Она не трахается.

Она прощается.

И я, блядь, ничего не могу с этим сделать. Потому что не смею отобрать момент, который она выставила для себя отправной точкой.

Я вмешаюсь. Обязательно. После.

А сейчас послушно собираю соленые слезы с ее щек, перебираю ароматные локоны. Позволяю захрустеть стеклянной крошке в груди. Разнестись по капиллярам и забраться поглубже в сердце.

Потому что она так хочет.

Пусть ставит свои точки сколько угодно, раз ей так нравится. У меня достаточно сил, чтобы нарисовать еще и начать заново.

— Скажи это, — выдыхаю в ее приоткрытый рот за секунду, прежде чем свалиться в пьянящий омут из удовольствия и боли.

— Я люблю тебя, — послушно всхлипывает прижимаясь мокрыми и солеными губами. — Очень сильно люблю.

Мы приходим в себя еще не скоро. Растянувшись на заднем сидении, я глажу разомлевшую на моей груди Лену. Нужных слов не находится. Потому что желание запереть ее сейчас в доме занимает все мысли. Зверь внутри жаждет отнести ее в комнату и закинуть на дверь засов, но что-то другое старательно ему мешает.

Может быть чувство, что не правильно. Может раскисший после оргазма мозг, как подтаявший холодец, не способен собраться в кучу. А может быть холодное весеннее утро, что заставляет плечики Лены покрываться огромными мурашками.

Моя маленькая принцесса.

— Холодно, — вздыхает она и потирает руки.

— Пошли в дом, — тявкает из-за угла зверь, притворившись маленьким котенком.

— Нет, — отрицательно машет головой, вызывая волну раздражения.

Все силы уходят на то, чтобы не перекинуть ее через плечо, и не потащить внутрь, поэтому молчу. Пыхчу, правда, как паровоз. Но молчу же?

— Я поеду, — выкручивается из объятий и удивительно бодро подпрыгивает на ноги. — Очень поздно уже.

«Никуда ты, блядь, не поедешь, сука! Быстро в дом!» — грызет клетку из ребер зверь.

— Машину возьми, — выдавливаю вслух. — Она все равно на тебя оформлена.

Закрываю глаза. Не могу смотреть, как она одевается. Не сейчас, когда в груди бушует разъяренное пламя. Иначе не выдержу и обрушу его на заполненную тупыми мыслями умную головку моей любимой женщины.

— Вот как на меня оформил, так и переоформишь, — будничным тоном отрезает Лена. — Такси вызову.

— Ты хотела что-то из вещей взять, — вновь показывает хитрую мордочку зверь, пока я изо всех сил тяну его строгий ошейник.

— Не сегодня.

Она исчезает быстро, как предрассветный туман с первыми лучами солнца. Только вместо капель росы после нее остаются одиноко лежащая на капоте связка ключей от дома и автомобиля.

Внимательно рассматриваю поблескивающий металл и довольно запихиваю его в карман.

— Новая жизнь, Лена? — мурчу себе под нос и довольно потягиваюсь. — А брелок в новой жизни тебе зачем?

Глава 11. Лена

У женщин есть два проверенных и древних, как мир, способа начать новую жизнь. Перекраситься или отрезать каре.

Я выбрала первый.

Конечно, моментально пожалела. Потому что аристократичная бледность кожи с новым цветом моментально превратилась в болезненную серость, светлые брови и ресницы потребовали смены любимого оттенка карандаша и туши. Даже задумалась о цветных линзах, ибо голубые глаза совершенно заледенели. В купе с острыми чертами лица я больше напоминала болезненную серую мышь, а не яркую брюнетку Аню, чьим образом вдохновилась для встречи нового дня в компании круассанов, латте и ароматной выпечки в милом французском кафе торгового центра рядом с моим новым домом.

Впервые за долгое время у меня настоящий выходной. Паша в очередной раз слег с давлением и, к моему глубокому удивлению, отменил все встречи, чего никогда не случалось. В случае недомогания, он максимум переходил на удаленку, а здесь так категорично.

«Давай на пару дней оффнимся, Лен. Если не раскачаюсь, подхватишь на себя».

Естественно, я предложила сразу забрать все проекты, но Паша настоял на том, что и мне требуется отдых.

