Не имея возможности и желания покопаться в двигателе, я оставила машинное отделение и изучила несколько подсобных помещений. На стене одного из них я заметила кое-что странное, спрятанное за какими-то тросами, запасными бухтами кабелей и прочим техническим хламом. Я дрогнувшей рукой отодвинула в сторону свисающие предметы и застыла перед стеной. Там был нарисован герб Леары. Не совсем точно с геральдической точки зрения, но очень живописно и ярко. Я убрала все со стен и в нескольких местах обнаружила другие рисунки. Охранные руны, молитвенные символы, означающие торжество света и победу силы воли над любыми врагами. Я потрогала краску и поняла, что этим рисункам уже очень много лет, невероятно много. Может быть, это был тот самый корабль, который прилетал в Лидор? По конструкции и времени все сходилось. Самому корпусу лет сорок-пятьдесят. Двигатели, конечно, стоят пятилетней давности, а компьютеру и вовсе год, но сам корпус… В вакууме металл сохраняется лучше и вырабатывает свой ресурс куда дольше.

Я провела пальцами по символам, нейтральным, безличным, но таким родным, и вдруг осознала, как далеко я от дома, и по времени, и по расстоянию. Что там сейчас? Чья эта рука рисовала и как давно? Как говорил Натаниэль? «Судьба ведет тебя твердой рукой». Как иначе можно объяснить подобные совпадения?

Однажды, сто с лишним лет назад, я прыгнула в портал и заблудилась. У меня не было особого выбора — за мной гнались и принимать бой я не планировала. После того, как пелена перед моими глазами рассеялась, я увидела комнату.

Шагов пятнадцать в длину и десять в ширину, на полу толстые и мягкие ковры, стены задрапированы тканью. Низкий резной столик, длинный диван, несколько кресел, зеркало в витой оправе, пара картин по стенам. В углу — письменный стол с принадлежностями, высокий стул с мягкой спинкой. По стенам погасшие свечи в канделябрах да тяжелые шторы на единственном высоком и длинном окне. В них пробивался яркий, полуденный свет, но, когда я отдернула занавеску — за стеклом окна ничего не было, кроме мерцающего тумана.

Это был самый маленький осколок реальности, что я встречала. Заколдованная комната. На ней маленький мир и кончался. И ничего больше не было. Никто не знал, что сталось с домом, в котором находилась эта комната. Куда подевался мир, в котором стоял тот дом? Кто жил в мире потерянной комнаты?

Если открыть дверь, то за ней можно увидеть тот же белесый туман, что и маячил за окном. Если шагнуть в него, то случайное вращение миров и спонтанные порталы вынесут тебя куда-то. В место большее, чем уютная комната.

Но, помню, мне тогда не хотелось уходить. Ведь если вдуматься, это было самое безопасное место во всей Вселенной. Тут никогда больше не будет войн и сложных политических ситуаций. Здесь ничего нет, кроме полуденного света, старой, красивой мебели и картин на стенах. Здесь можно выпить за письменным столом бокал вина и сочинить поэму. Можно спать на длинном диване, укрывшись бархатным покрывалом, и на лицо будут падать косые лучи солнца. Целый мир, состоящий из одной комнаты.

Именно таким местом мне начинал казаться наш корабль. Маленьким, заколдованным мирком.

Я вздохнула, встала с пола, отряхнула брюки и ушла, выключив свет. Но на миг обернулась. Знаки светились в темноте, как и было положено. Я ухмыльнулась и закрыла дверь, возвращаясь в рубку, к приборам и наблюдению. По пути я захватила еду и питье, чтобы как можно меньше отлучаться — дальше это было уже опасно, мы приближались к звезде.

Долетать до нее самой от нас не требовалось, где-то через двенадцать часов мы пересечем астероидный пояс, и там уже наши не самые мощные в Империи приборы смогут нормально просканировать систему.

Мы могли облететь пояс и выйти на открытое пространство, но Астроил настаивал именно на пересечении пояса. По его мнению, скопление космического мусора нас скроет и даст возможность незаметно приблизиться. Поэтому мы вышли из гипера в такой точке, чтобы между нами и звездой была полоса астериодов. И дальше планировали двигаться под прикрытием. В случае угрозы, нам также было велено держаться пояса, поскольку те корабли, что уже атаковали «Бионс» показали себя крайне быстрыми и маневренными на открытом пространстве, а обилие астероидов и даже целых лун в поясе могли обеспечить нам дополнительную защиту.

