Я едва успеваю заметить, как позади меня со скрипом открывается дверь. В поле моего затуманенного зрения попадают чьи-то туфли.

— О, Господи, — произносит Джош у меня над головой. — Зак. Ты плачешь?

Я вытираю лицо, отказываясь смотреть на Джоша.

— Отвали.

Наступает пауза, а затем он лезет в карман и роется там. Его рука появляется перед моим лицом.

— Вот. Это поможет?

Моим глазам требуется секунда, чтобы сфокусироваться на том, что он мне предлагает. В центре его ладони лежит маленькое серебряное колечко, поблескивающее в сером свете.

Гнев поднимается внутри меня. Я вскакиваю на ноги и хватаю Джоша за перед рубашки.

— Оно было у тебя? — кричу я. Мой голос эхом разносится по маленькой улочке, отражаясь от кирпичных стен. — Все это время я искал его, а оно было у тебя?!

Джош не двигается, когда я дергаю его за воротник, спокойно глядя на меня снизу вверх.

— Я нашел это кольцо только вчера вечером. Я не прятал его от тебя.

Требуется несколько секунд, чтобы его слова просочились в мой мозг. Медленно я ослабляю хватку.

— Ты… ты нашел его? Где?

— В отеле, — говорит он, как будто я идиот. — Как ты думаешь, куда я ходил каждую ночь, придурок? — Он отталкивает мою руку от себя. — Мужик, отпусти меня.

Я опускаюсь обратно на каменные ступени, прислоняясь к двери и тяжело дыша.

— В отеле? Я уже проверял там…

— Оно было снаружи, на территории вокруг. На фотографиях, где ты тащишь Лейлу в сад, кольцо еще было у тебя на шее, так что я решил, что именно там ты его потерял. Оно было в траве. — Его рот кривится в усмешке. — Тебе повезло, они планировали косить ее сегодня. Все было бы испорчено. Я собирался отдать его тебе после конференции. — Он снова протягивает кольцо. — Ну, держи.

Медленно я протягиваю руку и беру его, обхватывая пальцами.

— Я…

Джош вздыхает, подтягивает штаны и садится на ступеньку рядом со мной.

— Не благодари. Просто заплати за металлоискатель, и мы в расчете.

От удивления мои брови поднимаются вверх.

— Ты купил металлоискатель?

Джош фыркает:

— Ага, я ходил взад-вперед по лужайкам с металлоискателем, как сумасшедший в поисках сокровищ. Персонал подумал, что я ненормальный, но я пообещал отметить отель в Твиттере, и они позволили мне делать все, что я захочу.

Иисусе. Я закрываю глаза, проводя большим пальцем по гладкому металлическому изгибу кольца. Я был таким придурком.

— Я знаю, что облажался, — говорю я грубым голосом. — Знаю. Знаю, что причинил боль Лейле. И ненавижу себя за это.

Ненавижу — это еще мягко сказано. Я не спал целую неделю. Каждый раз, когда закрываю глаза, я вижу ее полное боли лицо, и это вызывает у меня желание вырвать собственное сердце и преподнести его ей на блюдечке.

А потом я вспоминаю, что, вероятно, потерял кольцо Эмили, когда был в Лейле по самые яйца, и чувство вины становится еще сильнее.

— Я так и предполагал, — сухо говорит Джош. — Раньше ты никогда не казался таким безмозглым. — Он наклоняет голову. — Почему ты не хочешь в этом признаться?

Я равнодушно смотрю на кольцо, сияющее у меня на ладони. Еще со свадьбы я чувствую странную пустоту в груди. Я думал, что, найдя кольцо, смогу заполнить ее. Но нет. Я все еще чувствую себя дерьмово. Мне все еще кажется, что чего-то не хватает.

— Ты помнишь, как она выглядела? — спрашиваю я в конце концов.

Джош замирает.

— Эмили?

Я киваю.

Он пожимает плечом.

— Да. У нас есть фотографии.

— Не на фотографиях. Ты помнишь, как она на самом деле выглядела? Когда разговаривала, смеялась, не знаю… завязывала волосы в пучок?

Он снова пожимает плечами, выражение его лица становится непроницаемым, и что-то во мне умирает.

