«Она ведь несвободна, Мудрый! Пусть на ее безымянном пальчике нет, по всей видимости, обручального кольца, но это ведь совсем не отменяет наличие чернильной отметки в виде штампа в гражданском паспорте. По документам Юля — Красова! Хочу домой, пиздец…».

По документам — да! Не могу опротестовать и с его высказыванием не согласиться. Но это ведь пока. Пока, пока, пока…

«Где вы прячетесь, Свят?» — прилетает вдогонку к предыдущим письмам очередное содержательное сообщение.

— Я буду стараться, сладкая. Но мне хотелось бы понимать, что я продвигаюсь в верном направлении и сын не страдает, например, от моего возможно слишком рьяного рвения. Я все эти годы потерял, я…

— Кто это? — Юла кивает на смартфон, зажатый у меня в ладони, на который я постоянно отвлекаюсь.

— Неважно, — негромко отвечаю. — Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Похоже, ты кому-то очень нужен.

— Хочу быть нужным только сыну и тебе, — констатирую простой и очевидный факт. — Не в том смысле, что у нас должна быть маниакальная зависимость и жесткий патриархат, и ярость поколений, а в том, что…

— Свят, уже так и есть, — она привстает, подогнув колени и зажав простыню под мышками, русалочкой усаживается на моем боку.

— Он меня боится, жена. Я не выдержу, если сына рядом со мной будет удерживать жуткий страх и слепое почитание. Мечтаю об открытости и полном доверии. Хочу быть в курсе его дел, в содержание которых он посчитает нужным посвятить. Его первая девочка, первый поцелуй, первое разбитое сердце…

— Тихо-тихо. А как же детский садик, школьный альбом, выпускной вечер, университетские годы вдали от надоедливых родителей, общежитие, дружки по курсу? Ему не нужен папа…

— Ошибаешься! — отталкиваюсь согнутыми локтями, ползу наверх по простыне, а подложив подушку себе под спину, устраиваюсь полусидя у большого изголовья. — Я прекрасно помню, как мой отец живо интересовался тем, как я жил, устраивая вот в этой вот казарме свой «царский быт». У меня были от него секретики, — подкатываю глаза, припоминая, сколько раз я хитренько увиливал от откровенных разговоров, которые батя устраивал на нашей старой кухне, когда я в заслуженную курсантскую увольнительную приходил.

«Я жду тебя, Святой! Есть, что обсудить, козел» — звенит еще одним посланием телефон.

— Свят? — Юла кивком указывает на дергающийся аппарат в моей руке, вибрирующей от порожденного трясучкой импульса.

— Мне нужно отъехать на пару часов, — вожу пальцем по погасшему экрану.

— Куда?

— Есть неотложные дела.

Клянусь Марсом, я неугомонного отца сегодня все-таки прибью, если он не перестанет свою «ковровую бомбардировку»!

— В два часа ночи? — указывает взглядом на отсвечивающее на стене табло проекционных часов.

— Так получилось, — пожимаю плечами и заискивающую улыбочку тяну.

— Так получилось? Господи! — хлопает ладонью мне по животу. — Тайны, тайны, тайны. Опять?

— То есть? — не скрывая изумления, задаю вопрос.

— Где ты был?

— Когда?

— Когда? — похоже, кое-кто заводится, потому как тон женского голоса становится заметно приглушенным, а звуки, которые Смирнова извлекает из себя, стегающими, резкими и даже громкими.

— Военная тайна! — сначала гордо задираю подбородок, а после, чтобы скрыть выдуманную правду, мгновенно опускаю низко голову. Плебейски сгибаюсь и утыкаюсь рожей как будто в самый пол.

— Иди ты к черту, Мудрый!

— Не злись, не злись, не злись, жена, — резво оживаю, ловлю снующие передо мной ладошки, вздергиваю тельце и, стянув специально подоткнутую простынь, прислоняю взбешенную моим непостоянством и непоследовательностью к своей груди. — Потом займемся любовью, детка. Дождись и потерпи.

— Опять? — ворчит, по стойким ощущениям, выпуская пузыри. — Ты, что ли, развязался?

В некотором роде, но все еще намного проще:

— Хочу больше, сладкая. Я ведь тоже тебя искал и тоже дождался.

— Выдумщик!

— А то! — целую шаловливо в нос хихикающую.

