– Он сам должен позвонить мне. Если ему позвоню я, он воспримет это как нахальство.

– Но он работает в офисе больше месяца…

– Ну и что? Он, естественно, занят, а из срочных дел меня ничего не касается.

Рабби Смоллу пришлось слышать отзывы о Магнусоне от разных членов правления. Он пользовался явной популярностью – в основном потому, что был дружелюбным и приветливым, тогда как от него ожидали высокомерия и холодного отстранённого отношения. Хотя люди и осознавали наличие экономической и социальной пропасти между ними и Магнусоном, но это осознание проявилось не в сдержанности с их стороны, а скорее в некоем сыновнем уважении, которое они оказали Магнусону, что, в свою очередь, привело чуть ли не к отеческой заботе с его стороны.

Гарри Берг, владевший небольшой сетью из трёх продуктовых магазинов, сообщил:

– Я рассказывал Баду Грину о том, что у меня возникли проблемы с получением денег в здешнем городском банке. Говард услышал меня и спросил: «Почему бы вам не обратиться в главный банк Бостона? Может быть, ваши желания чрезмерны для филиала. Я знаком с главой кредитного комитета. Если хотите, я могу позвонить ему». Я, конечно, согласился. И знаете, когда я пришёл к этому парню, он отнёсся ко мне так, будто я – его богатый дядюшка из Австралии.

Доктор Лоуренс Кон, дерматолог, время от времени пускавшийся в авантюры на фондовом рынке, рассказывал о том, что ему предложили акции, чью стоимость обещали удвоить за пару месяцев.

– Я говорил, что грядёт поглощение, понимаете? Говард состроил гримасу и ответил, что сомневается. Я прямо спросил его, знает ли он что-нибудь, и он категорически заявил, что поглощения не будет. Я не стал ничего покупать, и вскоре акции упали на двадцать пунктов.

Эл Роллинз был уверен, что Говард Магнусон помог его дочери поступить в выбранный ею колледж, «хотя и с неполной стипендией», замолвив словечко в нужном месте.

Единственный неприязненный отклик исходил от Честера Каплана, с которым рабби регулярно встречался на ежедневном миньяне.

– Этот человек – обычный гой[51]. Он не приходит на службы в шаббат. И ни разу не участвовал в миньяне. Ни разу с тех пор, как я появился в храме. Поверьте, я бы запомнил. Даже в Йом-Кипур…

– Он приходил в синагогу в Йом-Кипур, – быстро сказал рабби. – Я видел его.

– Может быть, утром, где-то на час. А потом ушёл домой – я уверен, на ланч. И этого мы должны ожидать от президента храма[52]?

– Большинство наших президентов были несоблюдающими, – возразил рабби. – За исключением Джейкоба Вассермана и вас…

– Да, они не соблюдали традиции, но, по крайней мере, выросли в домах, где придерживались религиозных принципов. Их родители придерживались. Пусть они и не посещали миньяны регулярно, но, по крайней мере, их видели на йарцайт, когда полагалось читать каддиш[53]. Этот – ни разу. Он общался с вами, рабби, с тех пор, как стал президентом? Вы вообще с ним разговаривали?

– Нет, но…

– Вот! – торжествующе подытожил Каплан. – Человек становится президентом синагоги и даже не встречается с рабби!

Рабби улыбнулся.

– Это не беспокоит меня, так почему должно беспокоить вас?

Но в следующее воскресенье Говард Магнусон дал о себе знать. Вскоре после того, как заседание правления объявили закрытым, в дверь кабинета рабби постучали, и, после приглашения, в комнату вошёл Магнусон.

– Я ожидал увидеть вас на заседаниях правления, но вы, кажется, перестали посещать их, – начал он, заняв кресло для гостей.

– Я не посещал их, потому что меня не приглашали, – ответил рабби.

С лёгкой иронией Магнусон спросил:

– Вам нужно особое приглашение?

– Не особое, – улыбнулся рабби. – Просто приглашение.

На лице Магнусона читалось явное недоумение.

– Я не понимаю.

