Я отвернулась от картин будущего — или прошлого? — и пошла вперед. Свет — это всегда хорошо, это выход из пещер, путь из глубин на поверхность, маяк на горе среди ночного шторма, чтобы там ни было впереди, это не будет хуже свершившегося.

Опустошение.

Это слово вынырнуло из глубин моего сознания и словно пригвоздило к безымянной дороге. И еще отчужденность. С каких пор мне стало плевать? На жизнь и смерть, на то, кто я и где, на все вокруг? Когда я перестала считать важным жить, любить, сражаться, отдыхать? Когда я утратила то, что с таким трудом в себе воспитала? Где-то среди далеких, холодных звезд, когда из пучины космоса все кажется таким мелким и неважным, а жизнь лидорианца — кратким мигом по сравнению с вечностью. И кажется, что никакие действия не смогут отразиться на этой бесконечности, на древних звездах и бесчисленных галактиках.

Самое плохое оказалось в том, что точка зрения была в корне неверной. Абсорбы на моих глазах доедали звезду и планировали поступить аналогично с другой системой, где жили миллионы людей. Но и я же уничтожила двоих из них. Мы с Анатолем очистили от Тьмы целую планету и создали прецедент. Это работа в космическом масштабе, а ведь мы только начали. Сколько еще звезд могло погаснуть? Так ли мала моя роль, как мне приятно думать, чтобы не терзаться сомнениями?

Я неуверенно оглянулась назад. Позади тоже мерцал свет, теплый, мягкий. Снова посмотрев вперед, я поняла, что огни отличаются между собой по оттенкам и ощущениям.

— Да вы издеваетесь! — устало подумала я. — Опять экзамен? Тогда бы уже поставили камень на перепутье с указателями! Да чтоб его!

Вернуться назад? Даже если предположить, что это возможно, то все равно бессмысленно. Куда? В умирающее тело, чтобы агония продолжалась еще долгие годы? Чтобы моя кожа облезла, оплавляясь, или же ледяные кристаллы в крови разорвали сосуды? Чтобы я мечтала вцепиться кому-нибудь в глотку, но никакая кровь не смогла утолить моей жажды? Этой ли жизни я хочу? И жизнь ли там будет?

Имею ли я право причинить такую боль Анатолю? Как там говорил Тероний — уйти достойно и вовремя, оставшись человеком.

Свет позади приближался, он разрастался и увеличивался, бросая косые лучи во все стороны. В его сиянии померкли картины и образы, исчезли сотни эмоций, которые, словно облачка тумана, плавали вокруг меня. Я вглядывалась в сияние и постепенно стала замечать более темный силуэт.

Кто-то шел ко мне, по моим следам на несуществующей дороге. Тероний? Кто-то недавно погиб вместе со мной, и мы теперь будем идти вместе? Мне было что рассказать старику-протектору, буду рада и после смерти его поклевать. Я остановилась и стала ждать идущего. Смотреть против света было непросто, а разглядеть что-то еще сложнее, поэтому оставалось лишь терпеливо наблюдать за этим призрачным движением.

Первое, что я увидела — был плащ, он развевался в несуществующем ветре, колыхался тенью и иногда любовно обвивал силуэт. Кто-то из светочей, погибших в тронном зале. Надеюсь, я не увижу знакомых лиц, даже из числа двойных агентов Протектората. Они все так молоды.

Второе, что я заметила, это резкие очертания доспехов, что подтверждало догадку о паладине.

Но третье понимание заставило меня сжаться от боли. Это был очень высокий человек.

За мной по дороге смерти шел Анатоль. Неужели Тероний смог нанести последний удар и даже после моей победы умудрился убить Императора? Я сделала несколько неуверенных шагов навстречу, пока свет за моей спиной все ярче вырисовывал знакомые черты. Прямой, изящный нос, мягкую линию губ, резкие, высокие скулы и такие бездонные серо-голубые, как облачное небо, глаза.

Анатоль чуть улыбался, грустно и радостно одновременно, и от этой улыбки у меня защемило сердце. Он подошел ко мне и молча обнял. Я не почувствовала силы его призрачных рук или же жесткости доспехов, но меня охватило ощущение тепла и покоя, словно все сразу встало на положенные места, а неважное просто исчезло.

Я хотела спросить его, что случилось, как он погиб и почему мне не удалось изменить судьбу несмотря ни на что. Хотела сказать, как эгоистично рада, что мне не придется идти по этой дороге одной, куда бы она не вела. Но не успела.

