Я вдруг осознала, что вся нежность и любовь, которая во мне еще осталась, отзывается на Анатоля. Что я тянусь к нему, как тянутся цветы к свету, что греюсь в его объятиях, как кошки под лучами солнца. И под этим беспощадным светом осознания, стала ясна вся моя жизнь, словно высвеченная мертвая планета под орбитальными пушками.

Я никого не любила сотню лет. Я никогда по-настоящему не любила гордого и жесткого адмирала — я лишь была очарована им, никогда не любила Гишмана — лишь безмерно уважала и ценила его общество. Сердце мое умерло давным-давно в битве при Академии вместе с Натаниэлем. Потому что после истории с проклятым эльфом я больше не могла никому довериться по-настоящему, открыться и поверить, что передо мной действительно хороший человек, который не подставит, не ударится в собственные цели, наплевав на меня.

Анатоль, словно ощутив мое настроение, нежно обнял за плечи и накрыл одеялом, спасая от зимнего холода.

— На самом деле, — прошептал он. — Я пришел поговорить и проверить, как ты.

— Все в порядке, — тихо отозвалась я. — Теперь все действительно хорошо.

Мы некоторое время лежали молча в полнейшей тишине, просто обнявшись, без всякого подтекста, лишь ища спасение от внешнего холода и страхов окружающего мира. Затем Анатоль чуть отстранился, и я смогла видеть очертания его лица перед собой, лишь едва различимые намеки, прорисованные рассеянным звездным светом.

— Я хотел сказать, — чуть хрипло произнес Император, затем на миг замолчал, но все же сделал над собой усилие, — с тех самых пор, как стал подозревать Терония в убийстве матери. С тех пор, как пропал на Крааморте отец, ты — единственный человек, кому я смог довериться. Это произошло сразу, с первой встречи. Мне не требовались доказательства ни твоей честности, ни добрых намерений. Я просто сразу поверил, впервые. Тебя действительно послал Свет, чтобы помочь пройти через самое темное время в моей жизни. Спасибо.

Он порывисто прижал меня, касаясь щекой моего плеча и обнимая таким отчаянным жестом, что я ощутила, как и собственный лед вокруг сердца начинает трескаться. Анатоль не только защищал меня, но и ощущал тоже самое, и эта общность, единство мыслей и ощущений…

Я не выдержала и всхлипнула, а затем из меня потоком полились откровения. Еще никогда я не признавалась другому человеку, даже друзьям, как сильно меня уязвил и ранил разрыв с Натаниэлем, как это было безумно больно и несправедливо. О том, как я устала от дрязг с семьей, как нигде не могу найти покоя и мира, как меня толкает в путь больное сердце. Как меня разъедает изнутри недуг, подаренный проклятым эльфом, как мне страшно, что однажды я паду от этой черной чумы, что она превратит меня в инвалида и я буду сотни лет умирать в мучениях. Как тяжело жить без всякой надежды и света.

Я плакала и говорила, обо всем сразу, а Анатоль крепко обнимал меня и поглаживал по голове, иногда, когда я замолкала, он начинал рассказывать мне какая я замечательная, добрая и сильная, что я самая лучшая на свете и обязательно буду счастлива. Что он не даст меня в обиду и будет защищать и оберегать, всегда и всеми возможными способами.

В какой-то момент, я вдруг осознала, что жалуюсь человеку, чью семью убили враги, который вырос, окруженный тьмой, войной и болью, но умудрился не только стать достойным человеком, но и подарить свет всем вокруг. Эти жители Империи, в массе своей бесхребетные, недостойные, жадные и недальновидные, они еще недавно были готовы растерзать Императора, а теперь вот только что под ноги не стелются. А он слишком великодушен и добр, чтобы их бросить и перестать думать о всеобщем благе.

Я всхлипнула в последний раз и вытерла слезы, силясь улыбнуться. Я увидела, что в глазах Анатоля тоже блестели едва заметные блики, но он так быстро их сморгнул, что я стала сомневаться, а были ли они.

— Я не хочу улетать, — проговорила я, сжимая руки Императора. Он крепко обнял меня, словно всем телом сразу.

— Нас свела судьба, — прошептал Анатоль. — Если бы не случайность, мы бы никогда не узнали друг друга. После такого становится немного не по себе, но согласись, очень тяжело не верить в высшие силы.

