Я огляделась. С этой крепостной стены не было спуска. Это было просто каменное кольцо на высоте нескольких метров.

Единственное, что хоть слегка напоминало спуск — три кольца в бортике. Выкованных без изящества, массивных, ржавых. От них тянулись верёвки.

Одна — тонкая ниточка вела к деревянной лошадке стоящей рядом с кольцами. Почему здесь детская игрушка?

Вторая верёвка — гнилой оборванный канат, покачивающийся от ветра. Он не доставал до подножья крепости метров пять.

Третья верёвка — чуть тоньше предыдущей, но толще первой — к ней были примотаны слегка пыльные бумажные бантики, а на конце, поднимая в воздух всю верёвку, краснел большой красный ромб с хвостиком из лент и бантиков — игрушка, летающая от ветра — если не ошибаюсь, она называется «дракон». Возле него вилась ворона.

Я прикоснулась к кольцу гнилого каната, желая узнать, какое воспоминание выраженно в этом образе.

Юноша. И он мёртв. И чувство вины.

Второе кольцо — с летающей игрушкой — это Эдмунд.

Я навела руку на ворону. Мама? Впрочем, логично. Если мадам Лониан воспринимала моего отчима как сына, она недолюбливала тех, кто забирает его. «Невестку».

Я поглядела на последнюю верёвку. Детская игрушка. Старая потёртая лошадка. Со сколами и большой трещиной в шее, обвязанной нитью.

К этому воспоминанию я побоялась прикасаться. От игрушки веяло болью.

Итак. Мне нужны ответы на мои вопросы. Почему именно Эдмунд?

Возле кольца «Эда» сел воронёнок с блестящей ленточкой на шее. Проекция меня. Воронёнок каркнул.

Глаза мне застелило лиловой пеленой.

Я оказалась в первом важном воспоминании.

Девочка лет двенадцати в лёгком белом платье, сшитом без профессионализма из каких-то обрезков, бежала к крепостной стене.

Небольшой город. Дома покорёженные осадными снарядами. Солдаты. Вечер. На другой стороне вражеские солдаты, но временно установлено перемирие.

Детство мадам Лониан пришлось на времена последней войны. Так ей-таки не триста лет, а всего восемьдесят семь.

Девочка забралась на стену и подбежала к группе солдат. Она проводила с ними много времени. Каждого знала. Все знали её. Впрочем, как и десяток других детей, желающих помочь своим.

— На, Джейн, — после приветствия, девочке вручили разряженные светлые артефакты — для защиты, снижения боли и ускорения регенерации.

Девочка с готовностью принялась накачивать кристаллы энергией. Юный возраст не отражал её умения. Она уже могла применить простейший щит и плетение-проявитель магии.

Она была почти как Эдмунд — тоже любительница позаниматься магией со старшими знакомыми.

Какое, кстати, всё это имеет к нему отношение? А впрочем, если магия видит связь между этими воспоминаниями, то я посмотрю.

— А наши деверсаны тебе кое-что стибрили, — молодой солдатик с пушистым ёжиком белых волос, вытянул из-под подстилки, расстеленной прямо на стене отрез красного шёлка.

В серых глазах девчонки застыл восторг. Шёлк, да ещё и красный! Да в условиях осады…

— Тут на целое платье! — она восторженно завизжала, зависая на шее у парня. — Подкладку и рукава придётся из какого-то старого сшить, но девчонки в школе от зависти передохнут!

— Ну, всё, всё. Сегодня снова вылазка планируется. Завтра ещё заходи. Кое-кто из ваших пацанов тоже пойти напросился. Думают, как придут — всех поубивают.

— Если у кого из них получится — только рада буду. Нечего наш город осаждать, — Джейн отлипла от бойца и ещё раз поглядела на сокровище. — Накидать бы им в колодец кошек дохлых. Пусть бы все перетравились. Жаль, всех кошек в городе съели.

От мысли о еде Джейн вспомнила, о голоде, но отвлеклась на смех за стеной. Вражеские солдаты что-то обсуждали, сидя метрах в двадцати от основания стены. К этим людям Джейн не чувствовала ничего кроме ненависти.

Сражаться она не могла, но помогать в госпитале и заряжать артефакты — легко. Солдаты с внутренней стороны стены были для неё героями.

