— Секунда — и я тебя трахну прямо на полу, — проговаривает совершенно спокойно.

А у самого оранжевые блики пламени сияют в глазах.

— Сейчас, — невозмутимо пожимаю плечами и откидываю за спину влажные волосы. — Я тебе кое-что покажу.

В единственной жилой комнате в квартире все так же, как было час назад. Убранство скромное: покосившийся шкаф, скрипящий под тяжестью собственного веса, массивный стол, заваленный бумагами принтер и тумбочка, пристроенная в ногах. С потухшим экраном на кровати дожидается хозяйку ноутбук. Покрывало откинуто в сторону, а мягкий свет из старого бра разливается по примятому одеялу.

Все вроде так же. Но что-то неуловимо изменилось.

Пропало ощущение открытия и безопасности.

Я знаю, куда приведет меня сегодняшний день. В груди внезапно болезненно щемит, а возбуждение испаряется под навалившейся тяжестью осознания неизбежного.

Олег заберет меня. Спрячет за семью замками, запретит высовывать нос, и как разъяренный дракон, будет отгонять каждого, кто посмеет пересечь границу.

Потому что мой викинг не умеет по другому. Потому что статус его женщины лишает голоса добрую часть трещащих дам в моей голове.

На автомате вытаскиваю из ящика небольшой плотный конверт. Прошлый раз, когда гостила у мамы, пересматривала фотографии и нашла интересные снимки. Отложила несколько, где мы с Женей совсем маленькие. Хотела сделать копии и передать другу, потому что знала, что его отец уничтожил все кадры с Лилией.

Не успела.

Когда я возвращаюсь, Олег смотрит недоуменно. В изумрудных радужках вопрос, но он молча забирает конверт из рук. Вытаскивает фото и замирает, разглядывая кадры девяностых годов. Переворачивает, и трясет головой, будто пытается сморгнуть галлюцинацию. Часто моргает при виде дат на обороте и напряженно хмурится.

«Точно запрет», — обреченно стонет сознание под сияющим блеском потемневших изумрудов.

— У меня папа детдомовский. Ты знаешь, наверное, — обхватываю себя руками и отвожу взор. — А родители мамы умерли рано. Бабушек с дедушками я совсем не помню. Поэтому как-то выяснить подробности нашего поразительного сходства с мамой Жени было не у кого.

— Сходства? — нервный смешок слетает с перекошенного рта. — Да вы, блядь, одинаковые. Если не считать твоего перфоманса с волосами. Лен, тебе не безопасно оставаться одной.

Слова Олега влетают в подготовленную почву, но все равно больно задевают нутро. Плечи опускаются под давлением строго голоса, голова падает на грудь. Я непроизвольно обнимаю себя за плечи, но не помогает.

— Я не хочу так, — шепчу, не рискуя поднять голову.

Столкнуться вновь со стеной из только его охуеть какого единственного правильного мнения. Я понимаю, что он заботиться, и что это необходимо, но в груди невыносимо трещит. Я не хочу возвращаться в клетку, слушать поток унижений и оскорблений от человека, которого люблю. Потому что он никогда не сможет контролировать себя.

— Собирай вещи.

Глава 18. Лена

Процесс сборки вещей затягивается, хотя их и не много. Больше времени уходит на замер окна и поиск подходящей компании, готовой в срочном порядке вставить пластиковый стеклопакет и балконную дверь.

Естественно, как бы яростно не шипит Олег, самое раннее, что нам предлагают, семь утра.

«Сегодня переночуем здесь», — сдается под напором обстоятельств Олег и скрывается в ванной около часа назад.

А Лазарь так и не объявляется. Что предельно странно, ибо даже если друг достучался до Ани и сейчас активно с ней мирился, все равно за пять часов нашел бы время как минимум черкануть пару строк.

Укутавшись в бамбуковое одеяло, лезу в историю сообщений. Яркий свет экрана в темной комнате режет уставшие глаза, поэтому не сразу удается сфокусироваться на непонятном символе внизу.

Сообщение не отправилось. Видимо, какой-то сбой. Жму, чтобы направить повторно, но палец замирает.

Каким бы гандоном не был Самуилович, друг его любит. Единственный родитель, отец, на которого он равнялся и старался угодить всю жизнь. Он и так причиняет Жене слишком много боли. Не хватало еще новости о том, что старый козел в край ебнулся и решил сделать подругу детства его мачехой.

