— Торопитесь сбагрить квартиранта?

— Господь с тобой, Мудрый, — отстраняюсь, разведя руки по сторонам. — И в мыслях не было, но…

— Я понимаю.

— Она вышла замуж. Костя, — замечаю, как он стягивает пальцы, формируя охренительные по мощи и объему кулаки, — Костя сделал предложение, она приняла его. Красов не переходил тебе дорогу, Свят. Он никого не подсиживал, не обманывал, не скрывал своих чувств и честно получил ее. Она не изменяла, потому что не связана была с тобой какими-либо обязательствами или клятвами. Вы не были парой, но тайком встречались. Как так вышло? Обман или…

— Вы судья, Сергей?

Увы! Отнюдь… Скорее, неугомонный бузотер, правонарушитель и возмутитель скучного спокойствия.

— Нет. Хочу, чтобы ты понял. У них…

— Все идеально. Я помню, понимаю и сживаюсь с этой мыслью. Зачем Вы это повторяете? — вполоборота задает вопрос. — Повторяете, словно пытаетесь в чем-то убедить себя. Или меня? Кого конкретно, Сергей Максимович?

Он прав! Чего я как глашатай?

— Идем, наверное, спать.

— Мне туда? — кивает на крыльцо гостевого дома.

— Могу пригласить к нам, но…

— Откажусь.

— Воспитание или что-то личное?

— Личное.

Точно. А у меня все решено:

«Удавлю урода… Если дотянусь, конечно».

— Поделишься или я зря напрашиваюсь на откровенность? — подмигиваю, ухмыляясь.

— Зря, — слова чеканит, транслируя собственное немногословие.

Он разворачивается и, покачивающейся, неуверенной походкой направляется к себе. Характер у козлины бешеный — отцовский или мой? Навязанный и вынужденный. Спонтанный генетический сбой — и темперамент теперь можно выторговать не только по наследству, но и получить по чудной неосторожности с детективным флером и внезапно обретенной ответственностью.

Странная история произошла со мной тогда, много лет назад, но благодаря этому мальчишке я обрел семью — жену и двух дочерей, за чье счастье сейчас спокоен, ибо все отменно решено. А вот с парнем с малых лет были грандиозные, масштабные, с размахом, что ли, далеко идущие проблемы. Тайна появления на свет, мистификация с рождением, затем паршивая ошибка — попискивающий под дверью крохотный подкидыш, сбрендившая мать, закончившая жизнь самоубийством — если мне не изменяет память, Алина, кажется, сиганула в речную бездну, перебросив ножки через кованые перила центрального моста. Его отец — мой тезка лишь по имени, а по профессии — кадровый военный, старший офицер. Не помню всех подробностей, но Мудрый старший закончил жизнь на поле боя и долгое время считался пропавшим без вести, пока его посредством подобного опознания не возвратили к Святу, в счастливую, но малочисленную семью. Сын, видимо, пошел по стопам родителя и чуть не повторил его судьбу. За время своего отсутствия пацан лишился имеющейся жилплощади, удостоверяющих личность документов, утратил положение и остался без средств к существованию, зато приобрел вполне реальную психотравму, визиты к мозгоправу по установленному расписанию, бессонные ночи и наконец попал в разряд разнорабочих. С последним, кстати, Леха собирался подсобить. Надо бы напомнить об этом брату, а то загнется и зачахнет в искусственных лесах дармовая сила, а могла бы послужить отчизне и сбросить небольшую часть зажимов с хозяина такого мощного добра…

— Жень? — шепчу на ухо жене, лежащей в кровати на боку и обращенной лицом к окну. — Женечка? — молчит, сопит, но ровно дышит. — Бойкот, Смирнова, да? Надутые губы, ссора, конфликт на ровном месте? — и все же тишина. — Ты спишь, что ли, жена? — утыкаюсь носом в заднюю часть тонкой шеи, обхватываю, уложив руку ей на мерно поднимающуюся грудь.

— Отстань, — пытаясь отползти, сильно вздрагивает и прижимает подбородок к груди, почти смертельно изгибая шею.

— Чего ты?

— Спокойной ночи, муж.

— Спокойной, — и все равно настаиваю, напираю и окончательно наглею, перекинув ногу через женское тело, левой пяткой подтягиваю недовольную к себе. — Не злись, чикуита. Маленькой кубинке грубость ни к чему!