Нас интересовала одна из планет, где жили колонисты, и две малые планетарные станции на ее орбите. Больше обитаемых планет вокруг этой голубоватой звезды не вращалось, только пара газовых гигантов и две невзрачные мелочи: одна промерзла насквозь, другая была невероятно ядовита.

Летели мы в режиме полного радиомолчания, но настроенные на прием. Астероидный пояс был полон не только каменистых фракций, но и каких-то газов и других веществ, отчего ухудшал качество связи и оставлял колонистов практически в полной в изоляции. Приборы показывали, что в пределах обзора совершенно никого нет. После толчеи центральных систем, такая пустота казалась пугающей.

Я ела, отгоняла ненужные мысли и копалась в информационной базе компьютера, силясь найти того из пилотов, техников или прошлых хозяев, кто мог нарисовать те самые знаки. Незадолго до входа в поле астероидов, я прекратила безрезультатные поиски и разбудила ДеВеля. Тот обрадовался, что мы почти добрались до цели и тут же побежал проверять, как поживает его «малышка» в лице «Черного Солнца». Его неподдельный энтузиазм и полная поглощенность работой иногда требовали моего внимания и некоторых действий. Например, следить, чтобы пилот вовремя ел и хотя бы изредка спал в своей койке, а не повисая на противоперегрузочных ремнях пилотского кресла. Я вносила в жизнь трудоголика ДеВеля некоторый баланс и упорядоченность, спасая его от переутомления и безумия.

Пилот занял свое место и тут же наградил меня странным взглядом. Это выражение на его лице заставило меня тут же отставить еду в сторону и пристегнуть ремни.

— Ты проверяла радио? Слушала основные частоты? — чуть дрогнувшим голосом спросил меня ДеВель, осматривая приборы и вглядываясь в мониторы.

— Да, все было тихо… Ты же говорил, что астероидное поле мешает нормальному сообщению… — стала оправдываться я, чувствуя неладное.

— Помехи, ухудшение связи, прерывание… — ДеВель снял очки, потер глаза и чуть нервным движением водрузил окуляры на место. — Все частоты не могут молчать. Должны доноситься обрывки голосов, отдельные фразы, какие-то скрипы и шипение, в эфире даже такой мало населенной системы должны обнаруживаться радиоследы жизни…

Я глянула на включенные динамики, которые молчали.

— Если она там еще осталась… — закончила я.

— Именно. Ладно, мы — разведка. Быстро выглянем из пояса и тут же дадим деру обратно на тройном форсаже.

— Если там те самые ребятки, они пойдут нам наперерез. Нужен запасной план, — я задумалась на минуту. Потом глянула на пилота. — Ладно, у меня есть пара идиотских идей на случай плохого развития событий, которые, как всегда, будут неудачными и ни к месту. Погнали!

Мы вошли в скопление космического мусора и стали быстро лавировать в нем, стараясь избежать столкновения с крупными астероидами. Иногда мелкие камешки начинали молотить по щитам, наталкивая меня на различные мысли. Например, стоит ли натянуть скафандр. В прошлую битву разгерметизация нам не грозила, зато пластик защитных костюмов расплавился и прилип к коже. Это было больно.

Решив пока остаться в прежнем облачении, я тоже вгляделась в приборы. Они не указывали на наличие вокруг нас других кораблей. ДеВель переключился на предметный радарный сканер, и на лобовом стекле засветилась синими линиями трехмерная модель окружающего нас космоса, с очертаниями множества астероидов и даже целых щербатых лун. Пилот смотрел на эту мерцающую реальность и плавно вел корабль вперед, осторожно маневрируя. Иногда, мы влетали в какие-то непонятные облака, которые обволакивали наш корабль, и лобовое стекло сразу становилось матовым. Но ДеВель вел нас по схеме, и, судя по всему, эти облака не могли создать нам проблем, иначе, он бы их избегал.