— Я тебя люблю! — незамедлительно ей выдаю.

— Что я дурочка…

— Ты дурочка, Смирнова. Я люблю. Слышишь?

— Что я глупенькая…

— И в чем я не прав?

— Ты предал нас, Святослав, когда выбрал очередной приказ. Предательство прощать нельзя?

Остановись! Я не то сказал. Как превратно она все понимает, как придирается к словам, как чутко вслушивается, на ходу анализирует, предлагает неподходящий вариант, перекручивает, извращает, похабит и уничтожает. Я не предавал. Ее — ни разу! А свою страну?

— Ты неправильно выстраиваешь ассоциативный ряд.

— Предательство прощать нельзя? — зачем-то еще раз повторяет.

— Нельзя, — обнимаю подрагивающие в начинающейся истерике худенькие плечи.

— Я не прощаю, Свят.

ЮЛА…

Юла…

Ю-л-а!

— Она твоя пациентка? — возвышаюсь над столом Елены.

— Мы не будем об этом говорить, Святослав, — транслирует угрозу вкупе с непреклонностью.

— Спасибо за ответ. Как давно?

— Встретимся по расписанию. Всего доброго! — кивком указывает мне на дверь.

— О чем вы говорите с ней?

— Всего доброго.

— Опять зарядишь про свою этику? А если мы откинем на одну минуточку ту чушь, которой ты потчуешь меня, и представим ситуацию под другим углом? Предположим, я тот, у которого болит за нее и мальчика душа. Представим на одну минуточку, что я ее муж, например. Мне нужно знать, Леся, в каком она настроении, что зреет в головке женщины, от душевного благополучия которой зависит счастье моего сынишки. Так, о чем вы с ней щебечете?

— … — молчит, молчит, молчит упрямо и надменно. Откинувшись на спинку кресла, скрутив в узел руки на груди, рассматривает так, как будто о чем-то очень горько сожалеет. — Что произошло, Свят?

— То есть?

— Ты взвинчен, сильно возбужден, почти выскакиваешь из штанов.

— Я всегда такой, — насупливаю брови. — Ты не ответила…

— И не отвечу.

— А он?

— М? — изображает непонимание.

— Красов! Он тоже приходит сюда?

— Встретимся завтра, если я не ошибаюсь. Подтверди, пожалуйста.

— Лена, я хочу заключить с тобой сделку! — раскрытыми ладонями упираюсь в край ее рабочего стола. — Это возможно?

— Это не суд, не следствие… — начинает оперировать понятиями, в которых ни хрена не догоняет. — Сделки не заключаю, но готова выслушать твое предложение.

— Давай пересмотрим расписание. Пожалуйста!

— Нет, — отказывает, даже недослушав.

— Я буду приходить раньше, а следом — она. Я мог бы оставаться после наших встреч, чтобы потом проводить ее. Где она живет? У тебя ведь есть их адрес.

— Ты не узнал о местожительстве сына?

— Ты согласна?

— Нет, — расцепляет руки, укладывает их на подлокотники и вращается в кресле, изображает издевательство, прикрываясь детской глупостью.

Угрозы, торг, запугивание! Что там еще? Отталкиваюсь от поверхности, рассматриваю исчерченную линиями мозолистую розовую кожу, сжимаю огромные ладони в такие же по массе кулаки, вращаю ими, а не найдя такому применения, с обреченным вздохом опускаю.

— Дать зацепку, Свят? — шутливо предлагает.

— Зацепку? — нескрываемым удивлением изгибаю бровь.

— С Игорем? — она мне что, сейчас кокетливо моргает?

От этого, конечно же, не откажусь.

— Ему нравятся динозавры. О них только и был наш разговор на игровой площадке. Он трещал о гигантских ящерицах без остановки. Смешно из уст ребенка звучали все эти тираннозавры, велоцирапторы и бронтозавры. Названия — мечта логопеда. Игорь очень старался выговорить, но ничегошеньки не выходило. Я могла только догадываться, какого зверя он имел в виду.

А меня, признаться, очень сильно радует, что мой сын зациклен не на снайперской винтовке и оптическом прицеле. Динозавры — безобидное увлечение, это не бронированные танки и не пехотные военные машины. Пусть увлекается иностранным языком, историей, наукой, пусть будет мирным парнем, которому любая хитрость и уловка жизни нипочем.

