— Не клади трубку, — хрипит на той стороне, а в ушах звенит предупреждающая сирена.

— Что. Вам. Нужно? — шиплю, инстинктивно сильнее прижимая ладонь к животу.

— Мы не договорили в прошлый раз, — кашляет, а я сипло выдыхаю, стискивая зудящие костяшки до хруста. — Лена, я был не в себе и напугал тебя. Прости.

— Не хочу говорить. Не сейчас, — трясу головой, сгоняя зуд от неприятных мурашек, что скачут по телу испуганными зайцами.

У них даже голоса похожи.

— Ты же знаешь меня. Должна помнить другим, на руках у меня выросла. Дай две минуты. Это про Олега….

— Я. Ничего. Не хочу слушать! — рявкаю, срываясь с места. — Катитесь в ад, ясно⁈ Разбирайтесь без меня и моих детей! Надоело! Как вы все мне осточертели! Вы знаете, что вывез ваш сынок? Он же ваш сын, да?

— Судя по всему, на этот раз ушел он, — спокойно хмыкает Александр Самуилович, а я замираю в растерянности. — Неприятное ощущение, да?

— Неприятное⁈

— То, что нужно, — цокает Александр Самуилович довольно. — Как ты думаешь, человек, выросший без любви, как узнает ее со стороны?

Хлопаю ресницами в недоумении и медленно опускаюсь обратно на кровать.

Крошечные пазлы трясуться, выходят из неверных пазов и выстраиваются передо мной в стройный ряд. Остается только найти правильное место.

— Он не верит мне, — говорю, мысленно дергая маленький кусочек. — У Жени так же работает.

— Да. Поэтому в прошлый раз я нашел тебя в какой-то зажопинской халупе. У Павла хорошая помощница, только болтливая. Таким людям лучше сразу объяснять, что, где и за кого, а то путаница возникает, — сбивается, а я с удивлением понимаю, что похоже он сверяется с часами. — Только не тебе, а в твои чувства. Почему — знаешь?

— Да, — медленно примеряю блестящий кусок к открывшемуся окошку, а затем отбиваю в сторону. — Стоп.

Картинка складывается быстро. Стремительно встают в пазы нужные детали, а перед глазами, наконец, готовое решение.

Дело не во мне, не в дяде Саше. Не в родителях Олега или еще в чем-то. Он понимает любовь через боль. Так было с Женей, Аней. Мамой. С ним. Он понял, что любит меня, когда сам чуть не умер.

Потому что пока я наблюдала за абсолютным счастьем моих родителей, Олег смотрел на брошенного одинокого отца и собирающую себя заново мать.

Еще он боится этой боли. Отрубить же руку самому проще, чем ждать, когда и в какой день ее отсекут под корень?

Отлично. Зарублю двух зайцев одним ударом.

— Ну ничего, милый. Я тебе устрою, блядь, терапию. На двадцать лет вперед хватит, — шиплю яростно и решительно, а в трубке раздается кашель.

— Не сомневаюсь, — смеется мой собеседник, пока я судорожно подбираю бумаги с пола. — Лена, подумай хорошо. Потом выход будет только в окно. Как я Семе в глаза смотреть буду?

— Чувство юмора у вас с годами не изменилось, — вздыхаю и осторожно раскладываю листы. — Поправляйтесь.

— Постараюсь.

Глава 52. Олег

Месяц спустя

— «Твой брат хочет меня отравить», — зачитывает вслух сообщение из общего чата Женя, неспешно потягивая апельсиновый сок. — «Я не могу жрать, бл… авокадо, эту протертую паровую ху… авокадо!». Может, сам ответишь?

— Пошел он на х… авокадо!

— Пизда, весело вам, — ржет Саня, согнувшись пополам.

Полирует задницей мою кухню, жонглируя апельсинами. Клоун, что с него взять? Но смотрю с легкой завистью. В Сане сил и легкости, хоть отбавляй. Сияет отполированной сковородой на солнце. И, похоже, в ближайшее время женится. По крайней мере именно эту новость он приперся сообщить сутра. Вместе с Женей, с которым они, наконец, помирились.

Новоиспеченная госпожа Лазарева Анна Эдуардовна успела с радостными новостями раньше. Еще вчера вечером обиженный на меня воробей царапнул клювом, что даже у черного дракона появились мозги, а я как был дебилом, так дебилом и умру. Обязательно один и с выклеванной печенью.