— Все, видимо, нормально? Спел сыну колыбельную, утихомирил мужика? Как, кстати, у него дела? Отлично, вероятно? — аналогичный набивший чертову оскомину вопрос.

Не знаю…

Я об этом ни черта не знаю. Он ни разу не ответил прямо и развернуто, а я, наверное, не настаивал, успокоившись сухой отпиской, которой Святослав меня за интерес, как правило, от всей души вознаграждает. По всей видимости, пресное «окей» «Смирнова» целиком и полностью удовлетворяет.

— Да, — вру, про себя умоляя высшие силы смилостивиться и поступить хотя бы раз по совести, а не по какому-то накатанному наитию.

— У меня нехорошее предчувствие, Сережа, — внезапно выдает жена.

Этого мне только не хватало. Никогда не верил в эту ересь, но собачьей чуйкой обладала моя мать, у которой нос по ветру ходил в любое время года, выискивая неприятности, о которых всенепременно сообщал нам с отцом и братом.

— Это ведь предрассудки. Ты современная женщина, служительница науки, а лепечешь…

— У него нехороший взгляд. Он странный, дикий. Он совсем чужой.

— То есть?

— Это болезнь, Сергей. Святослав точно болен. Я чувствую. Господи, разве ты этого не видишь?

— Нет, конечно. Ни хрена не вижу.

Или не хочу. Не хочу видеть и что-то замечать.

— С чего ты взяла? Ошибаешься, Женек. Ты абсолютно не права.

— Он ведь ждет Юлю?

— Нет, не ждет.

— Перестань, черт тебя дери! Он не хочет ей добра, ненавидит, проклинает. Я это знаю! — прижимает кулаки к губам. — Свят зол на то, что произошло.

— Там все закончилось…

Так Мудрый заверил меня несколько минут назад.

— … его интересует только Игорь, чика.

— Тем хуже. Час от часу не легче. Неужели, — кряхтя, выкручиваясь, поворачивается лицом ко мне, — ты не видишь, что Святослав станет причиной разрыва. Он испортит Юле жизнь, разобьет ей сердце и заставит страдать, отбывая незаслуженное наказание. Он уничтожит ее семью. Я прошу тебя…

— Ты чего? — откланяюсь от нее. — Какого разрыва, какой причиной? Что за выступление? Столько пафоса и рвения. Тебя расслабить?

— Объясни, пожалуйста, в качестве кого он предстанет перед Игорьком, когда… — похоже, она меня совсем не слышит.

— В качестве биологического отца, — не задумываясь, сразу отвечаю.

— А Костя кто?

— Заносим покойника обратно, да? Мы ведь сто раз это обговорили.

— Не смешно! А Красова мы спросили, что он думает о том статусе, который случайно обеспечили ему родители его любимой жены? — шипит, плюется, через зубы злобно произносит. — Ты, видимо, забыл, что Костя подал документы на усыновление. Он не просто муж Юлы, его желание признать мальчика чересчур серьезно. Не знаю, что будет с отчеством, но фамилия…

Изменить свидетельство, вычеркнув из жизни Игоря воскресшего по воле рока Святослава? Прекрасный план и рвение похвально, но:

— Придется отвернуть. Ничего не попишешь, чика.

— Ты быстрый, Смирнов! Я против! — глухо голосит свое желание. — Против, против, против…

— Боюсь, что это не нам решать.

— Умываешь руки?

— Отнюдь, но… — замираю, оттопырив ухо.

Вот же сука непоседливая! Уверен, что, подойдя сейчас к окну, застану Мудрого на посту, с которого только вот согнал.

— Ну! — Женя отставляет назад руку. — Ты прав, Сережа. Стоит на стреме, угадывая в каждой тени кровного врага. Это посттравматический синдром. Тебе интересно мое мнение или я просто сотрясаю воздух? Веселю и раздражаю?

— Да, — отрываюсь от подушки и, опираясь локтем в матрас, вглядываюсь в темное окно, за которым нечетким профилем раскачиваются мачты сосен. — Конечно. Слушаю тебя.

— Ему нужно выздороветь.

Иди ты!

— Как корректно, Женек! Я бы сказал, весьма тактично, очень вежливо. До тошноты противно.

— Пусть расскажет все, выкричится и отпустит боль, иначе… — давится словами и затихает. — Иначе он убьет ее. Убьет! Господи, — всплеснув руками, прячется в ладонях, — Святослав погубит Юлю. М-у-у-у…