— Диора, — произнес он, но я услышала его слова как мысль, а не звук. Теплые эмоции, нежные, с потаенной, тщательно скрываемой грустью. — Не бросай все вот так, на половине пути. Это была не последняя битва, но она может ею стать, если ты смиришься и не станешь сопротивляться. Я не буду тебя неволить или уговаривать, но разве позади нет ничего, по чему ты можешь скучать? Или того, что не хочется терять?

Я потрясенно отстранилась, но все еще сжимала его призрачную ладонь.

Он не мертв, он просто пошел за мной, чтобы вернуть. Как?

Черт побери! Я даже после смерти мыслю, как исследователь-архимаг, меня волнует техника путешествий вне тела по нематериальным дорогам, а не то, что Император был готов рисковать ради моей жизни!

— Я не брошу тебя, — твердо проговорил он. — И пойду вместе с тобой, если ты не захочешь вернуться. Решать тебе.

Некоторое время мы стояли в абсолютной тишине и пустоте, затем я мысленно вздохнула и кивнула на обратную дорогу. Одно дело умереть самой, другое — утащить в могилу любимого человека, который к тому же должен спасти уйму народа.

— Никогда не искала легких путей, — я ухмыльнулась и крепче сжала призрачную руку Анатоля. Тот счастливо улыбнулся в ответ и повел меня обратно, к теплому и мягкому свету, и неясные картины будущего стали гаснуть и исчезать, а образы прошлого — отступать с нашего пути.

Свет разгорался и расширялся, лаская меня, обдавая живительными лучами и принимая в себя наши силуэты и сознания. Но стоило только переступить невидимый порог, как сияние пропало, оставляя меня в темноте. Внезапно навалились боль, усталость и холод. Я застонала и открыла глаза, а в душе притаился ледяной страх и ощущение, что меня обманули.

Моя ладонь все еще ощущала тепло руки Анатоля, но его самого рядом не было. Никого не было. Я часто заморгала, прогоняя темную пелену. Где-то сбоку горел неясный голубой огонек, бросающий легкий свет на металл ближайшей стены. Откуда-то доносилась легкая и чувственная музыка, струнные, флейта и тихие барабаны, женский голос пел на незнакомом языке, а другой, мужской, ему подпевал.

Я вздохнула и попыталась встать, несмотря на головокружение. И где Анатоль? Где я сама нахожусь? Через пару минут темнота и дурнота стали рассеиваться и пришло озарение. Легкая вибрация, ощущаемая через прикосновение к предметам, едва заметные гул двигателей, голос поющего ДеВеля, узкое ложе. Я на «Черном Солнце». Но что я тут делаю и куда мы летим?

Пришлось встать, выкарабкаться из какой-то медицинской капсулы, на которую заменили привычную койку, вытащить иглу капельницы из вены и, хватаясь ватными руками за переборки, подойти к шкафу. Я была в какой-то медицинской хламиде, решив оставить ее в качестве туники, натянула на непослушные ноги легкие шорты и босиком вышла в коридор.

Благо корабль не был велик, что позволило даже такому трупу, как я, добраться до рубки. В своем кресле, откинувшись назад и положив ноги на приборную панель, сидел ДеВель и размахивал руками, словно дирижировал невидимым оркестром. Он самозабвенно — и достаточно неплохо — подпевал неизвестной певице и потягивал что-то из бутылки. Через лобовые иллюминаторы на меня глядела далекая розоватая туманность. Мы летели на тройном форсаже, если верить показаниям приборов.

Я сухо закашлялась, когда поняла, что не могу сказать ни слова. Эти звуки привлекли внимание пилота, и он радостно улыбнулся, делая музыку тише одной рукой и протягивая мне бутылку другой. Я приняла ее и попробовала. Какой-то явно химический раствор, но жажду он утолил отлично и убрал пустыню в моем горле.

— Протеиновый коктейль, с витаминами, для поддержания сил, — уточнил ДеВель, помогая мне забраться в кресло второго пилота. Я еще немного отпила и вернула бутыль. Мой друг начал тараторить, не дожидаясь вопросов, — мы летим обратно, скоро прибудем в систему Героны, а оттуда уже и во времени скорректируемся. Полет проходит отлично, всё-таки топливо в будущем не чета нашему, двигатель такие скорости развивает, мама не болей!