Благо, что за месяц не появилось никаких приторных селфи с новым ухажером. Иначе бы я точно не выдержал и сорвался первым рейсом.

Правильно. Лена — молодая, умная, красивая и свободная девушка. Я так и хотел. Чтобы она просто была счастлива без меня.

«Но не так же быстро!» — возмущенно пищит обиженный шнурок.

Он, подобно наморднику, намотан на пасть зверя, впавшего в анабиоз под воздействием лекарств.

Ленины обручальные кольца вместе с короткой запиской принес курьер на следующий день после прилета из Питера.

«Мой юрист ознакомится с документами и вернется с обратной связью. Номер телефона ниже. Просьба передать дела папе в установленном порядке внутреннего устава организации. Вещи направлены курьерской службой по адресу регистрации. По дополнительным вопросам — к Вере».

Не понятно, на что я надеялся. Дебил. Сам же устроил, как надо.

Только нихрена не легче.

Я мертв внутри. По инерции двигаюсь и верю, что настанет день, когда станет лучше. Исчезнет ебанное мутное потрескавшееся стекло, за которым теперь я вижу мир. Краски вернутся на место, а легкие расправятся от полного вдоха. В конце концов, скоро я стану дядей снова. Кирюша с его детской возней приносит умиротворение и снимает отек с рваной кровоточащей раны, на месте которой раньше билось сердце.

«К Лене хочу-у-у», — скулит зверь, забившийся в угол.

А я кошусь на часы. Пора пить таблетки, пока тварь не проснулась.

— Олег, у нас День Рождения было. Мы отпраздновать вместе хотели, — мягко начинает Женя.

— Празднуйте, я не обидчивый, — пожимаю плечами, разминая затекшие мышцы.

— Бля, Олег, ну поговори ты с ней, — скрипит Саня под ухом. — Детский сад. Ну сделал хуйню, с кем не бывает? Глядишь, смилуется ее высочество, ну. Жалко зверюшку, дохнет.

— Лева, блядь, — стонет Женя и растирает ладонями лицо.

Красная пелена щекочет зрительный нерв. Туманом заползает в сознание и замирает под напором размеренного дыхания.

«Это с тобой трахаются от безысходности!» — рвется из горла, но я старательно проглатываю.

Чушь полная. Марина его любит. А Саня не виноват в том, что у меня ничего не сложилось.

— Так, вам пора, — хлопаю крышкой ноута и утираю выступившую на лбу испарину. — Давайте, оба, аля-улю, счастливой семейной жизни. Брысь, брысь, демоны, из холостяцкой берлоги. Заражу вас духом шлюханизма, ваши бабы не простят.

— Сказал холостяк с двумя обручальными кольцами на руке, — пищит и косится на меня Левицкий.

— Это для антуража.

Мерзкий холод пробирает до костей, когда я остаюсь один. Терзает трещащие от перенапряжения кости, пробирается под ребра и уютно устраивается в черной пустоте. Я пытаюсь вновь сосредоточится на работе, но не получается.

Настроение на сегодня испорчено.

Привычно лезу в соцсети, но новых публикаций у Лены не нахожу. С момента прилета только одна из дома. Она в прямом эфире рассказывала о том, что планирует большую переделку. Судя по комментариям — перестройку, скорее. Загоревшая и сияющая, Лена отвечала на каждый вопрос, а я не мог оторвать от нее взгляд.

Соскучился до зеленых чертей. Пока она безжалостно выкидывает последние упоминания меня из своей жизни.

Треск ключа в замочной скважине вырывает разочарованный вздох. Поспешно закрываю страницу и убираю телефон. Похоже, Женя что-то снова забыл.

— Лазарь, ты голову себе вторую пришей, глядишь склерозом перестанешь страдать! — кричу в пустоту коридора и лениво потягиваясь, поднимаюсь с места. — Что на сей раз?

Тонкий аромат ландыша перемешивается с вишневыми нотами и ударяет в нос живительным коктейлем. Втягиваю, не задумываясь и, под стук взбесившегося сердца, срываюсь и лечу ко входу.

— Смотри, видишь? — Лена, не глядя на меня, стоит и указывает изящной ладонью в потолок в маленькой прихожей.

Моргаю. Еще раз. И снова. Затем незаметно царапаю запястье. Нихрена не понятно. Лена скидывает голубые лодочки и тянется к обувнице. Вытаскивает тапки себе и Ане, которая что-то стучит на планшете, сидя на тумбе.