Снова мир помутнел и показалось другое воспоминание. Джейн зажали в подворотне три другие девочки. Им нужен был шёлк.

Не сказать, что в юности декан светлого факультета выглядела угрожающе — среднего роста, крепкая, но не крупная… Однако первый удар, нанесённый сопернице заставил кровь хлынуть из носа.

Секунда замешательства со стороны девочек — никто не ожидал атаки. Но Джейн удивительно чётко осознавала, что делает, нанося этот удар. И такую атаку выбрала сознательно.

Через мгновение с земли ею была подхвачена битая бутылка без дна.

Две девочки, решили постоять за подругу и отнять-таки тряпку. План, очевидно, состоял в том, что они схватят Джейн за разные руки.

Не желая сдаваться, Джейн дёрнулась к одной из девчонок и всадила край бутылки ей в плечо.

Ещё спустя миг вторая с разворота получила в живот кулаком, крепко сжимающим шёлк.

Словно не заметив боли, соперница уцепилась за ткань двумя руками, но таким образом оставила без защиты живот, за что тут же получила ногой.

Не переоценивая свои способности ближнего боя, Джейн бросилась наутёк, на ходу ототкнув девицу с разбитым носом.

Снова лиловый туман. И новое воспоминание. Джейн и её семья прятались в подвале, пока сверху доносились крики и шум боя. Видимо сражение за город шло непосредственно на его территории.

Память старого декана подсказывала, что бой шёл несколько дней.

В какой-то момент она оказалась на улице с младшими сестрой и братом. Перед тем, как чужие солдаты вошли в дом его не успел покинуть только старший брат. Он держал дверь, надеясь дать младшим время.

Я не видела город. Кажется, вокруг были какие-то двухэтажные дома, но в гуле человеческих криков и свисте плетений, взрывах магических огней и мелькании двух видов солдатский формы, всё сливалось.

Джейн ничего не видела. Только чувствовала в похолодевших руках ладошки младших, которых она тащила за собой к крепостной стене.

Нелогично с одной стороны, бежать туда, где больше всего врагов, но и своих солдат там больше.

Там был хоть кто-то, кому Джейн могла довериться — её приятели из войск.

Через разорванную взрывами мостовую дети добрались до лагеря и ворвались в лазарет.

Малышню оставили с ранеными. Они забились в угол и сидели. Джейн помогала врачам.

В один момент притащили парня с белой шевелюрой. Того самого, с которым ошивалась девочка, который принёс ей шёлк. По его телу расползался тёмно-злёный рисунок — земляная магия. Джейн не особо понимала, что это, но я, как человек, с четырнадцати лет живущий с профессором по магическим болезням, знала — парню можно было сохранить жизнь, пусти и ценой здоровья. Он мог потерять пару конечностей и остаться изуродованным, но…

…но даже для этого варианта развития событий ему нужен был очень сильный врач. Очень сильный и знающий врач.

Паренёк-«лекарь» пытался спасти его какими-то хилыми магическими каракулями, но лишь продлевал мучения, а Джейн могла только класть на лоб полотенца и в ужасе наблюдать.

Солдат уже ничего не понимал — над чем-то истерично смеялся, или просто бился в конвульсиях, ничего не слышал и не видел. Он стремительно угасал.

Тело обмякло, глаза остекленели. Парень не выжил.

Этот пустой взгляд навсегда остался в памяти.

Сменилось воспоминание.

Город отбили. Прошло два года, и Джейн поступила в академию. Переехала в столицу. Обучение давалось ей, но не сказать, что без сложностей.

Джейн не была книжным червём, а между теорией и практикой всегда выбирала второе. Приделать подопытной крысе дополнительную конечность? Легко. Объяснить, как это работает? Только через пять минут раздумий, да и то смутно.

Люди, посмотревшие на то, что такое война, в большинстве своём мечтают никогда в жизни с этим не столкнуться. Однако Джейн выбрала своей целью и будущей профессией статус военного врача.

В академии, на курсах военной подготовки она начала общаться с Раулем.

Это был парень на год постарше. Худощавый заучка со светлыми локонами до плеч. Энергичный, но не очень способный в плане практической магии.