Тайсвен нахмурился и несколько резковато спросил:
– Ты называешь Вача, одного из верных псов Ом Теи, старым дуралеем? Поразительная наглость!
Сюльри, заслышав столь несвойственную жрецу интонацию, насупилась и поспешно пошла в наступление:
– А что здесь такого, если так оно и есть? И я понятия не имею, кто такая эта ваша Ом Тея! А Вач волен служить, кому надобно, не его в том вина: у каждого из нас есть господин, так как какая разница, какой именно, если мы все равно их не выбираем. Вы то сами выбирали, кому прислуживать?
Сюльри впилась глазами в Тайсвена, а тот, стянув с лица настороженную маску, легко и непринужденно рассмеялся, его смех раскатом грома пробежал по кабинету. На лице Байзена и мускул не дрогнул, он всё также крепко держал за талию Сюльри, а вот она от неожиданно резкой перемены настроения жреца изумленно выпучила и без того большие глаза.
– Выбирал ли я? – вопросил с улыбкой Тайсвен, отсмеявшись. – Да, несомненно. Каждый мой шаг, каждое решение, принятое, пока я был жив – все они зависели лишь от меня. Я сам построил свою судьбу, сам предопределил свой конец. Запомни, красавица, никто в этом мире не свободен так, как подобные мне, и никто не становится столь послушными рабами, как те, кто идёт со мной по одному пути. Многие выбирают плохую дорогу по незнанию, глупости или наивности, кого-то силой утягивает в пучину, но страшен тот, кто осознанно ступает в трясину, желая потонуть в ней безвозвратно. Такие отчаянно борются за то, чтобы умереть, как можно более жестоким способом, испепелить себя без остатка ради великой цели. Но, как часто бывало так, что эта возвышенная цель на деле оказывалась лишь пеплом. Глупец, погибший за золу, невольник после смерти – вот удел таких, как я, таких, как Вач.
Тайсвен, закончив говорить, молча двинулся к столу, шелковая ряса беззвучно колыхалась от движения, вторя бесшумным шагам, отчего жрец в полумраке кабинета казался тенью, которая случайно оторвалась от родственной мглы и отправилась в свободное плавание.
Сюльри на слова жреца ничего не ответила, так как по большей части ничего не поняла, но она с любопытством следила за тем, как Тайсвен достает из объемного широкого рукава небольшой белый мешочек и трепетно кладет его на стол, предварительно расчистив поверхность от многочисленных склянок и пучков ароматных трав.
– Что это такое? – вопросила Сюльри, пытаясь разглядеть за широкой спиной жреца, что он делает, но окаменевшие руки Байзена мешали девушке выгнуться как следует, поэтому она снова принялась барахтаться, пытаясь вырваться на свободу.
– Байзен, – сухо произнёс Тайсвен, продолжая возиться с мешочком, – твоя главная проблема в том, что ты не умеешь вовремя остановиться и всегда чересчур активно берешься за любое дело. Поставь Сюльри на пол, ей стоит взглянуть на одну занятную вещицу.
Сюльри почувствовала, как Байзен глубоко и протяжно вздохнул, прежде чем ослабил хватку и опустил девушку на пол. Сюльри покачнулась на нетвердых ногах, но стоило Байзену протянуть руку, чтобы подхватить её, девушка испуганно отшатнулась и повалилась на пол, потеряв равновесие.
– Я просил поставить её, Байзен, а не уронить, – не оборачиваясь бросил Тайсвен. – О чём я и говорил – ты всегда переусердствуешь даже там, где в этом нет необходимости.
Сюльри понимала, что сейчас Байзена ругают из-за неё, но не спешила горгу на выручку, она вздернула курносый нос и насмешливо протянула:
– И не говорите, господин жрец, все с этим уродцем не ладно, сплошное наказание! Отошлите его, куда подальше, чтоб бедные мои глаза его не видели!
Байзен, все ещё протягивая руку, смущенно потупился, но молча выдержал упрек.
– Ты слышал, Байзен? Твоя помощь здесь более не требуется. Лучше помоги Бо Лукану позаботиться о наших гостях, им сейчас следует хорошо отдохнуть после пережитого волнения.
Байзен послушно кивнул и бесшумно скрылся, слегка замявшись на пороге. Но едва дверь за горгом захлопнулась, Сюльри разом позабыла о недавней неприятной встрече и зацепилась за слова жреца:
– Что за гости? Снова жуткие дядьки в доспехах со шрамами на лицах?
