Она была счастлива, очень счастлива. А Он – нет.

Он смотрел на неё с завистью, смоченной горечью и застарелыми обидами. Она была ни причём, но ему было всё равно. Ему было невдомёк, почему кто-то в этом мире может быть так счастлив, может жить в неведении о том, что происходит у тех, кому не дано более вкусить сладости жизни, кто не в состоянии больше понять, для чего он существует в этом гнилом мире. Злость пропитала всё его существо, он давно перестал замечать, когда очередная волна ярости захлестывала его, заставляя захлёбываться собственной желчью. Он привык к этому чувству, а оно уже давно считало домом его ослабленное тревогами тело.

Когда её радостное лицо скрылось за очередным прилавком, он тупо уставился перед собой, сжав в тонких пальцах глиняную чашку, в которой лежало несколько каменных монет – мелочь, подаренная неравнодушно-равнодушными прохожими. Он злобно усмехнулся. «Не можешь помочь, как следует, так и не стоит подавать такую мизерную надежду, – думал он. – От неё хорошо только тому, кто подает, а тому, кто принимает, тошно от одной мысли, что его жизнь оценили такими жалкими грошами».

Он мрачно огляделся вокруг. Он никого здесь не знал, не мог говорить на языке местных, не мог даже попросить о помощи. Ему оставался только один единственный способ прокормиться, способ, известный любому, будь он из Звёздной или из Солнечной Юдоли – попрошайничать. И это было омерзительно. Никогда в жизни ему не приходилось что-либо просить. Он бы с радостью нашёл работу и зарабатывал на хлеб собственными руками, но в Иргисе ему, простому крестьянину, который даже языка не знал, найти занятие было невозможно. В королевстве Иргис не выращивали сельскохозяйственные культуры, не пасли скот. Практические все жители Иргиса кормили себя и свои семьи торговлей и ремеслом, добычей металлов, сокрытых под толщей песчаной земли. Крестьянин в стране ремесленников и торговцев чувствовал себя убогим и никому не нужным нищим, и от этой мысли его обдавало кипящей злобой, от которой зудело всё тело.

Он закашлялся, как бывало всякий раз, когда он испытывал сильное волнение. Торговец фруктами покосился на него, прикрыл свой товар тканью и что-то быстро забурчал под нос, качая головой.

Жалость, смешанная с омерзением, – вот чем мог довольствоваться бродяга в чужом краю.

– Идти нужно.

Услышав этот мягкий с хрипотцой голос, он вздрогнул и поднял глаза. Перед ним стоял худой юноша в рваной рубахе и, несмотря на жаркий день, в плотном кожаном плаще до пят, чёрные волосы его спускались на плечи, а яркие лиловые глаза тускло блестели, отражая солнечные блики. Юноша был одет, как простой бездомный, но при этом оставался ухоженным, и его можно было назвать красивым, если таковое определение применимо к существам без рода и племени.

– Нет, Ючке, мы останемся в Эфрисе, – отрезал Дилфо, опустив взгляд. – Денег ещё недостаточно, на еду не хватит, а ещё неделю в пустыне я не продержусь. Подожди до конца дня, пока я не соберу на пищу в дорогу.

– Идти нужно, – повторил Ючке настойчивее. Дилфо насупился, ещё раз пересчитал монетки в чашке, горько хмыкнул и поднялся на ноги.

– Как скажешь, тебе виднее, – буркнул Дилфо. Проходя мимо Ючке, он специально задел его плечом, но, то ли юноша отскочил, то ли Дилфо не рассчитал траекторию, и удар мальчика прошёл сквозь пустоту. Дилфо пошатнулся, но Ючке поддержал его за плечо.

– Осторожно, – услышал он тихий голос юноши над ухом и весь содрогнулся.

– Спа…спасибо, – неуверенно поблагодарил Дилфо, уставившись в землю. Они недолго простояли так, в неловкой тишине, но Ючке прервал её:

– Идти нужно туда, из города. Будут здесь скоро иланва.

– Да понял я, понял, – раздраженно буркнул Дилфо. – Ты про этих иланва целый месяц талдычишь, а кто они такие – объяснить не можешь. Может, их вообще нет. Вдруг ты их придумал и только и делаешь, что морочишь мне голову. Ты, наверное, всё-таки болен, раз способен выдумывать всяких несуществующих существ.

