Только вот День рождения через полторы недели. И здесь нестыковочка.

В-третьих, Аня еще не закончила проект обновленного дома. А трогать ее сейчас — кощунство. Можно считать моей прихотью, но хочется отдать Олегу в руки все неопровержимые доказательства того, что чтобы не происходило дальше, я хочу быть с ним.

Потому что я уверена, что вместе мы справимся. Теперь уже точно.

Хочет Олег того или нет, но никто из огромной семьи не даст ему свалиться туда, откуда так и не выбрался Александр Самуилович. Нас много.

Осталось только убедиться, что с нашими девочками все хорошо. Потому что в порыве обрадовать Олега и дать ему будущее, очень не хочется выбить и без того шаткую сейчас почву у него из под ног.

За прошедшие дни Олег изменился. Что-то пошатнулось, и это пугает. Переход на таблетки, Женя, активная терапия.

Его выстроенная картина мира хрустит и крошится. Кокон, плотный, будто яичная скорлупа, покрывается тонкой сетью трещин. Поэтому он и защищается в два раза сильнее.

И самое сложное ему еще предстоит. Последнее.

— Думаю, на кого они будут похожи, — задумчиво прикусываю губу и осторожно провожу ногтем напряженные мышцы скульптурного пресса.

— На тебя, — не раздумывая ни секунды, ожидаемо отвечает Олег.

— Так не бывает, чтобы ребенок взял черты только одного родителя, — улыбаюсь и прикрываю глаза. — В этом же и есть магия генетики. Неповторимое сочетание двух людей, приводящее к новому.

Я знаю, почему он так говорит. И очень хочу, чтобы Олег меня услышал.

— Вот ты, очевидно, на первый взгляд больше похож на отца, — говорю как можно мягче.

А сердце под твердым слоем мышц тревожно замирает.

— С чего взяла?

— Потому что знаю твою маму, — отвечаю уклончиво, но логично.

— Я сам на себя похож.

— Конечно, — шепчу и успокаивающе целую замысловатую татуировку на ребрах. — В этом же и прелесть. Каждый человек уникален. Что-то мы принимаем от одного родителя, что-то от другого. Где-то вылезают черты бабушек и дедушек, которые были незаметны в прошлом поколении.

— Окей, — хмыкает. — Пусть от меня им достанется, не знаю, цвет глаз?

Разочарованно поджимаю губы. Выделил единственное самое не Лазаревское.

Невозможно так ненавидеть себя и быть счастливым.

Я с трудом могу найти абсолютно хорошие качества Александра Самуиловича, проявляющиеся в Олеге. Поэтому начинаю с самого очевидного.

— Что скажешь насчет музыкального таланта? Абсолютный слух. Здорово же.

Переплетаю наши пальцы. Царапаю шершавые подушечки и подношу к губам. Нежно целую каждую, а дыхание Олега стремительно учащается.

— Бесполезная хрень, не имеющая практического применения. Блажь.

— Ум? Бизнес-хватка. Я очень многому у тебя научилась. Ты достиг очень больших высот.

— Твой аналитический мозг нравится мне гораздо больше, — кашляет с натугой.

— А что скажешь насчет верности? Способность любить раз и на всю жизнь. Это очень редко в наше время и оттого бесценно.

— Нет.

Олег отстраняется. Садится и трет лицо, а я слышу хруст льда на зубах. Тепло из комнаты уходит, будто кто-то распахнул дверь на высоте в тысячу метров. Того и гляди вытянет всех и скинет в холодную воду.

Ежусь и осторожно прикасаюсь к набухшим мышцам рук.

Он дергается. Уползает растревоженной змеей подальше в безопасную почву. Спасается бегством от очередного столкновения с собственными страхами.

— Почему?

— Потому что нет, Лен.

— Олег…

— Блядь, я сказал «нет». Что непонятного? — скрипит с нескрываемой злобой.

— Ты сам сказал, что хочешь ребенка, — с трудом проглатываю обиду и тяну наполненный озоном воздух. — Как собрался набор передаваемых качеств контролировать? Или думаешь, что его под заказ соберут?

Молчит. Дышит тяжело и хрипло, будто ярость забила альвеолы и раздражает нежные стенки бронхов. Не двигаюсь с места. Знаю, что сейчас рванет, но не собираюсь спасаться бегством.

Мы, блядь, сдвинемся с мертвой точки.

