Небо над Аскалоном пылало кровавым закатом, словно сама пустыня истекала болью. Здесь, на краю мира, некогда шумном и живом, остались лишь обугленные скалы, мёртвые деревья и песок, напитанный кровью тысяч павших. Тишина этого места не была покоем. Ветер приносил с собой шёпот потерянных душ, их крики, унесённые временем.

На горизонте зияли развалины древних храмов и крепостей — безмолвные свидетели ушедшей эпохи. Гигантские черепа существ, чьи имена стёрлись из памяти, выглядывали из барханов, как безмолвные напоминания о прошлом. Даже здесь, среди безжизненных песков, были странники.

Высокая фигура в тёмном плаще двигалась по пустыне с упорством, будто противостоя самой вечности. Под капюшоном скрывалось лицо мужчины, молодое, но обветренное ветрами и временем. Его глаза, серые, как грозовое небо, излучали болезненное спокойствие. Это был взгляд человека, чья душа уцелела в борьбе, но трещины в её оболочке уже были видны.

Длинные чёрные волосы выбивались из-под капюшона, развеваясь на ветру. Его силуэт говорил о силе и выносливости: широкие плечи, ловкие движения хищника. На поясе висел меч, рукоять которого украшали золотые узоры, потускневшие от времени.

Кайан Бифар шёл медленно, но с целеустремлённостью, от которой в пустыне словно сгущалась тишина. Его шаги глушили песок, а взгляд то и дело скользил по горизонту. Он искал. Кого — знал только он сам.

Его шаги замедлились, когда среди песчаных барханов мелькнул отблеск. Сердце застучало сильнее. Опустившись на колено, Кайан раздвинул горячий песок и поднял круглый амулет. Его края были обожжены, но гравировка солнца ещё сохранилась.

Он узнал его сразу.

Пальцы сжали находку, а воспоминания нахлынули волной. В его сознании вспыхнул образ: звонкий смех, её лицо. Сестра. Её улыбка, которая, была спасением, единственным лучом света в бескрайней тьме.

Но этот свет угас. Пламя, крики, беспомощность. Тьма уничтожила всё, что он любил. Он был слишком далеко. Он опоздал.

Его губы сжались в тонкую линию.

— Я должен идти, — пробормотал он, встав на ноги.

Но пустыня не собиралась отпускать его так просто. Ветер переменился, принеся с собой не только пыль, но и низкий, тревожный вой.

Кайан замер, а затем обернулся. На горизонте над барханами начали сгущаться тени. Они двигались, словно дым, вырывающийся из трещин земли. Постепенно очертания этих существ становились отчётливее. Извивающиеся тела, длинные когти, горящие кроваво-красным глаза.

Он почувствовал их ещё до того, как увидел. Холод обдал его, пробежав по позвоночнику, словно напоминание о старой боли.

— Снова вы, — проговорил он с тихой усталостью, хватаясь за рукоять меча.

Клинок покинул ножны с мягким звоном, и мягкий золотой свет, пробежал по его лезвию. Когда-то его меч был подобен тени черного пламени, но словно меняясь с владельцем, изменил свое сияние. Монстры замерли. Они зашипели, но вскоре снова двинулись вперёд.

Первая тварь бросилась на него. Кайан увернулся и нанёс удар, расколов существо надвое. Оно испустило раздирающий визг, прежде чем рассеяться облаком чёрного пепла.

Но затем раздался голос.

— Почему ты меня оставил, Кайан?

Мужчина вздрогнул. Монстры никогда не говорили. Этот голос был до боли знаком, он проникал в самое сердце, выворачивая старые раны.

Медальон в его руках треснул и превратился в обычный камень, словно насмехаясь над его надеждой.

Ещё одна тварь атаковала. Её когти полоснули по плечу, оставив за собой глубокую рану. Боль пронзила тело, но он продолжал сражаться. Его меч вспыхнул ярче, и враги один за другим исчезали в пламени света.

Когда последний из них испарился, Кайан упал на одно колено, прижимая ладонь к ране на боку.

— Лерана… — выдохнул он, глядя на кровь, капающую на песок. — Я подвёл тебя.

Его голос сорвался.

— Но я клянусь уничтожить того, кто это сделал.