Дилфо злился, теперь это было для него обычным состоянием, но больше всего мальчика раздражало, когда его ярости придавали обыденный характер, как простому детскому капризу, который со временем сойдёт на нет, стоит лишь немного подождать. Этим, по мнению Дилфо, и занимался Ючке, когда мальчик пытался выразить через ярость то, что накопилось в душе.

– Нет болен я, – безучастно покачал головой Ючке. – Болен ты. Найти лекарство будет трудно. Подрасти надо.

Дилфо поднял на него осунувшееся лицо, и в карих глазах его промелькнула ненависть, но тут же исчезла, сменившись тупым безразличием.

– Чушь, – еле слышно произнёс он. – Я абсолютно здоров.

Ючке ничего на это не ответил. Он поманил мальчика за собой и двинулся за стройные ряды торговых лавок, целенаправленно следуя в неизвестном направлении. Дилфо шёл за ним по пятам, глядя в землю. Он смотрел, как белоснежные ноги Ючке касаются песчаной почвы, не оставляя следов, и размышлял о том, где найти хотя бы кусок хлеба, пока Ючке не вывел их в пустыню. Вокруг были слышны выкрики торговцев на быстром гортанном языке, смех женщин-служанок, которые пришли за свежими фруктами для своих господ, нестройный хор детских голосов, то удалялся, то приближался, следуя за своими неуёмными хозяевами. Но с каждым шагом шум рынка становился всё тише, а улицы всё уже и тенистее.

Дилфо поднял голову и прищурился от яркого солнечного света. Дома Эфриса, столицы небольшого пустынного государства Иргис, были сделаны из темного крепкого дерева и поднимались ввысь на три, а то и четыре этажа. Высокие резные стеклянные окна в домах побогаче были украшены разноцветными мозаиками, которые изображали плачущих светловолосых женщин или мрачные фигуры в песочного цвета плащах с руками, вздымаемыми к небесам. Дилфо впервые видел нечто столь величественное и красивое, он на мгновение даже с любопытством принялся оглядываться по сторонам, но стоило ему заметить в одном из окон улыбчивого мужчину, который с интересом смотрел на него и Ючке, воодушевление тут же стухло, и мальчик снова опустил голову.

Они шли довольно долго. Дома становились ниже, почва под ногами шла под уклон, она была гораздо темнее, чем в центре города и на вид казалась сырой. Пахло затхлостью, ветер обдувал прохладой, и дышать здесь было гораздо приятнее. Дилфо вдохнул полную грудь воздуха, почувствовал, как горят его лёгкие, как рвётся наружу кашель. Он ещё ненадолго задержал дыхание, а затем грудь словно взорвалась порывистыми вздохами так, что на глаза его выступили слёзы. Ючке остановился и с беспокойством оглядел скрючившегося от приступа Дилфо.

– По-порядок. Я в по-порядке, – произнёс мальчик, судорожно хватаясь за плащ Ючке. – Се-сейчас уже пройдёт.

Ючке терпеливо ждал, пока Дилфо придёт в чувство. Юноша собирался что-то сказать, но нечто странное привлекло его внимание. Он повернул голову вправо и стал настороженно всматриваться в тёмный тесный проулок между двумя низенькими постройками. Дилфо заметил его взгляд и решил узнать, что же могло так заинтересовать всегда беспристрастного юношу, но как только его взор обратился в проулок, он весь похолодел от ужаса и отвращения.

– Что это? Ючке, что это за тварь? – Дилфо неожиданно для себя перешёл на шёпот несмотря на то, что по улицам ходили люди, а из окон домов лениво поглядывали по сторонам жители бедняцкой окраины.

В глубине проулка, скрытая тенью, стояла высокая плотная фигура в темной рясе, выше на голову взрослого мужчины, вместо которой у этой твари была морда зверя с длинной белесой шерстью и открытой пастью с тремя рядами острых жёлтых зубов. Тварь на кого-то ощерилась, кого-то, кто в её ногах с ужасом в глазах лицезрел будущего губителя. Дилфо прищурился, чтобы разглядеть жертву, но мощная фигура закрывала её, и на глаза мальчику попался лишь краешек головы с короткими медовыми волосами.

– Ючке, почему никто не обращает внимания? – встревожено обратился Дилфо к юноше, который не спускал настороженного взгляда с твари. – Этот урод явно не дорогу спросить собрался. Почему никто не помогает?