То ли глюки, то ли Лена правда здесь, а тело онемело. Кровь стремительно покидает голову и горячей тяжестью наполняет сердце.

И член, сука. Мирно спящий в глубокой депрессии, он оживает, как по волшебству. И требует компенсации за непозволительно длительное воздержание с перерывами на сухой паек в виде скудного самоудовлетворения в душе.

Немедленно. Можно прямо на полу. Или тумбе. Аня его, к слову, ни хера не смущает. Действительно, когда нас пугали такие мелочи, как присутствие подруги, правда?

Лена откидывает за спину белые волосы, которые после пребывания на солнце приобрели золотистый оттенок. Они рассыпаются по загорелым плечам, неприкрытых классическим платьем без рукавов.

Только глаз ее не вижу. Скрытые за стеклами толстых очков какой-то новомодной модели, они закрывают половину лица.

Нихуя не понимаю, что делать. Авокадо пошло на хуй.

Дернуться страшно — даже если глюк, то пусть побудет подольше. А если она правда здесь, то… зачем? Невидимые тиски сминают виски, пока я пережевываю новые ровные импланты.

— Лена, — хриплю, давясь словами.

Они встают поперек горла и связывают в узел язык. Паника на уровне привязанного к рельсам человека. Внутри я захожусь в судорогах, понимаю, что поезд точно снесет. Но выбраться не могу.

Не двинуться, блядь.

— Отвратительно, — пригвождает карим взором к полу Аня и согласно кивает, перебивая меня. — Холодный делаем?

— Да, — удовлетворенно причмокивает Лена и, уставившись в зеркало, поправляет невесомую помаду, пока я, как наркоман, втягиваю стремительно наполняющийся ее запахом воздух… — Я только не знаю, как кухню обыгрывать.

— А мы здесь стену снесем, — шаркает тапочками по полу Аня и стремительно пролетает мимо меня. — Появляется большое пространство. Делаем кухню-гостинную, типа как в доме. И маленькую спальню и детскую. На постоянную жизнь, конечно, маловато, но у тебя и так там замок получается.

Я как в театре. Передо мной разыгрывается спектакль, а я проспал половину представления и нихуя не понимаю, чего от меня хотят актеры на сцене. Гул в ушах усиливается, когда нежный ландыш щекочет ноздри, а Лена проходит мимо. В миллиметре. Так близко, что я точно знаю.

Не глюки. Она здесь. В моей квартире.

— Думаешь?

— Уверена.

— Тогда и арку снесем, да? — расстроенно поджимает губы и встает рядом с Аней.

— Да. Зачем тебе прошлый век? Опять же, детям нужно собственное пространство. Тем более, двоим.

— Ты права. Снесем, — решительно кивает, скрестив на груди руки.

— Снесем.

— Я вам, блядь, не мешаю? — рычу и стискиваю кулаки.

Лена задумчиво склоняет голову на бок, продолжая разглядывать стену.

— Естественно мешаешь, хорек. Мы думаем, а ты орешь, как резаный, — фыркает недовольно воробушек, а я давлюсь от возмущения. — Рычалку прикрой. Я беременная, и голову проломить могу на нерве.

— Или не сносить? — цыкает Лена и вгрызается в ноготь. — Маленькая кухня — уютно.

— Арку?

— Стену.

— Не, стену точно снесем.

— Тварь неблагодарная рычать будет, — вздыхает притворно Лена и поправляет очки.

— Тварь то? Будет, конечно. На то он и тварь, — философски отмечает Аня и с шипящими нотами кидает на меня испепеляющий взгляд. — Неблагодарная.

— Я для него все.

— Конечно.

— А он?

— А он тварь.

— Мудак.

— Дебил.

— Идиот.

— Пойду я детскую гляну, пока инсталляция твоего мужа меня паром не прибила. А ты про стену пока думай, — довольно кряхтит Аня и проносится мимо меня в сторону спальни. — Мы же розовый делаем?

— Ну такой, — кричит в след Ане и передергивает плечами Лена. — Пастельный, понежнее. Но чтобы поярче! Но не вырви глаз. И посветлее.

— Да, да, — щебечет воробушек, а затем раздается грохот. — Ой, я что-то уронила! Вай, какая досада. Слышишь, Леночка?

— На счастье, — вскрикивает дребезжащая от напряжения Лена, а воздух стремительно наполняется озоном. — Бей, Анют, ни в чем себе не отказывай. Я же, блядь, миллиардерша. Мне муж деньги в лицо кинул и свалил. Я же дорогая эскортница, ты не знала? Ни в чем себе не отказывай.