Чувство вины скручивает мои внутренности. Конечно, они беспокоятся обо мне. Я плакала, как маленький ребенок. Они никогда раньше не видели меня такой. Обычно я изо всех сил стараюсь держать себя в руках.

Я должна извиниться.

Вздохнув, я начинаю набирать ответное сообщение.

Зак

— Я встречаюсь с тремя прекрасными бойфрендами уже почти год, — читает Джош в микрофон, просматривая электронную почту на своем телефоне. Я зеваю, стараясь не заснуть. — И все идет отлично. Единственная проблема в том, что почти невозможно видеться вчетвером из-за наших графиков. У нас маленькая дочка, и мне очень хочется, чтобы она проводила время со всеми своими отцами. Как справиться с нашими противоречивыми расписаниями? От Бет Эллис из Лондона.

— Чувак, я так ее понимаю, — говорю я в микрофон. — У нас уже пару лет не было общей девушки, но раньше, когда мы все встречались с Моникой, мы вели общий онлайн-календарь, чтобы видеть, когда все свободны.

Люк кивает.

— И мы старались быть настолько гибкими, насколько это возможно, меняясь сменами на работе и тому подобное. Честно говоря, лучшее, что ты можешь сделать, это…

У меня в куртке пищит телефон.

Люк громко вздыхает, а Джош закрывает глаза. Я ругаюсь, пытаясь расстегнуть молнию на кармане.

Мы сидим в студии с девяти утра, а пригодного для использования материала крайне мало. «Три Одиноких Парня» выпускают восемь эпизодов в месяц: по одному в неделю, и дополнительный еженедельный бонусный выпуск для людей, оформивших подписку. Обычно мы стараемся закончить запись в выходные, а остальную часть недели проводим за редактированием и всякими административными делами. Но сегодня все идет не так, как надо.

Во-первых, мы не смогли найти ни одного чехла для микрофона. Во-вторых, мы целый час записывали подкаст, не подозревая, что забыли включить микрофон Люка. В-третьих, мы каким-то образом потеряли вопросы наших слушателей, на отбор и распределение которых Джош потратил всю неделю. А теперь мы не можем закончить ни одного чертова предложения без того, чтобы не запнуться, или не уронить что-нибудь, или не сказать какую-нибудь глупость.

Никто из нас не может сосредоточиться, и мы все знаем почему. Из-за Лейлы.

Я достаю телефон и смотрю на экран. На нем появляется фото Лейлы.

Наконец-то.

— Прекрати переписываться под столом, — бормочет Джош.

Я качаю головой, открывая сообщение.

— Подожди. Это она. — Я начинаю читать сообщение вслух. — Не мог бы ты, пожалуйста, извиниться перед ребятами? Мне так стыдно.

Люк выглядит озадаченным.

— Почему ей стыдно? Мы ее друзья. Я видел, как ты напивался и совершал гораздо более пагубные поступки, чем разговоры о своих чувствах.

— Э-э, потому что она ненавидит эмоции? — напоминаю я ему. — Плакать перед людьми — это, вероятно, ее представление о настоящем Аде. — Я провожу пальцем по экрану, чтобы ответить на ее сообщение. — Я скажу ей, что мы все одновременно получили черепно-мозговые травмы и теперь страдаем от очень специфической формы амнезии, ага?

Губы Люка сжимаются в твердую линию. Он опускает свой мрачный взгляд на записи.

Думаю, мы все были шокированы тем, что произошло вчерашним вечером. Это так несвойственно Лейле. Я никогда не видел ее плачущей. Обычно она держит все под чертовым контролем. На самом деле, мне кажется, что именно поэтому она не может найти парня — думаю, она их пугает.

Черт, во время нашей первой встречи я подумал, что она меня ненавидит. В тот день она переезжала в наше здание. Я узнал, что в квартиру напротив переезжает девушка, поэтому, конечно же, пошел посмотреть, не нужна ли ей помощь. Она отказала мне, натянуто улыбнувшись и скрывшись в своей квартире, а потом избегала меня весь следующий месяц.

Я думал, она равнодушная. Отчужденная. Немного заносчивая. Однако чем больше я узнавал ее, тем больше понимал, что на самом деле она не такая, как все. Она просто застенчивая. Некоторые девушки застенчивы и мягки; Лейла же застенчива и тверда. Поскольку она ведет себя уверенно, одевается как супермодель и зарабатывает чертову кучу денег, люди интерпретируют ее социальную неловкость как грубость, но на самом деле она просто немного придурковата.