Если бы кто-то и помнил Эмили, то это был бы Джош. Эти двое никогда не были очень близки, но они были друзьями. Оба обычно зависали у меня дома каждый день недели. Знаю, Эмили считала Джоша немного заносчивым, а Джош опасался того, как быстро развиваются наши отношения. Я переворачиваю кольцо, вспоминая.

Когда мне было семнадцать, за пару месяцев до экзаменов, я сказал Джошу, что собираюсь сделать предложение Эмили, и он меня отругал. Сказал, что мы слишком молоды, и это ужасная идея. Я так разозлился, что мы не разговаривали целую неделю. Потом у нас был родительский вечер в школе, и его мама появилась на нем, такая хрупкая, с покрасневшими глазами. Помню, как стоял с мамой и папой, наблюдая, как отец Джоша кричит на свою жену в присутствии других родителей. Помню замкнутое, пустое, совершенно бесстрастное лицо Джоша, пока люди поворачивались и пялились на него.

Я знал Джоша почти всю свою жизнь, но именно тогда впервые по-настоящему понял, почему он такой, какой есть. Такой сдержанный, замкнутый и одинокий.

Джош пристально наблюдает за мной.

— Ты все еще любишь ее, — тихо говорит он.

— Я даже толком не помню ее, — признаю я срывающимся голосом. — Не могу даже представить ее лицо. Не могу вспомнить голос. Я не… — Мои глаза внезапно затуманиваются. — Когда я умру, моя страница в Википедии все еще будет доступна. Люди смогут посмотреть повторы моих матчей. Послушать подкаст. У Эмили ничего этого нет. Если я забуду ее, то с таким же успехом ее, черт возьми, могло и не существовать. Но она важна. Она была намного лучше меня, и я…

Мои легкие сжимаются от нехватки воздуха. Я обхватываю голову руками и пытаюсь глубоко дышать, пока волны эмоций захлестывают меня, но ничего не получается. Джош ничего не говорит, терпеливо ожидая. Я запускаю руки в волосы и сильно дергаю.

— Не знаю, что со мной происходит, — наконец выдавливаю я. — Не знаю, почему так себя чувствую.

— Ты скорбишь, — говорит Джош, как будто я немного туповат.

Я пинаю каменную ступеньку. Мое больное колено протестует, боль распространяется по всему суставу, но мне плевать. Мне хочется стукнуть ногой по бетону. Я хочу услышать, как хрустят кости.

— Я не скорблю. Она умерла двенадцать лет назад.

— Ты чувствуешь, что прошло двенадцать лет?

— Такое чувство, что это было вчера, — бормочу я. — И в то же самое время, прошло будто миллион лет. — Боль взрывается в моей груди, но я подавляю ее. — Я не скорблю, — повторяю я. — У меня нет чертового права на это.

Джош хмурится.

— Конечно, есть.

— Нет, — говорю я. — Действительно нет.

— Но…

— Ты не знаешь, что я сделал, — перебиваю я. — После того, как уехал в сборную. Ты не знаешь, что я натворил.

Джош

Я молчу. Не знаю, что сказать.

Мы никогда не говорили об этом. Почти тридцать лет дружбы, но мы никогда не говорили о семи годах полного молчания после того, как он присоединился к национальной команде регбистов. Мы никогда не говорили о том, почему он внезапно бросил меня или почему я нашел его спустя столько лет напивающимся до полусмерти в гостиничном номере.

— Прости, что игнорировал все твои звонки, — бормочет Зак, опустив голову. — В этом не было ничего личного. Я хотел поговорить с тобой. Господи, ты был единственным человеком, с которым я мог поговорить. Но…

— Эмили, — предполагаю я.

Он кивает, вытирая лицо.

— Мне нужно было уехать из этого города. Сбежать из нашей школы. Когда я играл в регби, я мог быть другим человеком. У меня появились новые друзья. Я стал знаменитостью. Я просто… с головой окунулся в это, попытался оставить все дерьмо позади.

— Что ты натворил? — спрашиваю я. — Что такого плохого ты сделал?

— Я изменил ей, — рычит Зак, снова пиная ступеньку.

Я пытаюсь скрыть свое удивление.

— Ты изменил Эмили? До того, как она умерла?

Зак — последний человек, которого я могу себе представить неверным.

— Нет, — хрипло говорит он. — После.

Я прищуриваю глаза. Не уверен, что Зак правильно употребляет слово «изменил», но не думаю, что сейчас лучшее время упоминать об этом.