– Видите ли, я не член правления и, строго говоря, даже не член храмовой организации. Поэтому прихожу на заседания правления только по приглашению президента. Обычно новый президент в начале своего срока просит меня посещать заседания. Хотя и не всегда. Были президенты, либо не приглашавшие меня вообще, либо только на определённые встречи, если считали, что я мог бы помочь с делом, которое предстояло обсуждать.

– Ну, я этого не знал. В нынешней игре я новичок. Но рад, что вы сказали мне. Поэтому приглашаю вас присутствовать на заседаниях правления.

– Хорошо. Спасибо. В будущем я постараюсь присутствовать.

– Вы знаете, я ещё не получил описание вашей работы. – Он улыбнулся. – Если бы оно у меня имелось, возможно, я бы увидел, что вы посещаете заседания совета директоров только по приглашению. Вы ещё работаете над ним?

– Нет, я не собирался его составлять. Я не считал, что ваше письмо относится ко мне, поскольку не принадлежу к персоналу организации храма.

– Не принадлежите? Разве мы не платим вам?

– Да, но по сути дела это некая субсидия, поскольку я являюсь рабби еврейской общины Барнардс-Кроссинга и служу всем здешним евреям – как тем, кто не является членами храмовой организации, так и тем, кто входит в неё.

– Вы хотите сказать, что являетесь консультантом наподобие агента по рекламе или юриста, но в какой-то степени связаны контрактом.

– Нечто в этом роде, но они действуют только по требованию, тогда как я могу действовать самостоятельно. Если организация храма предложит что-то, что, по моему мнению, противоречит нашему закону или традиции – и, кстати, именно я буду решать, так ли это – тогда я запрещу их предложение.

– А если мы, то есть организация храма, решим проигнорировать ваш запрет? Вы ведь не могли бы подать заявление в суд, не так ли?

– Не в светский суд, но я могу обратиться в раввинский суд. Но скорее всего, я бы просто отмежевался от вас, уйдя в отставку. Если бы речь шла о чём-либо серьёзном, принципиальном, я мог бы предъявить вам обвинение в Раввинской ассамблее[54] или перед лицом еврейской общины в целом.

– Понимаю. Да, этого я не знал. Подобное случается не очень часто, не так ли?

Рабби широко улыбнулся.

– Нет, не часто. Крайне редко.

Магнусон вопросительно посмотрел на рабби.

– Это всё, или есть что-то ещё?

– О, далеко не всё, – ответил рабби. – Я осуществляю надзор за школой и религиозными службами. Я преподаю нашу традицию с помощью лекций и проповедей. Я зачастую являюсь голосом еврейской общины в её отношениях с обществом в целом. Я, по крайней мере, один раз выступал в качестве судьи раввинского суда и выносил на основании фактов решение по чисто светскому вопросу[55]. Ах да, я, так сказать, здешний учёный[56]. И затем, конечно, те функции, которыми обычно занимается рабби – брак, развод, обращение, погребение.

– Хм, вы довольно занятой человек, рабби. – Хотя Магнусон и желал придать своей реплике оттенок сарказма, в ней проскользнул намёк на уважение. – Я рад был услышать ваши слова. Вы же понимаете, что только что дали мне устное описание своей работы.

Рабби улыбнулся.

– С удовольствием. Но так как нам предстоит работать вместе, возможно, вам бы следовало изложить мне свои… ну, не совсем описание вашей работы, а, пожалуй, представления о ваших планах, вашем отношении к храму и общине.

Магнусон кивнул.

– Справедливо. Что ж, я бизнесмен по философии и убеждениям.

Рабби слабо улыбнулся.

– Значит ли это, что вы попытаетесь получить от храма прибыль?

Магнусон улыбнулся в ответ, демонстрируя, что не обиделся.

– Нет, рабби. Я имею в виду следующее: я бизнесмен в том смысле, что мне нравится получать результаты деловыми способами, подобно тому, как учёный желает добиться цели научным путём. Вот почему я предложил всем сотрудникам представить должностные инструкции. И я намерен составить организационные схемы…