Но я чувствую его уязвимость. Кристально вижу, как никогда. Могу разобрать на составляющие каждый нервный жест.

Испытываю невероятную радость за себя и свое решение.

Которое, наконец, принимаю без страха и сомнений.

— Вы мне неприятны, а наша сделка не двигается с мертвой точки слишком долго. Поэтому, Алексей Львович, прошу прощения, но ничем не могу вам помочь.

Поднимаюсь со стула, но жесткая рука обхватывает запястье. Сильно. Царапает звеньями браслета тонкую кожу. Дергает назад, а я уже готовлюсь запустить в охреневшего Воробьева тарелкой, как знакомая тень проносится мимо. Аромат жженой сосны приятно ласкает ноздри, а в груди разливается покой.

Жуткий хрип совпадает с визгом официантки, проходящей мимо.

Тру запястье и спокойно смотрю, как Олег, вцепившись в горло Алексея Львовича, приподнимает того от земли. Мне не стыдно за него, не страшно.

Я невероятно им горжусь.

Потому что когда Олег косится на меня, в его взгляде лишь блики беспокойства. И больше ничего. Он мельком проверяет, в порядке ли я, и возвращается к покраснейшей морде Воробьева.

— Если увижу иск, я такое про вас расскажу, не отмоетесь. Не злите человека, который видел вашу финансовую отчетность, — шиплю и двигаюсь ближе к Олегу. — И да, Алексей Львович, я настоятельно советую почаще вспоминать, кто мой муж.

— Ты в порядке? — не поворачиваясь, спрашивает Олег.

С удовольствием утыкаюсь носом в широкую спину. Провожу ладонями по жесткому торсу. Обвиваю руками и обнимаю крепко, насколько возможно. Потому что я соскучилась. Жутко. Очень сильно.

— Малыш, поехали домой, — мурчу устало, втягивая любимый аромат глубже.

Хочу пропитаться им насквозь.

Плечи Олега расслабляются под раздавшийся в стороне кашель.

— Это переходит границы, Шершнев! Так ты дела ведешь? — хрипит, растирая ладонями горло, Алексей Львович, пока рядом суетятся администратор, охрана и официанты.

Никто не решается подойти. Олег игнорирует остальных. Оборачивается и заглядывает в глаза. Хмурится, переваривая услышанное. В изумрудных радужках сияют звезды надежды, изумления и чего-то темного и таинственного, отчего внизу живота вмиг вспыхивает пламя. Облизываю, губы, когда Олег приподнимает лицо за подбородок, и улыбаюсь. Легко и беззаботно, потому что вижу его.

— Домой? — сипит, на автомате поглаживая щеку.

Беру за руку и переплетаю пальцы. Напитываюсь первобытной энергией, исходящей от любимого мужчины и едва не подпрыгиваю от восторга.

— Домой, Олег. Я очень хочу домой.

Глава 37. Лена

До кровати мы добираемся только под утро.

Недели, проведенных в чужих стенах, растворяются в порывистых стонах, восторженных криках и страстном шепоте, который отражается от пропитанного нашей любовью пространства. За прошедшие дни мы занимались сексом множество раз, но все меркнет в сравнении с ощущением дома.

Нашего дома.

Неспешные ленивые поцелуи сменяют неистовые жадные проникновения у каждой выступающей поверхности. Плавлюсь каждую секунду, распадаюсь на атомы, а собравшись в целое вновь оказываюсь в руках раскаленного до максимальных температур Олега.

С трудом открываю глаза и приподнимаюсь на локтях. После недавнего очередного оргазма едва удерживаюсь в таком положении, лежа на животе. Тело вибрирует, а из груди вырывается судорожный сип.

Похоже, мои голосовые связки накрылись и до завтра недоступны.

Краем глаза замечаю, что одеяло валяется на полу. Подкладываю под подбородок кисти и фиксирую голову, ибо позвоночник ушел в отпуск и отказывается ее держать. Влажные после душа и игрищ волосы ползут по спине и спутанным полотном валятся на подушку. Низ живота еще пылает от нашей несдержанности, а внутри стонет от свежих воспоминаний распирающего лоно огромного члена. Непроизвольно сглатываю. Чувствую, как в горле пересыхает от еще искрящегося на кончиках пальцев возбуждения.

Потому что мой взгляд пересекается с яркой зеленью сияющих в темноте радужек.