«Не знаю, что у вас с Шершневым происходит, но полноценно работать и таскаться на минимум две записи в день невозможно. Отдохни. По возможности его попроси сделать паузу. Не факт, что нам не потребуется его помощь», — как-то странно аргументировал он. И я согласилась.

Состояние партнера тревожило все больше, но Паша упорно не слушал ничьих доводов.

«Мне тридцать три, Лена, а не восемьдесят три. Прекратите опекать меня, как две курицы», — огрызался партнер, стоило мне или его помощнице Марго завести речь о серьезном обследовании.

Ситуацию осложняло и скорое возвращение Алексея Львовича. Еще перед отъездом он говорил о том, что хочет провести глобальную проверку по бизнесу их семьи, а это больше двадцати различных медицинских учреждений, аптек, фармацевтических компаний и благотворительных фондов. Такой крупный заказ упустить мы не могли, но и справиться без Паши или внешнего подрядчика невозможно.

У Олега есть нужные связи.

Но привлекать бывшего мужа, который сегодня утром через свою помощницу Марину отменил наши совместные интервью на два дня — кощунство. Поэтому я решила попросить помощи другого человека.

Который замер на пороге кафе, как истукан, вылупившись на меня во все глаза.

— Смерти моей хочешь, — стонет Лазарев, не сводя взора с моих чёрных волос. — Ещё одна на несчастную голову Женечки.

— Так, Лазарь, только не говори мне, что чувствуешь «шевеление». Я ещё слишком молода, чтобы быть заклёванной насмерть.

— Не, не, — ржёт, как конь и хлопает себя по ширинке, устраиваясь на плетеном стуле передо мной. — Мы мальчики воспитанные, чужое не трогаем. Здесь все работает, как швейцарские часы. В этом то и проблема.

Пока Женя разбирается с заказом, я тереблю в руках недопитый кофе и внимательно рассматриваю лицо друга. Что-то изменилось. Неуловимо, но сквозит в каждой черте.

— В чем проблема? — цепляюсь за последнюю фразу, когда суета вокруг столика затихает.

Поджимает губы, передергивает напряженными плечами. Вертится, как уж на сковородке, пытаясь подобрать слова.

— Ну?

— Ты о чем-то хотела поговорить, — находит повод сменить тему.

Хитрый жук.

— Лазарь, сначала котлеты, потом мухи. Выкладывай.

— Я хочу поговорить с котенком, — выдыхает без пауз и смотрит виновато.

Как только он умеет. Строит самое жалобное выражение лица, округляет глаза как срущая собачка, разве что не поскуливает.

— Женя, — стараюсь начать как можно спокойнее и не выдавать жгущее грудь разочарование. — Это очень плохая идея.

— Мне. Нужно. С ней. Поговорить.

Тянется ко мне. Стискивает лежащую на столике ладонь, пока я борюсь с желанием влепить дураку оплеуху. Потому что куда? Зачем снова?

Я уверена, что Катя не нужна ему. Вижу, как он смотрит на Аню, а его словно черти раздирают. Я слишком хорошо знаю такой взгляд. Потому что сама смотрю так на Олега и только на него.

И ни на кого никогда больше так не посмотрю.

Мы похожи. Слишком.

— Я против.

— Лен…

— Женя, блядь! — выкрикиваю и пытаюсь выдрать из рейдерского захвата ладонь. — Я. Против! У нее свадьба на носу.

— Я поговорю с ней после свадьбы, — моментально начинает кружить.

— Лазарь…

— Лен, пожалуйста.

Его голос меняется так неожиданно, что я замираю. Тихий, едва слышный, он пронизан какой-то невероятной тоской. Впивается в сердце и холодными струями спускается вниз живота. Внутри все застывает.

Он поглаживает мои костяшки и внезапно тянет их к лицу. Прижимается лбом к согнутым костяшкам, закрывает глаза и дышит так тяжело, что я просто не могу двинуться.

— Я, блядь, впервые в жизни хочу сделать все правильно, Лен. У нас с Аней все сложно. А я, по-моему, не могу без нее жить.

Слова, которые я совершенно не ожидала услышать, давят на челюсть и заставляют распахнуть рот. С трудом смыкаю губы и боюсь вздохнуть лишний раз.