Я кивнула и сжала его ладонь. Мне хотелось сказать о многом. Я все это время боялась сознаться даже себе самой, что впервые за сто лет влюбилась. Резко, внезапно и без оглядки. Что я поражена, удивлена, очарована Императором. Его храбростью, силой, мудростью, умением принимать правильные решения. Что я не могу поверить в его юный возраст — я видела перед собой настолько зрелую и мощную личность, что даже пятисотлетние братья рядом с ним выглядят всего лишь детьми.

Но через мгновение я осознала — не нужно ничего говорить. Нам обоим было все совершенно ясно и очевидно, и в этой понимающей тишине крылась главная тайна любви.

Он поправил подушку и укрыл мои плечи тяжелым, приятно пахнущим одеялом. За окном едва различимо падали хлопья снега, медленно кружась в лучах фонарей на площади, занося сугробами наши звездолеты. Мир вокруг больше не казался ни страшным, ни холодным, ни одиноким.

— Спи, тебе нужно отдохнуть. Никто и ничто больше тебя не потревожит.

Так мы и остались до самого рассвета, лежать крепко обнявшись. Молча. Впервые за сто лет я чувствовала себя освобожденной. Этот светлый человек снял с моей души тяжелую ношу и залечил такие старые раны, что они уже успели покрыться пылью и паутиной. Я закрыла глаза и мгновенно уснула, но даже во сне ощущала тепло Анатоля.

Утром Анатоль мимолетно меня обнял и сказал, что ему пора приступать к делам. Я же могу еще какое-то время отоспаться, а потом просто попросить любого из светочей проводить к Императору. Судя по всему, Анатолю было невероятно сложно уйти и вернуться к рутине, но он все же ушел, улыбнувшись мне в дверях.

Я ощущала себя разбитой и не могла найти истинную причину. Возможно, накопившаяся усталость или многочисленные ранения. Или же все дело в том, что в моей груди наконец-таки развязался тугой узел боли, обид и печали.

Медленно искупавшись и расчесав волосы, я было хотела приступить к одеванию, но не нашла одежды протекторов. Вместо нее на стуле лежало платье с корсетом, подбитое мехом и с роскошной вышивкой. К нему же были приложены сапожки, теплые колготки и меховая накидка. Я вздохнула, но, не решившись расстраивать Анатоля, все же натянула на себя этот наряд. Я могла носить платья лишь на балах и легкие сарафаны летом, когда в брюках было слишком жарко. С другой стороны, во всяком хламе я хожу уже лет сто, так почему бы не пощеголять корсетом и декольте ради разнообразия?

На столике я заметила косметику, которой обычно не пользовалась. Но когда я глянула в зеркало, то поняла, что на этот раз она бесспорно пригодится. Пока я сооружала на лице макияж, вызывающий ассоциации с гримировкой покойника, в дверь кто-то постучал.

— Госпожа, к вам пилот ДеВель, пустить? — заглянул один светочей, до сих пор стерегший дверь в мою комнату.

Получив согласие, он открыл дверь шире, пропуская щегольски одетого мужчину. Он явно был горд новым благородным нарядом: черными кожаными штанами, шелковой желтой рубашкой и черным жилетом с золотой тесьмой. ДеВелю вернули его очки-терминал, и весь он светился довольством. Спустя мгновение, пока он кидал на меня выразительные взгляды, я спохватилась.

— Оу, отлично выглядишь!

Пилот недовольно всплеснул руками.

— Да я не комплиментов ждал! Смотри, цвета нашего корабля!

Пришлось заново оглядеть наряд парня и похвалить его патриотизм к родному звездолету.

— Ничего себе у тебя фингал под глазом! — деликатно воскликнул ДеВель, за что и получил легкий пинок.

— Это была латная перчатка экзо-доспеха, еще чудо, что у меня не треснула скула и глаз цел, — недовольно огрызнулась я.

— Так закрась его, — деловито посоветовал пилот.

Я вздохнула и пронзила его колким взглядом.

— Все в дело в том, что я УЖЕ его замазала тремя слоями тонального крема. ДеВель, еще пара слов и у тебя будет такой же и даже красивее!