ДеВель задал мне пару вопросов о еде, вроде нет ли у меня на что аллергии и пробовала ли я живую еду артогов, после чего взял на себя заказ. Мне дали в руку вилку, пододвинули под нос вкусно пахнущую тарелку и позволили шарить по ней прибором, в поисках добычи. Вскоре эта рыбалка удалась, и я поддела что-то соленое и мягкое. Есть инопланетную еду всегда странно, пусть лидорианцы и привыкли к необычному. А делать это вслепую — и того удивительнее. Мы, чтобы как-то отойти от тяжелых тем, стали играть в игру. Я пыталась угадать тип продукта, что ела, и даже его цвет, а ДеВель давал подсказки. Так, шутя и улыбаясь, мы провели полчаса, и я стала чувствовать, как успокаиваюсь, чуть отхожу от навязчивых идей и снова могу мыслить здраво и трезво.

— Они конфисковали на время «Солнце», — начал мой пилот говорить о том, что все равно нужно было обсудить. — Я многое узнал, частью от врачей, кое-что мне поведали техники. Мы единственные, кто попали в то самое светопоглощающее поле — оболочку кораблей — и остались живы. Все остальные просто пропадали, полностью или частично. Когда мы уничтожили корабль, второй исчез, прекратил преследование «Дарион-74» и исчез, понимаешь? Ни гипердвигателей, ни супер-скорости, ни особой маскировки, делающей невидимым, ничего! Просто исчез в зоне действия звездной аномалии. Кто они, наши враги?

Я повела плечами и отложила вилку. Играть больше не хотелось, есть тоже. Я нащупала рукой стакан с какой-то сладкой жидкостью и сделала пару глотков, вспоминая в подробностях все свои ощущения в момент битвы, припоминая каждую деталь и нюанс, восстанавливая в памяти мельчайшие подробности этого короткого боя.

— Знаешь, я могу сказать пока только одно. Это самое поле, непонятная материя вокруг корабля, пыталась с нами что-то сделать. Не совсем физическое. На эту угрозу я ответила сразу, не задумываясь выставив магические щиты вокруг рубки и нас с тобой. Шло очень сильное энергетическое воздействие, не механическое или вещественное, не химическое или духовное, а именно — энергетическое.

— Выходит, это что-то вроде поля? — раздался у меня над ухом знакомый голос. Плохо быть слепым! — Идемте, мы расшифровали данные с бортового самописца и те сведения, что уцелели в компьютере. Вам будет любопытно.

Мы покинули пищеблок следом за Астроилом, который пришел забрать нас на закрытое совещание. К чести собравшихся, они пережили появление адмирал-командующего с такой же легкостью, что и наше. Я начала пуще прежнего уважать жителей этой станции-форта. Всех, кроме отбросов вроде Корка.

Но тут меня начал мучить неуместный вопрос: а он вылетел бы на отражение атаки врага и защиту «Бионса», если бы не тюремное заключение?

Не так была интересна информация с самописца, как то, что удалось выудить о работе временных стабилизаторов. От перенапряжения и невероятных нагрузок испортилось немало деталей в испытуемых агрегатах, перегорело множество схем и разъемов. Судя по сохранившимся данным, они срабатывали за время боя двадцать девять раз, корректируя наше местоположение не только в пространстве, но и во времени. В последний раз, когда части самих стабилизаторов и даже некоторые детали корабля пострадали от взрыва врага, оборудование сработало не сразу и с ошибкой. Именно этим объяснялся не только сдвиг на трое суток, но и такая странная невесомая тьма без ощущений, в которой мы зависли после крушения вражеского судна. Это было своего рода безвременье, чем-то похожее на гиперпространство, но неизмеримо более страшное.

Я сидела за столом, слушала отчеты техников и ученых, пытаясь ухватить за хвост вдохновение и озарение. Мои руки ощупали чуть холодную крышку пластикового стола. Пальцы нашли небольшую ямку с нижней стороны, и принялись ее поглаживать и теребить. Я попыталась даже покарябать ее ногтем, но вдруг Астроил перехватил мою руку под столом и крепко сжал. Если бы не совещание, то я бы смогла ему объяснить, что это отнюдь не проявление нервозности. Скорее — лихорадочной работы мысли. Мне отчаянно требовалось ходить из конца комнаты в конец, черкать по бумаге или хотя бы постукивать пальцами.

— Как на счет названия «сместители»? — произнесла я тихо, чуть подавшись в сторону Астроила и не желая нарушать ход ученой беседы.