— Я не люблю ночные вылазки, Святослав. Ты ведь знаешь, как я к такому отношусь.

«Да там все просто, Юля!» — хотел бы ей сказать, да, по всей видимости, уже насильно связан клятвой.

— Будь осторожен, — трется голой грудью, вершинками соприкасая наши с ней соски. — Скучаю, Свят…

Да уж, видимо, таков удел этого беспокойного солдата! Как не контракт, так неурядицы в миру, на неспокойной гребаной гражданке. Пока отстаиваю свою очередь на все еще работающем светофоре, сканирую пытливым взглядом телефон, потому как Смирнов решил организовать мне суперквест с заданием не только отвезти, но еще найти потерянного в скоплении ночных клубов, баров, иных злачных мест для тех, кому не спится и у кого горят трубешники, требующие срочной алкогольной дозаправки.

«Я уже еду, Сергей Максимович. Вы где?» — мое последнее послание, которое я все-таки успел отправить, перед тем как покинул пределы уснувшей после обязательного отбоя воинской, чрезвычайно умиротворенной именно сегодня, части.

Молчит. Молчит, молчит «отец». Соблюдает перископное молчание? Теперь, наверное, пришел его черед игнорировать названого сына.

«Время позднее. Поймите, пожалуйста. Я покинул Юлю и сына. Они там одни, а мне бы…» — увы, но так и оставляю стыдящую и пафосную речь в недописанном пространстве, потому как получаю громкий вызов на свой уставший за день телефон.

— Я в пабе, — выплевывает недовольно адрес и тут же обрывает свой дозвон.

Ну-у-у, хотя бы что-то! Паб так паб. Отрадно слышать и осознавать, что эмоциональный батя кутит и буйствует в собственном питейном заведении. Улыбаюсь и тут же выполняю резкий разворот, перестраивая свой маршрут, выставляя целью скорейшее и неожиданное прибытие в указанное «папой» место. Да уж день выдался чрезвычайно непростой.

«Она с тобой?» — и снова здравствуй, мой милый грозный человек.

«Третий час, Сергей Максимович. Нет, конечно. К тому же Игорь спит, да и Юля устала за день. Мы поговорим и разбежимся по сторонам, я отвезу Вас домой» — последнее довольно спешно набиваю, поглядывая одним глазком на несильно загруженное полотно и следя за транспортным негустым потоком, спешно отправляю и пренебрежительно отшвыриваю смартфон куда-то на пассажирское, пустующее сейчас соседнее со мною кресло.

«Я хочу, чтобы вы вернулись домой, сынок!»…

Увы, но я боюсь, что это не ему, да и не мне решать. Жена об этом попросила, а я не стал ее разочаровывать, к тому же видел в этом собственную выгоду и определенную свободу. Свободу от предрассудков, сплетен, кривотолков…

— Добрый вечер, — с опаской захожу в темное, без света помещение. — Сергей, я уже здесь. Вы где?

Тут, что ли, никого? Он обманул? Устроил мне засаду? Натравил братков, поставив жизнь засранца на смертельный счетчик? Останавливаюсь по ощущениям на середине злачной комнаты, спокойно озираюсь, прищурившись, старательно ищу припрятанную «жирненькую» цель.

— Сергей? — где-то в глухом углу огромного пространства я замечаю оранжевую точку, которая пульсирует словно подает шифрованный сигнал.

Сидит и курит, старый лис? А я тут, понимаешь, распинаюсь и среди ночи через весь город за беспокойным ковыляю.

— Сергей? — иду в том направлении смелее. — Доброй ночи…

— Нашел? — он прячется в тени, выставляя мне на обозрение синюшно белые и очень узкие, как для мужчины, кисти рук.

— Вы сообщили точные координаты своего места. Это было просто…

— Узнаешь? — я слышу металлическое дребезжание. Как будто что-то круглое, ощутимое, но все же нетяжелое, приближается ко мне, продвигаясь по поверхности стола, за которым курит сильно бодрствующий «папа».

Обручальное кольцо. Маленькое. Женское. И с идеальным камнем.

— Нет, — к тому, что к краю подкатывается, я предусмотрительно не прикасаюсь, а взглядом неотрывно следую за сигаретным дымом вперемешку с мельтешащим пламенем.

— Это Юлино кольцо, Свят.

— … — намеренно помалкиваю и безмолвно вынужденно соглашаюсь.