Вач резво вскочил на ноги и в исступлении затряс Луйфа.

– Так чего мы ждём! Надо торопиться!

Старик отпустил обомлевшего Луйфа и, сильно хромая, поплелся в обратную сторону, натыкаясь на недовольных такой целеустремленной небрежностью прохожих.

– Совсем из ума выжил, – пробормотал Луйф и посеменил вслед за Вачем.

***

Сюльри проснулась на закате. В витражные окна бил кровавый свет заходящего солнца, прохладный ветерок залетал через распахнутые створки. Она поежилась и открыла глаза. Было тихо, по торжественному тихо, словно где-то в тёмном углу притаилось нечто величественное и глядело на девушку, выжидая подходящего момента, чтобы показать себя. Но никого в комнате кроме Сюльри не было.

Она приподнялась на мягкой перине, но острая боль сковала голову, и девушка тяжело опустилась обратно. Приступ тошноты скрутил её, но рвать было нечем. Она попыталась поднять руку, чтобы смахнуть с лица прилипшую прядь волос, но на зов ничто не откликнулось. Лишь фантомная тень утраченного члена обманчиво поманила за собой. Сюльри скосила глаза, и взгляд её уткнулся в пустоту. Правая рука исчезла, остался лишь жалкий обрубок, замотанный в белоснежные бинты с проступившими на них рыжевато-красными пятнами и жёлтыми разводами. В горле застыл ком, к глазам подступили слёзы, и она вволю разрыдалась, не обращая внимания на сковывающую боль в висках и на то, что на повязке выступили новые кровавые пятна.

Дверь скрипнула. Сюльри резко затихла и медленно повернула голову. Сквозь пелену слез, она увидела высокую фигуру в тёмной рясе, которая застыла на пороге. Фигура не двигалась, не решалась сделать шаг в комнату, не решалась издать звук.

– Чего застыл? – послышался громкий, но не злобный голос. – Входи, раз пришёл.

Сюльри вздрогнула и пригляделась. Она обомлела, когда заметила, что рядом с кроватью, в глубоком кресле, сидит невысокий мужчина с книгой в руках. Он повернул своё открытое, ясное лицо, обрамленное кудрявыми пшеничными волосами, к фигуре на пороге, и его кустистые брови взмыли вверх. Сюльри испуганно оглядела мужчину, в точности уверенная, что ещё недавно его не было в комнате и девушка была совершенно одна. Откуда тогда он здесь взялся?

– Ты оглох, Байзен? – продолжал громогласно восклицать мужчина.

Байзен, фигура на пороге, пригнулся и вошёл в комнату, и в растерянности остановился перед креслом, опустив голову. В руках он держал поднос со склянками и бинтами, обмотанными вокруг засушенных трав. Мужчина в кресле наклонился вперёд, сверкнул лиловыми глазами и поинтересовался:

– Ограбил кого, Байзен? Откуда столько? Только не говори мне, что совесть наконец-то проснулась в твоём бесстыжем теле. Однако лекарствами ты не отделаешься, мой дорогой, вот, погляди на свою работу.

Мужчина показал на Сюльри короткой ладонью со слегка приплюснутыми пальцами. Байзен молча смотрел в пол, не решаясь взглянуть на девушку. А она в совершенном недоумении переводили заплывший взгляд с одного на другого, пытаясь вспомнить, что произошло после того, как она впала в беспамятство тогда, в переулке. В сознании всплыло воспоминание о белесых глазах с черными точками зрачков, о руках с длинными острыми когтями, о пасти жёлтых окровавленных зубов, о темной ткани рясы. Сюльри ещё раз окинула Байзена напряженным взглядом и внутренне похолодела, когда юноша поднял на неё свои черные без белка глаза. Но как только их взгляды встретились, Байзен смущенно опустил голову ещё ниже. Его бледные щёки покрылись красными неровными пятнами, а руки задрожали так, что склянки на подносе зазвенели.

– Ну всё, всё. Не хватало мне ещё, чтобы ты тут разрыдался, – мужчина вскочил с кресла и забрал из рук Байзена поднос. – Иди уже, нечего мне тут устраивать драму со счастливым концом. А ты, – он повернулся к Сюльри, впившись в неё своими раскосыми глазами, – ты не вздумай так скоро прощать этого негодяя. Пускай его совесть помучает, это такое редкое явление в наше время. Чего ты опять застыл, сказано тебе – иди!