Ей потребовалось чертовски много времени, чтобы ослабить свою бдительность в отношении нас, но когда она это сделала, все были счастливы. Она великолепна. Она делает то, что хочет, и ей все равно, что думают о ней другие люди. Ради Бога, она показывает нижнее белье на самой, черт побери, себе. Выкладывает свои полуобнаженные фотографии в социальные сети, несмотря на то, что куча жутких парней оставляет под ними непристойные комментарии. Ей плевать. Она хочет показывать свои вещи — она это делает.

Вот почему видеть ее вчерашний нервный срыв было так странно. Я никогда не видел эту сторону Лейлы. Мне не нравится мысль о том, что она в одиночестве грустила в своей квартире, прямо напротив нашей.

— Мы должны что-то сделать, — бормочет Джош.

Я борюсь с желанием закатить глаза. Джош был по уши влюблен в Лейлу с тех пор, как они познакомились, но он не признается в этом. Впрочем, это очевидно. Когда она чему-то радуется, он бродит по квартире, напевая себе под нос. Когда она нервничает, он становится угрюмым. Он заполнил наш кухонный шкаф всеми ее любимыми снеками и загорается всякий раз, когда она пишет ему. Вид ее слез, вероятно, убил его.

— Мы могли бы просто… сделать то, о чем она попросила, — предлагаю я. — Помогать людям с отношениями — это буквально то, что мы делаем.

— Мы не будем встречаться с этой девушкой, — прерывает меня Люк усталым голосом. — И она не нуждается в нашей помощи.

— Тогда почему она плакала в нашей гостиной? — огрызается Джош в ответ. — Ты видел ее.

— Она была пьяна.

— Это не отменяет того, что она была по-настоящему расстроена. — Он снова опускает взгляд на письма, лежащие перед ним. — Думаю, мы должны ей помочь. Да, мы не возьмем деньги, но, может, все же сможем… сводить ее на несколько тренировочных свиданий или что-то в этом роде. Просто чтобы она привыкла к ним.

Люк пристально смотрит на него.

— Ты шутишь, да?

— Она сказала, что с нами чувствует себя комфортно! — продолжает спорить Джош. — Это о многом говорит.

Челюсть Люка напрягается.

— Ну, не знаю, чувствую ли я себя комфортно, рассказывая бывшей студентке, как улучшить ее личную жизнь.

— Мужик, ты должен отпустить эту ситуацию, — говорю я ему. — Она больше не твоя ученица. Да ладно, какой смысл работать в этой сфере, если мы даже не можем помочь людям, которые нам дороги?

Прежде чем Люк успевает возразить, раздается стук в дверь.

— Парни? — Пол, наш менеджер, кричит с другой стороны. — Можно мне войти?

Я протираю глаза. Ненавижу этого парня. С тех пор как наш подкаст взорвал тренды много лет назад, мы работаем в медиа-компании. «BuzzTone». Они выпускают тонну подкастов.

Я ненавижу их. Они могут урезать нам зарплату, когда захотят, они выбирают дерьмовых спонсоров, и нам даже не разрешено ругаться матом в нашем собственном шоу. И в довершение всего, Пол — жадный до денег мерзавец.

— Можешь, — устало говорит Джош, снимая наушники. — Мы так ничего и не сделали.

Дверь приоткрывается, и Пол заходит внутрь. Сегодня наш приземистый маленький менеджер одет в костюм-тройку в тонкую полоску, а его волосы зачесаны назад, как у американского продавца автомобилей. Его лицо мрачно.

— Дай угадаю, — решительно говорю я. — Статистика падает. Снова.

Губы Пола поджимаются.

— Хуже. «Милые соулмейты» за ночь сделали пару заявлений о вас, ребята. — Он кладет планшет на стол между нами. — Вы должны это увидеть.

Мои кулаки сжимаются. «Милые соулмейты» — наш конкурент, подкаст с советами по отношениям, который начал набирать популярность в прошлом году. Обычно меня это не беспокоит — я не боюсь конкуренции. Но советы, которые они дают, — полная чушь. Они говорят своим слушателям, что женщина должна оставаться дома и присматривать за детьми. Что новоиспеченные отцы не должны брать отпуск по уходу за ребенком, поскольку должны обеспечивать семью. Что распространение среди девочек-подростков противозачаточных средств лишь побудит их спать с кем попало. И самое худшее, что люди действительно верят им. Я искоса смотрю на твиты.