Но видимо передо мной стоял включенный микрофон, отчего мой голос прозвучал четко и громко, прервав оратора. Я смущенно извинилась и стала шарить свободной рукой по столу в поисках микрофона, нащупала и, взвизгнув им на прощание, отключила.

Затем наклонилась к ДеВелю.

— Ты понимаешь, о чем они спорят? К чему сводятся все эти теории и учения, о которых упоминается?

Пилот едва слышно фыркнул, затем тоже шикнул микрофоном, отключая его.

— В основном о возможностях наших кораблей и вражеских. Вся беда в том, что наша наука пока беспомощна против… сместителей. Они плохо отслеживаются, не сканируются, не идут на контакт, а по многим направлениям существуют вопреки известным нам физическим законам. Мы не знаем ни из чего состоят их корабли, ни как работают, ни какими характеристиками обладают. А последнее — самое неприятное! Без знания предельной скорости противника, его оружия, маневренности, технологий на борту — это битва вслепую. Мы умудрились уничтожить один из кораблей, но от него не осталось ничего, что можно исследовать, вообще ничего, — в голосе ДеВеля я слышала разочарование и даже горечь, но улавливала и другие нотки. Его уже затянуло ощущение боевых действий, адреналина, жажды победы, мозговые штурмы. Мне было тяжело сознаться в том, что я тоже ощущала себя невероятно живой и бодрой. Давно я не воевала! Почти уже забылось, каково это. — Послушай, завтра нам вернут «Солнце», считается, что контракт мы уже практически выполнили… Может, стоит продолжить наше путешествие в черную дыру?

В его голосе читалась мольба, а отчасти — упрек, но я уже давно обдумала ответ и просчитала все наперед.

— Нет, мы остаемся и помогаем Империи в этой войне, исследование закоулков мироздания подождет, — выдохнула я. Мой пилот издал придушенный, но радостный звук.

Я понимала, как много значила для него эта битва — защищать станцию, за которую погиб его отец, сидеть теперь на закрытом совещании среди величайших пилотов и военных Империи, прославить свой корабль и смотреть, как пишется история… для паренька с нижних уровней «Бионса» это великий день и золотое время.

Я хотела выглядеть великодушным героем, готовым пожертвовать своими интересами ради всеобщего блага, но это было не так. Я просто доподлинно знала, что Император не отпустит меня на этот раз до полной победы над врагом. Он мог поступиться своими мечтами о будущих детях, желанием заполучить мага ради укрепления могущества — это одно дело. А вот позволить уйти тем, кто может помочь в победе над страшным врагом, он бы не смог.

Я понимала Императора, проявлявшего себя истинным правителем и защитником своего народа. Так к чему затягивать ненужные дипломатические переговоры, вынуждать друг друга поступаться своей гордостью или выставлять в дурном свете? Легче сразу понять, куда дует ветер и смириться с неизбежным. К тому же я была уверена, что даже если Император и решит не рисковать дочерью короля Леары, то в такой момент адмирал-командующий уж точно не преминет напомнить своему правителю о долге перед народом. Астроил, который меня вновь поймал, не станет упускать новую возможность узаконить свои притязания.

Я вздохнула и выкинула политику из головы, стараясь сосредоточиться на сиюминутных вещах.

Я почти привыкла жить среди звуков, прикосновений и запахов, но в кромешной темноте.

Не видя лиц, я вслушивалась в голоса и видела собеседника отчетливее во много раз, я слышала нотки страха, скуки или радости в сказанном, я улавливала то, что прежде ускользало от моего внимания.

Меня окружали густые и тяжелые запахи металла, смазки, ракетного топлива и резины, когда я шла по коридорам, близким к причальным пирсам. Я чувствовала ароматы еды и алкоголя, специй и фруктов, проходя мимо пищеблоков. Сейчас, в этой комнате, воздух был тщательно профильтрован, свеж и чист. В нем четко угадывался особый запах, который приобретает воздух пройдя через фильтры и систему очистки. Обычно он едва различим, но «Бионс» был старой и не самой шикарной из станций. Помимо этого чуть химического привкуса я ощущала запах парфюма, несколько таких запахов, которые смешивались в общий фон. Наглаженная форма, запах чистой ткани и стиральных средств, мыло, шампуни, кое-где легкий запах алкоголя, едва заметный. От ДеВеля пахло конфетами и мазью от забинтованных ран.