Не давая себе передумать, удаляю несчастную строку. Затем кладу смартфон под подушку. Утыкаюсь в ту носом и с удовольствием тяну аромат собственного шампуня.

— Лен, а где постельное взять? — скребет по черепушке уставший голос Олега.

— В коробке у входа, — бормочу, не поднимая головы. — Одеяло в той комнате есть.

Но, вопреки ожиданиям, тихие шаги не отдаляются, а приближаются, заставляя глупое сердце радостно трепетать от близости любимого мужчины. Матрас скрипит и прогибается под тяжестью изученного до миллиметра тела, а бок обжигает прикосновение огненной кожи.

Кровать слишком маленькая для двоих, даже если один из них осторожно сидит на краю. Отчаянно жмусь к стенке. Подальше от исходящего от него магнетического жара и порабощающей легкие жженой сосны.

— Кто знает, что ты здесь?

Тихий ожидаемый вопрос повисает в воздухе. Кручусь, пытаясь устроится поудобнее.

— Я уже размышляла, — давлю, путаясь в одеяле, решившим опутать меня по руками ногам, подобно тугим лианам. — Самые близкие. Ты, Лазарь и Аня.

— Родители? — помогает Олег воскресить что-то в памяти.

Бестолку. Я слишком хорошо хранила тайну нашего разрыва.

— Нет, конечно. Папа только пришел в себя, мама там. Зачем им лишний стресс?

Да и рассказывать про надвигающийся развод наконец-то объединившейся семье не было никакого желания. Отец уважает и любит Олега. Он слишком обрадовался новости о нашем решении создать семью. Даже тогда, на грани жизни и смерти, новость о свадьбе принесла ему долгожданные минуты радости.

«Ты умница, дочка. С Олегом ты всегда будешь счастлива».

Я не имею права их отбирать сейчас.

— Воробьевы? — вновь подталкивает задумчиво пилящий взглядом кусок отошедших обоев Олег. — Вы же с Катей чуть ли не каждый день где-нибудь носитесь со свадьбой.

— Именно поэтому ни она, ни Сергей ничего не знают. И не узнают, пока свадьба не состоится. Еще не хватало грузить людей нашими проблемами.

— Сергей знает, — перебивает, растирая устало прикрытые веки, а у меня в груди болезненно екает. — Про то, что вместе не живем. Но адреса не знает точно. Я не распространялся.

— Тогда не знаю, — пожимаю плечами и ерзаю на одной точке. — Ну доставку я сегодня из офиса заказывала. Документы привозили. Паша заболел, на пару дней в оффлайн ушел. Но это фирма, сторонний курьер. Приехал на один адрес, забрал, уехал.

Усаживаюсь, натянув одеяло до подбородка. Будто несчастный кусок материи в состоянии защитить от исходящей ауры обманчиво затихшего раненого зверя, исходящей от Олега. Опасный, дикий и обезумевший от раздирающей его боли. До дрожи в коленках и тянущих спазмов внизу живота.

— Водитель твой, как его, блядь…. Максим.

— Виталик, — хмыкаю от типичного равнодушия ко всем вокруг. — Да, он точно. Тогда, возможно, еще Марина знает, — задумчиво чешу кончик носа, косясь на телефон. — Да?

— Виталика отметаем. Его со всех сторон проверили, — вздыхает и морщится, будто от неприятного укола в незащищенное место. — Чисто теоретически, у Марины есть доступ к огромному объему информации. В том числе к геолокации автомобиля Виталия…

— Она не могла, — выдаю без доли сомнения.

Олег удивленно вскидывает брови, а затем поворачивается ко мне. Смотрит, будто и рад тому, что говорю я, и при этом недоуменно.

— Почему не могла?

— Что? — скидываю просохшие пряди с лица. — Перейти тебе дорогу? Стать для меня угрозой? Ты прикалываешься сейчас?

— Нет. Я серьезно, — знакомая непробиваемая маска обрушивается на его лицо.

Заливаюсь смехом. Нехорошим. Злым. Ядом он бурлит в легких, оседает в желудке и ледяной дымкой скользит ниже, остужая остатки возбуждения. Потому что очень вовремя вспоминаю, что из себя представляет мой бывший муж.