— Это чересчур проблематично, Лена. Ты не находишь? Кое-кто обещает звезды с неба, а я, по всей видимости, должен достать парнишке птеродактиля?

— Не преувеличивай. Уверена, что панголин за нечто подобное сойдет. Броненосец тоже будет ко двору. Чем не динозавры? Крокодил, варан, змея, например?

Мы, видимо, сейчас всех чешуйчатых гадов перечислим. Помимо психологии Лена, по-моему, увлекается живой и неизученной с физиологической точки зрения природой.

— Он не был в зоопарке, Свят. Ни разу. Не знает, что это такое. Но уже поскуливает потому, что в его садике некоторые детишки побывали там. Ему нечем гордиться, он считает, что сильно отстает от них. Мама обещала, но пока не выполнила. Игорь терпеливо ждет, что на один очень важный для него день будет нечто подобное. Что скажешь?

— Как ты это узнала?

— Спросила. Задавала парню вопросы, а он, не стесняясь, правда, смешно картавя, на все мне отвечал, — разводит руки, как будто бы недоумевая. — Все очень просто. Так, когда у него день рождения?

— В октябре.

— Прекрасно. Теплые деньки и городской зоопарк. Мальчишка будет счастлив, а для тебя это чудесная возможность завоевать его доверие, войти в тот самый круг.

— А этот? — куда-то позади себя киваю головой.

— Этот?

— Красов! — закрыв глаза, бухчу.

— У детей чрезвычайно подвижная психика и такая же память. Они запоминают такие встречи, Свят. Масса впечатлений и куча нового и неизведанного. Для парня важно внимание. Вни-ма-ние! Будь таким. Огради его подобным и не вспоминай, не думай о том, что контролировать не можешь. Да и не стоит, если честно, — а хмыкнув, чтобы закончить, добавляет, — это так, мое пространное наблюдение. Ход за тобой, Мудрый!

— Разреши один вопрос, Аленушка? — напрашиваюсь на вполне возможный конструктив.

— Пожалуйста, — поощряет.

— Зачем ты помогаешь? — выпаливаю не задумываюсь, говорю, как есть, как на долбаном духу.

— Для помощи нужна причина? Это очень странно. Какой-то сдвиг или ты играешь?

— Да. И я не играю, с головой порядок.

— Убеждена, что для военного человека странновато звучит. Зачем ты отправлялся в горячие точки, Свят?

— Не вижу ничего похожего с тем, что я спросил. Не увиливай, пожалуйста.

— Боишься, что я не отвечу? Отвечу, отвечу, только сначала давай кое-что обсудим. То, чем ты занимался, это ведь была жесткая помощь тем, кто в этом нуждался? Ты выполнял свой долг в рамках такой себе поддержки страждущих, угнетенных, тех, на кого нападали, кого уничтожали, кому какая-нибудь страна выписывала смертный приговор, например? Задавался тогда вопросом: «Почему я помогаю им?» — загадочно улыбается, прикрывая глаз. — Что скажешь?

Наверное, спасибо. Хотя, если честно, не решил.

— Мы ведь встречались, Леся. А сейчас ты демонстрируешь чудеса исключительного благородства и бескорыстного содействия. Здесь что-то не так или я ошибся? Я не прав?

— Не прав! — кивком указывает мне на дверь, задавая направление рукой. — До встречи, Святослав. Не хочу тебя задерживать.

Что сказать? С ней трудно спорить и отстаивать точку зрения, особенно, если она сильно отличается от ее.

— Пока!

Наверное…

Распахнув дверь, выползаю в коридор, из которого через определенное количество шагов попадаю на лестничную площадку. Скатываюсь кубарем, считая пятками ступеньки. Не снижая стремительно набранной скорости, вылетаю наружу, но резко торможу, прячась темечком под небольшой выступ, жалкое подобие крыши над крыльцом.

Огромный зонт в крупную клетку раскрыт над Юлей и Игорьком. Похоже, они чего-то ждут. Когда осенний грозный дождь пройдет? Сын держит мать за руку, переступает с ноги на ногу и, вращая головкой, замечает меня под этим узким козырьком. Он улыбается и кокетливо склоняет голову на бок. Юла, наоборот, по-моему, меня вообще не видит, потому как слепо пялится, находясь в каком-то странном нетерпении, в ту сторону, откуда должно материализоваться божественное свечение, и чья-то длань пожмет ей хрупкое плечо.