— Хладнокровие.

Недоуменно моргаю, глядя на замершую статую.

— Что?

— Способность принимать адекватные взвешенные решения в условиях постоянного непрекращающегося пиздеца, — медленно выдыхает и пронзает покрывшимися дымкой ледяными изумрудами. — Лен, помнишь, ты как-то пообещала сделать все, что я скажу?

— Это здесь причем, — недоуменно хмурюсь, разглядывая ожесточенные резкие черты.

— Не причем. Помнишь?

— Конечно.

Сложно забыть. Тогда мир казался враждебным и чужим, а любимый человек в нем больше походил на кровожадного монстра, чем на принца на белом коне.

— Я попрошу кое-что сделать. И ты должна меня послушаться. Хорошо?

— Не очень понимаю, — трясу недоуменно головой, наблюдая за тем, как пляшут желваки на лице Олега. — Это что-то из терапии?

— Вроде того, — задумчиво отвечает Олег, растирая переносицу до тревожной красноты. — Так нужно для нашего будущего.

— Хорошо, — морщусь и потираю плечи.

Олег привлекает меня к себе быстро и порывисто. Целует жадно, зарывается пальцами в волосы. Только странный холод так никуда и не уходит.

Глава 48. Олег

— Людвиг, боже, боже, ты же взял мой красный чемодан? — звякнув браслетами, мама посылает уничтожающий взгляд в сторону побелевшего работника ленты. — Молодой человек, проверьте еще раз.

— Тат, он синий, — устало вздыхает придушенный счастьем и желтым платком Людвиг и косится на меня.

Семен Вениаминович изображает глубокий обморок в инвалидной коляске последние пять минут, чем очень меня выручает. Киваю на него демонстрируя, что предельно занят. На пару с притворно обеспокоенной тещей, то подкидываем ему нашатырь, то брызгаем водой. Он морщится и в любую секунду готовится провалить идеально выстроенный план. Но рык Ираиды Васильевны моментально отправляет тестя обратно в нокаут.

— Ты хочешь сказать, что я выжила из ума?

— Тат…

— Аленушка, ты видишь, с кем мне приходится жить? Боже, боже, за что такие муки! Кто главный у вас? Зовите быстро. Сейчас я ему мигом расскажу, как нужно обращаться с пассажирами бизнес-класса. Бардак развели. И позовите уже в конце-концов врача! Идиоты. Не аэропорт, а курятник.

В семь утра аэропорт Пулково явно не ждал нашу делегацию из шести человек.

Собрались стихийно. После моего разговора с Аней о необходимости обсудить сложившуюся ситуацию с Женей и во всем разобраться, вечером купили билеты и улетели, оставив семью Лазаревых-Вишневских под бдительным надзором тети Зи и Левы.

— Пап, прекрати чесать ногу. Заметно, — шикает подоспевшая к нам Лена и поправляет широкополую шляпу.

— Еще две минуты в обмороке, и я захраплю, — не двигая губами, шепчет Семен Вениаминович.

— Сема, ну ка, — цыкает Ираида Васильевна, то и дело кидая подозрительный взгляд в сторону увлеченной скандалом мамы. — Бог терпел, нам велел. Давай, не зли меня, обратись трупиком.

— Может мне и не дышать?

— Было бы прекрасно.

Под мирное переругивание родных, Лена обвивает меня руками за талию, а я привычно прижимаю к себе. С удовольствием втягиваю любимый запах и нежно щекочу тонкие ребра.

Идея провести немного времени в северной столице большой компанией очень понравилась Лене. Да и мне, признаться, хотелось развеяться. Сменить обстановку, ненадолго отложить дела в сторону.

«Ты слишком много работаешь, Олег. Твоего отца ни к чему хорошему это не привело», — сказал Николай Игоревич в наш последний разговор.

Мой врач с ним согласился. Нервное напряжение за последние дни усилилось, провоцируя приступы. Пусть и удавалось избегать жертв, но не вечно же. Рано или поздно я снова кому-нибудь наврежу.

Или сорвусь на Лену, что в сто раз хуже.

— И надолго это? — шепчет Лена, приподнявшись на цыпочках.

— Часа на полтора. После выяснится, что чемодан был синий, а второй она брать передумала, ибо едем всего на три дня. Виноват в этом, конечно, Людвиг, авиакомпания и я.