Байзен послушно поклонился, чуть ли не касаясь длинными белыми волосами пола, и поспешно покинул комнату. Мужчина проводил его взглядом, а затем с теплой улыбкой подошёл к кровати и осторожно присел на краешек.

– Я, конечно, не намерен его оправдывать, – начал он, искренне улыбаясь, – но у него это оправдание всё же есть. А уж принять его или нет, зависит от тебя, – он улыбнулся ещё шире и потянулся к склянкам, которые принёс Байзен. Открыв одну из баночек, мужчина принюхался и удовлетворенно кивнул.

– А сейчас, красавица, позвольте мне немного поухаживать за вами, – он потянулся к повязке на правом плече девушки, но она медленно отодвинулась от мужчины, отчего тот удивленно вскинул брови.

– Кто вы такие? – прохрипела Сюльри.

Мужчина рассмеялся и снова потянулся к бинтам. На этот раз Сюльри некуда было деваться, поэтому ловкие руки привычными движениями принялись разматывать повязку.

– Я – Тайсвен, жрец, а Байзен – горг, – будничным тоном ответствовал мужчина, внимательно разглядывая рану, которая уже покрылась засохшей корочкой. – А вот кто ты такая, нам неизвестно.

Он поднял свои лиловые глаза на девушку, лукаво сверкнувшие, а затем принялся смачивать кожу вокруг обрубка примочкой, пахнувшей пряными травами. Сюльри дернулась от боли, но Тайсвен крепко держал её руку.

– Я тебе не враг, красавица, – весело проговорил он, прикладывая примочку. – А вот ты, возможно, принесёшь в наш Храм беду. Руками Байзена, конечно, но всё же.

Тайсвен слегка сощурился и серьёзно спросил:

– Так могу ли я узнать хотя бы твоё имя, чтобы представить то, что может ждать нас в будущем?

Сюльри нахмурилась, всё её внимание было сосредоточено на боли в плече и тошноте, но этот вопрос отравленной иглой вонзился ей в голову, распространяя недоверие и опасливую настороженность. Она воззрилась на Тайсвена своими большими синими глазами и с сомнением ответила:

– Меня зовут Сюльри.

– Сюльри, – произнёс Тайсвен, будто пробуя имя на вкус. Его глаза ещё сильнее сощурились, но лицо все также светилось добродушием. – Вот и познакомились. А теперь, красавица, будь хорошей девочкой и позволь мне немного полечить тебя. Возможно, мне удастся спасти твою руку.

Сюльри послушно отвернулась и притихла, не совсем понимая, что имеет в виду жрец, ведь спасти утраченное было невозможно. Веки девушки смежались всё чаще, пока она окончательно не провалилась в сон. Возможно, ей всего лишь показалось, но всё время, пока Тайсвен возился с раной, его руки непривычно дрожали.

***

В Доме было тихо. Закатное солнце осветило огнём пустые, занавешенные плотными темными шторами окна. Вач спешил, насколько ему позволяло больное колено, а Луйф, который неотступно следовал за ним, с тревогой оглядывал старика: его напряженные плечи, руки, согнутые в кулаки, тело, что мелко дрожало от гнева или же нетерпения – мальчик не мог рассудить наверняка.

На пороге Дома Луйф попытался остановить Вача, но тот нёсся вперёд, отмахиваясь от его рук.

– Да стой ты! Совсем обезумел! – громко зашептал Луйф, когда они вошли внутрь Дома. – Ты подумай, что собираешься делать! Если ты в таком виде заявишься к жрице, она тебя убьёт! И толку от этого? Сначала успокойся.

Вач остановился, его глаза покраснели, красные прожилки сосудов извилистыми змейками прорезали желтоватые белки.

– Иди в детскую, Луйф, и не смей выходить, – мрачно произнёс Вач. Его лицо потемнело, суровая пелена легла на морщинистое чело. – Я в полном порядке, не переживай, никто не тронет меня.

Луйф с недоверием взглянул на него снизу вверх, но всё же настаивать не стал. Не в его характере было бесплодно пытаться успокаивать разгорячившихся стариков.

– Хорошо, Вач, – кивнул Луйф, – но только если Сюльри всё же вернётся в Дом, а тебя не застанет, она сильно разозлится.

Старик на мгновение очнулся, но всё же не отступился от своего решения.

– Ступай, – он подтолкнул Луйфа в сторону детской, которая располагалась на первом этаже в задней части Дома, а сам направился вверх по ступеням широкой лестницы. Луйф с сомнением оглянулся на старика, но, пожав плечами, отправился, куда приказано, о чём-то глубоко задумавшись.