Ветер затих, а вместе с ним и вой пустыни. Осталась лишь бескрайняя мёртвая тишина.

Пустыня не прощала слабости. Кайан чувствовал это с каждым шагом, но упрямо продолжал идти. Впереди показались силуэты скал — мрачные каменные гиганты, изрезанные ветром и временем. Они возвышались над барханами, как забытые стражи последних надежд человечества. За их тенью скрывался лагерь сопротивления, слухи о котором доходили даже в самые удалённые уголки разрушенного мира.

Всё вокруг — песок, скалы, даже небо — казалось, кричало о боли и крови. Усталость тянула его тело к земле, но он продолжал двигаться вперёд. Кайан мог бы использовать магию, преодолев расстояние за одно мгновение. Но не стал. Сила, которой когда-то он гордился чувствуя её величие, теперь вызывала отвращение.

Когда Кайан достиг подножия скал, мир наполнился тишиной, настораживающей, как перед бурей. Из тени выступили двое стражников. Их копья, старые и потрескавшиеся, едва могли выдержать бой, но взгляды горели яростью. Оба выглядели так, будто голод стал для них неотъемлемой частью жизни.

— Стоять! — выкрикнул один, поднимая оружие. — Ещё шаг — и ты труп!

Кайан остановился и поднял руки в знак мира.

— Убивать меня не потребуется, — сказал он ровным, низким голосом, в котором усталость смешивалась с уверенностью.

Стражники переглянулись, но копья не опустили.

— Имя? — спросил второй, молодой парень с потрескавшимися губами и раной на щеке, грубо прикрытой грязной повязкой.

— Кайан, — ответил он спокойно.

Молодой стражник дернулся, но его товарищ выдохнул с презрением:

— Ты выглядишь, как один из них! Может, ты — Чёрный Всадник!

Слова ударили, как нож. Имя это давно стало частью его кошмаров, эхом прошлого, которое он хотел стереть, но не мог.

— Если боитесь, убейте меня, — холодно ответил Кайан. — Но сначала отведите меня к вашей предводительнице, Саариэль Даррэн.

Тишину нарушил звук шагов. Из глубины лагеря вышла женщина. Её рост был невелик, но в движениях ощущалась стальная уверенность. Волосы, поседевшие раньше времени, были собраны в строгий пучок. Лицо испещряли морщины, больше говорящие о пережитом, чем о возрасте. В её глазах горели и холодный разум, и вечная усталость.

— Лидер, — прошептал один из стражников, поспешно опуская копьё.

Саариэль долго изучала Кайана, её взгляд пронзал, словно холодный клинок.

— Кайан Бифар, — наконец сказала она. — Палач Касдаля. Почему ты здесь?

Её слова не дрогнули, как и её голос.

— Я должен был быть мёртв, — ответил он с сухой усмешкой. — Но я всё ещё здесь.

— Почему?

Он выдержал её пристальный взгляд.

— Я пришёл искупить свои грехи.

Саариэль засмеялась коротко и горько, словно этот смех был ещё одной частью её вечной боли.

— Никто не может искупить грехи, Бифар. Особенно ты.

Он не ответил.

— Хорошо, — сказала она после паузы. — Можешь остаться. Но если сделаешь хоть один шаг не туда, я сама разорву твоё сердце и брошу в костёр.

Она отвернулась, махнув стражникам. Те убрали оружие, но их взгляды оставались колючими.

Лагерь сопротивления, оказавшийся за скалами, был воплощением отчаяния. Изношенные палатки стояли тесно, их рваные ткани пытались защитить обитателей от беспощадного ветра. У костров сидели женщины в драных тряпках, чьи лица напоминали высохшие маски. Рядом с ними — дети, истощённые, с большими глазами, в которых не осталось ни страха, ни надежды. Мужчины, вооружённые изуродованными клинками, с тупым упорством точили их на камнях, как будто эти клинки могли защитить от настоящих кошмаров.

Кайан прошёл через этот хаос, не встречая ничего, кроме недоверчивых взглядов. Он сел у дальней палатки, снял с пояса меч и принялся чистить его, убирая засохшую кровь и песок. Лезвие с золотыми узорами поблёскивало в сумерках, единственное, что напоминало о былой славе.