«Не вздумай угарать, хорек. Сашу и так колбасит, хвост вибрирует. Трясется, что Марина не согласится. Шуточки про развод в задницу тебе затолкаю, если узнаю».

Поэтому, поздравил бы от души, но пришлось сухо. Нельзя мне ни шутить, ни материться. И Самуиловичу тоже. Весь мат и ругательства по возможности в нашей речи терапевт заменил на слово «авокадо». Основной смысл — приходится сосредотачиваться во время выплеска эмоций, что заставляет мозг работать и переключаться с агрессии. Не срабатывает во время серьезных приступов, но смешно и в купе с остальным, вполне эффективно.

Мы втроем не срываемся друг на друга, что уже успех.

А вот общий чат, где я, Женя, старый козел и терапевт — говно полное. Или авокадо. Тут по херу, смысл не меняется. Идея в том, чтобы мы общались только в выделенном пространстве, под присмотром специалистов, но толку? С Женей я и так разговариваю каждый день, а старый козел мне не уперся. Я пропускаю отчеты, не читаю сообщения и каждую неделю получаю заслуженных авокадо по самые гланды.

Самуилович фишку просек, и теперь террорит Женю, который либо занимается пересылкой сообщений в личку, или зачитывает вслух, как сейчас.

— Передай твоему папе, что если он хочет рак поджелудочной — ему сегодня же подадут копченый окорок, — отвечаю, не отрываясь от компьютера. — У него приступ панкреатита неделю назад был. Еще на воде сидеть должен.

За время управления холдингом Соловьева, дела в моей компании впали в стагнацию. Кратный рост, который мы с командой выдавали каждый квартал, остановился, притормозились важные проекты.

Если у тебя не быстрорастущая IT компания, значит она стремительно умирающая. Что меня не устраивает в корне. Поэтому, как только я завершил передачу дел, разъебал каждого, растряс часть команды и с удовольствием погрузился в знакомую захватывающую атмосферу молодого коллектива со стартаперским духом.

— Слухи о разводе бывшего российского миллиардера Олега Шершнева продолжают находить подтверждение. Вчера, в интервью Елены Шершневой, опубликованным изданием «Вуменс и Бизнес», Елена подтвердила передачу права владения на холдинг…

Отключаю жужжащий на заднем фоне телевизор под пристальным взглядом напрягшихся парней. Невозмутимо возвращаюсь к экрану ноутбука, давя едкое желание выкинуть тот в окно.

Сука. Ненавижу ублюдков, перетирающих мою жизнь.

— Лена прилетела. Знаешь? — въедливый голос Жени вонзается в мозг тонкой спицей с рыболовными крючками по краям.

Уголок рта нервно дергается. Прикрываю пылающие веки и медленно всасываю воздух. Он похож на кипяток. Как в детстве, когда мама сажала дышать над горячей картошкой. Пар обжигает лицо, а сердце дергается от перепада температур.

— Нет.

— Ну ой, Лежик, и что ты, не проштудировал ее соцсети? — шипит со смешком Саня, пока я судорожно стучу по клавишам. — Там пятнадцать историй из аэропорта. Блог развивается со скоростью света.

— И флаг ей в руки, — скриплю зубами, глотая черную горечь.

Месяц. Тридцать три ебанных дня, которые начинаются и заканчиваются одинаково. С мыслями о ней. Пустые и звенящие, как надутое золото. Блестит, а внутри гуляет проросший грибок. Цепляется за стонущее нутро и уничтожает остатки внутренностей.

Не хочу просыпаться, не могу засыпать. Утром — литры кофе и зал, вечером — гора снотворного.

Я точно знаю их количество. Потому что помню и дату, и время, когда видел ее последний раз. Даже номер ебанного такси. Сраный календарь, на котором я рисую красные крестики в пустоту. Так выглядит мое виртуальное планирование.

Куча дел, главное из которых — не трогать ее. Не писать, не звонить. И уж тем более не лететь следом. Я забиваю сутки под завязку, стараюсь больше времени проводить с друзьями и Кирюшей, работаю шестнадцать часов в день.

Но блог, сука — это персональный ад, в который я погружаюсь с упоением утопленника. В тишине и темноте, как маньяк, с левого аккаунта, пересматриваю глупые и милые видео. Анализирую каждое сказанное или написанное слово. Разглядываю фото в максимальном увеличении. Ищу, блядь, песчинку. Сраный намек, что ей тоже, хоть чуть-чуть, плохо. После проклинаю себя за это.