Но не дождавшись ответа, Сюльри, легко поднявшись с пола, оправила помятое платьице, больше похожее на мешковатую тряпку, и встала по левую руку от жреца, заглядывая ему под руку. Как только содержимое белого мешочка предстало её глазам, Сюльри брезгливо отшатнулась и с омерзением протянула:
– Это что ещё за лекарственное средство такое? Вы что, таким лечить меня собрались? Да ни за что! Я лучше всю жизнь буду ходить пешком по земле и никогда не взмою в небо, чем буду глотать чужие глаза! Гадость!
Тайсвен тепло улыбнулся, но голос его звучал строго, когда он принялся отчитывать чересчур шумную пациентку:
– Не слишком ли ты разболталась, красавица? Вижу, уже пришла в себя, после последней попытки попасть за Грань, значит, пора вновь повторить?
От предложения жреца Сюльри вся сморщилась и поежилась.
– Ещё чего! – возмущенно бросила она. – Я ещё не до конца поправилась. Мне предстоят долгие годы лечения, прежде чем я вновь смогу попасть туда. Вам придется подождать, господин жрец. Очень долго подождать.
– Твои запястья твердят об обратном, – спокойно произнёс Тайсвен. Он отложил мешочек в сторону, осторожно положил молочно-белый глаз с золотистой радужкой в простую стеклянную пиалу и взял девушку за руки. Холодное прикосновение жреца огнем обдало запястья Сюльри и она непроизвольно отшатнулась, но отнимать руки не стала – ей было жутко интересно, что такого с ней снова сделают ловкие и заботливые руки Тайсвена.
– Как я и думал, ты быстро восстанавливаешься после того, как осознанно ступила за Грань, – еле слышно проговаривал жрец, осматривая белесую кожу рук Сюльри там, где их не тронул загар. – Только мне не до конца понятно, в чем же причина такой перемены. Ты и раньше получала раны, лишалась конечностей, но не могла без помощи сигхаля восстановиться самостоятельно. Кровь кенканов наращивала твою плоть и кости, причиняя нестерпимую боль, но никогда не позволяла тебе уйти за грань, очерченную тенями, не позволяла тебе запомнить увиденное. Но сейчас… – Тайсвен пристально вгляделся в бледное от запрятанной глубоко внутри усталости лицо Сюльри, запачканное грязными разводами. – Сейчас твоё тело и разум переживают удивительные трансформации без какой-либо особой причины. Хотя… Если сопоставить время…
Тайсвен отпустил руки Сюльри и схватил со стала странный продолговатый предмет, по гладкой поверхности которого пробегали розоватые, лиловые и сапфирово-синие искры. Сюльри завороженно уставилась на сияющую в полумраке сотнями разноцветными лучиками вещицу, в которой жрец тщательно пытался что-то разглядеть.
– Если верить луксару, – задумчиво пробормотал Тайсвен, медленно проводя по вещице приплюснутыми пальцами, – то Мгла начала распространятся по Юдоли вчера, ещё до заката. Как раз в то время, когда я дал тебе сигхаль, а ты сбежала из комнаты и потеряла сознание в коридоре Храма. Но как связать эти события вместе, если природа Мглы и Грани отлична одна от другой? И там ли я ищу разгадку.
Сюльри вскинула бровь и надменно проговорила:
– Вы, жрецы, всегда ищите во всем причину? Ну получилось у меня пройти за эту Грань и что с того? Может, это произошло совершенно случайно, а ты тратишь время на бесполезные думы. У тебя что, другой работы нет?
– Есть, красавица, и очень много, – устало покачал головой Тайсвен. – В последние дни её уж слишком прибавилось. И одна из моих головных болей, как хранителя Храма бога Песка – это разгадывать многочисленные загадки, которые нам, смертным, подкидывают боги.
– Всё-таки я была права, – покачала головой Сюльри, и её ещё по-детски пухлое лицо выражало в это мгновение притворную мудрость не по годам зрелой женщины. – Жрецам в Храмах промывают разум, отчего они верят во всякую чепуху. Я думала ты не такой, Тайсвен, думала, вы умнее. Луйф всегда говорил, что богов придумали жрецы, чтобы дурить простым людям разум. Но я даже и подумать не могла, что сами жрецы тоже одурачены!