намного моложе своих лет.

Перед ним стояли трое магов. Их фигуры были закутаны в длинные плащи, капюшоны скрывали лица, а руки, покрытые магическими рунами, сложены в знак покорности, две половинки одного круга.

— Приветствуем вас, Владыка, — произнесли они хором, и их голоса разлетелись по залу глухим эхом.

— Поиски оставшихся групп сопротивления продолжаются., — заговорил один из магов, его голос дрожал от страха. — Но в пустыне ходят слухи… говорят, что видели мага света.

Касдаль усмехнулся, его улыбка была ледяной, лишённой радости.

— Маг света? — произнёс он, медленно вставая с трона. Его голос был глубоким, как сама бездна. — Забавно. Они цепляются за веру, которая давно покинула этот мир.

Он сделал шаг вперёд, его фигура отбрасывала тень, которая росла и заполняла собой пространство. Маги стояли неподвижно, не осмеливаясь поднять взгляд.

— Пусть надеются, — продолжил он. — Надежда — это самый изощрённый инструмент для мучений. Пусть они верят, что могут скрыться от меня. Чем больше они будут верить в спасение, тем сильнее будет их отчаяние, когда я уничтожу их.

У стены, неподалёку от трона, стояла молодая женщина. Анаис, дочь Касдаля. Её хрупкая, изящная фигура резко контрастировала с мрачностью зала. Волосы цвета древесной коры спускались на плечи волнами, а зелёные глаза светились почти так же, как у её отца, но в них отражались не только сила, но и сомнения.

Она была одета в платье из тончайшей чёрной ткани, которая переливалась, словно заключённая в ней тьма двигалась сама по себе. Золотой пояс обвивал её талию, подчеркивая грацию, но лёгкая дрожь рук выдавали её внутреннюю борьбу.

— Ты думаешь, я жесток? — внезапно спросил Касдаль, не поворачивая головы.

Её дыхание замерло, но голос оставался твёрдым:

— Я думаю, ты безжалостен.

Касдаль повернулся, его улыбка была почти ласковой, но таила в себе холодную угрозу.

— Безжалостность — это сила, — ответил он. — Она позволяет мне править. А ты слишком мягка, Анаис.

— Они всего лишь люди, отец, — тихо сказала она. — Они выживают, цепляясь за свою жизнь. Разве это угроза тебе?

Он подошёл ближе, его глаза сверкали, как лезвия.

— Искра может стать пожаром, — сказал он, его голос стал ледяным. — И если ты не поймёшь этого, то останешься такой же слабой.

Анаис сжала кулаки, чтобы скрыть дрожь.

— Я помню, отец.

Когда ночь окутала город, Анаис стояла в своей комнате, глядя в окно. Комната была просторной, но холодной, как и всё в этом месте. На стене висел портрет женщины — её матери. Женщина на портрете улыбалась мягкой, тёплой улыбкой, словно была далека от всего этого мрака.

— Ты бы знала, что делать, — прошептала она, глядя на портрет.

Она подняла ладони, и между пальцами вспыхнул слабый свет, но тут же был поглощён тьмой, которая окутала её руки. Анаис отступила, стиснув зубы, чтобы не закричать.

— Это проклятие, — прошептала она. — Мне некуда бежать от своей крови.

Поздно ночью она выбралась за пределы города. Анаис скрывалась в тенях, используя магию, чтобы обойти патрули. Её шаги были тихими, как шёпот.

Один из лагерей сопротивления, который она нашла, выглядел убогим, почти мёртвым. Рваные палатки, измученные люди, дети, спрятавшиеся в лохмотья. Мужчины точили оружие, их лица были угрюмыми, но в этом углу мира всё ещё теплился свет — в их глазах, в их действиях, в их борьбе за жизнь.

Она привыкла к мертвым лицам столицы, люди давно смирившиеся с новой жизнью и беспрекословно следующие за её отцом. Но в лицах этих людей была борьба, не желание сдаваться. Анаис наблюдала за ними из тени, её взгляд был тяжёлым, наполненным противоречиями.

— Они верят, что могут выжить, — прошептала она, её голос утонул в ночи. — Возможно, свет все ещё существует?

Но слова растворились в темноте вместе с ней.

На рассвете лагерь сопротивления оживал. Солнце, окрашенное багровыми оттенками, медленно поднималось над пустошью, словно зловещее предзнаменование. Ветер, несущий с собой песчинки, дразнил шатры и крошил ослабленные преграды. В этот час тишина казалась обманчивой, напоминая о том, что впереди — только битва.

Саариэль, лидер сопротивления, стояла в центре лагеря. Её фигура, закованная в потрёпанную броню, была подобна памятнику: устойчивая, но покрытая шрамами прошлого. Её меч, покрытый древними рунами света, мерцал слабым сиянием, словно отражая утраченное величие. Когда-то она была предводителям армии света, но теперь возглавляла горстку тех, кто отчаянно пытался сохранить надежду.

— Слушайте меня внимательно, — её голос, спокойный и твёрдый, пробирался в души присутствующих. — Караван столицы будет двигаться через Узкий Каньон. Это наш единственный шанс. Если мы упустим его, лишимся припасов, а они — уничтожат нас всех.

Вокруг неё собрались воины. Молодые держали оружие дрожащими руками, пот заливал лица. Старшие смотрели на неё с потускневшими, но всё ещё полными решимости глазами. Каждый знал цену провала.

Немного в стороне стоял Кайан. Его высокая фигура выделялась даже в этом хаосе. Глаза цвета стали изучали каждого, словно пытаясь проникнуть в их страхи и тайные мысли.

Саариэль повернула голову к нему.

— Ты готов, Кайан?

Он взглянул на неё, его голос прозвучал холодно:

— А есть выбор?

Её губы изогнулись в лёгкой, горькой улыбке.

— Больше нет.

Кайан промолчал, а затем направился к группе молодых воинов, пытавшихся закрепить стрелы в дряхлых колчанах.

— Вот, держи, — сказал он одному из юнцов, протягивая крепкую перевязь. — Это сэкономит тебе время, когда начнётся бой.