Олег лежит на спине. Закинув под голову руку, наблюдает за мной, а от изумрудного взора в груди ускоряется пропитанное насквозь нежностью сердце. В его глазах целый мир, который, наконец, больше не кажется непонятным.

Но самое главное, что в них я вижу свое отражение.

Большая ладонь ложится мне на щеку. Гладит, ласкает, дразнит, а у меня в голове — перекати-поле. Не хочу думать. Вообще ни о чем. Уже наступил новый, наполненный пиздецом день.

Но в нем, наконец-то, я счастлива.

Трусь восторженной кошкой и мурчу, когда твердые пальцы зарываются в волосы. Массируют ноющие корни, извиняются за причиненную боль. А мне плевать. Потому что я упивалась каждым моментом.

Страсть — это не то, за что нужно испытывать чувство вины.

— Нужно вещи завтра забрать, — кашляет, поджимая губы, и сводит брови.

Всегда так делает, когда нервничает.

Кладу ладонь на широкую грудь. Глажу твердые мышцы, повторяю пальцем узоры полюбившейся татуировки. Подушечки покалывает от исходящего от него жара. Идеальный. Был, есть и будет. Самый лучший для меня одной.

Мой.

— Шершнев, — смотрю укоризненно, а Олег страдальчески закатывает глаза. — Просто скажи это.

— Не понимаю, о чем ты, — хитро щурится.

Шлепаю по накаченной груди. Олег смеется и сгребает меня в охапку. Возмущенная до глубины души, старательно отстаиваю свою честь.

Нет, ну а что? Предыдущие сколько то там раз вообще ничего не значат.

Мы возимся в шутливой борьбе, пока Олег не прижимает меня к себе спиной. Кусает плечо, покрывает нежными поцелуями шею, а затем зарывается носом в волосы. С шумом втягивает мой запах, а от первобытного жеста внутри взрывается упаковка сладкой ваты. Чувствую, что несмотря на прошедшую ночь, каменный член снова упирается мне в спину и прижимаюсь сильнее к крепкому родному телу.

— Люблю тебя, принцесса, — шепчет, покусывая затылок. — Любил, люблю и буду любить, пока не сдохну. Довольна?

— Не совсем, — отзываюсь, загадочно растягивая слова.

Смеется, пока я выписываю узоры на загорелых руках.

— Снова не угодил?

— Ты кое-что забыл, — цокаю притворно и шлепаю по ползущей вниз по моему животу ладони. — Серьезнее, Олег Константинович. У нас разговор.

— Я так и понял, — кашляет, давясь от смеха. — Весь во внимании, Елена Семеновна.

Прочищаю горло и удобнее устраиваюсь в кольце его рук.

— «Любил, люблю, и буду любить до конца своих дней», — максимально серьезно скандирую, стараясь не рассмеяться.

— Я так и сказал, — бурчит, пытаясь добраться до груди.

Перехватываю руки. Я еще не наигралась, и, если честно, не успела перевести дух. Шершнев же сегодня, будто стимуляторов объелся. Нет, мне, конечно, очень нравится, но…

Должна же я завтра как-то ходить?

Вот и приходится идти на хитрость.

— «Даже не помню, кто была владелицей красных уебищных безвкусных ботфорт».

— Я даже не знаю, что такое ботфорты.

— «Моей любви не помешает никакая Марина», — с трудов уворачиваюсь от щекочащих ребра пальцев.

— Какая Марина?

— «И вон та красивая машинка во дворе принадлежит тебе, хватит таскаться на каршеринге, любимая. Нет, нет, не отказывайся, это все тебе. Прими подношения нижайшего раба своего».

— Так и знал, что тебе понравилась, — смеется, рассыпая ленивую негу по всему телу.

— Мне и Марина понравилась, а ты набрался совести когда-то трахнуть мою потенциальную подругу, идиот, — фырчу с легким привкусом ревности.

Хотя, ревновать, конечно, поздно. Видела уже, как Лева смотрит. Там в глазах чернота, в ушах гул, только что слюнями полы не моет. Нет вариантов у Марины. Еще чуть-чуть, и самое далекое, куда она сможет ходить из замка черного дракона — это в магазин за хлебом. И то, если в целом ходить сможем.

Знаем, плаваем. Очень нравится, к слову.

— Отлично, а я как раз думал, кого позвать к нам третьей, — хрюкает от распирающего хохота.