В угол. К Лене. Загораживаю спиной и тяжело дыша смотрю исподлобья на тварь, которую земля носить не должна.

Ожидаю нападения. В душе не ебу, как выстоять против двоих. Я не Брюс Ли, а мы не в дешевом боевике. Из навыков борьбы у меня только постоянные юношеские склоки, из оружия — наспех поднятый осколок, который впивается в ладонь, разрезая кожу… А у парней явно за плечами что-то посерьезнее разбитой морды Левицкого.

Но уверен, что скорее зубами перегрызу артерию ублюдку, чем подпущу кого-то из них Лене.

К удивлению, охранники останавливаются возле старого козла.

— Вот щенок, — усмехается как-то в нос мразь.

Принимает любезно протянутый одним из быков платок и тщательно вытирает разбитое лицо. Болезненно морщится, сплевывая кровь прямо на пол. Не торопясь приводит себя в порядок.

— Здоровый бык, — смеется и шутливо ударяет одного из своих парней по плечу. — А шустрее вас оказался.

А я замираю. Потому что Лена, незаметно, дрожащей рукой осторожно ощупывает мои карманы. До которых может дотянуться.

Моя умная девочка.

К счастью, телефон как раз в заднем. И она без труда выуживает аппарат, бесшумно возвращаясь в прежнее положение.

— Нахрена ты приперся к моей жене? — скриплю зубами, представляя, как поочередно отрываю конечности ебанному психу.

— Как ты верно заметил, Олег, я пришел к Лене, а не к тебе, — скалится и тянется к недопитой кружке чая.

Причмокивает, когда керамический край касается разбитого рта. Щурится довольно, и выпивает залпом все остатки.

Рвусь вперед, опьяненный жаждой открутить седую голову и закинуть ее куда-нибудь в океан, подальше от заплывшего жиром тела. Охрана дергается, а я останавливаюсь. Но не от их вида. Сейчас мне глубоко плевать, сколько людей между мной и старым козлом.

Тоненькие пальчики Лены скользят по ноге. Ласково, невесомо. Поглаживают под коленом, хаотично цепляют доступные ей части.

Не могу двинуться отсюда. Потому что мое единственное слабое место дрожит за спиной, сжавшись испуганным зверьком.

«После расчленю подонка и принесу тебе по частям. Когда ты будешь в безопасности», — даю мысленное обещание.

— Дорогая, наш разговор, к сожалению, прервали, — щебечет нагло глядя мне прямо в глаза. — Продолжим в другой раз. Чай, кстати, великолепный. Олег Константинович, вынужден откланяться. Дела, знаете ли.

Он исчезает вместе с боровами, оставляя за собой стойкий запах плесени с металлическим привкусом крови и жгучим перцем ненависти. Новомодный парфюм, который для каждого раскрывается по своему, словно отражает всю гниющую суть превратившегося внутри в труху козла.

С хлопком двери, я откидываю осколок в сторону и, скрипнув подошвой о блеклый линолеум, разворачиваюсь на пятках и опускаюсь на колени.

Лена, широко распахнув глаза, смотрит в одну точку перед собой и по-моему не дышит. Сжимает телефон с набранным экстренным вызовом с такой силой, что хрупкие костяшки пальцев побелели.

— Маленькая моя, — снимаю налипшие на лицо черные пряди и успокаивающе глажу по щеке. — Закончилось все. Дай телефон.

Не реагирует. Колени поджала и, как оглушенная, и головой не двигает.

— Принцесса, — выколупываю аппарат из окоченевших пальцев.

Шиплю, когда ледяной металл цепляет оголенную плоть. Смотрю на ладонь, будто вижу в первый раз. Стекло вошло глубоко, но не так, чтобы наворотить дел. Просто внушительный порез. Сжимать руку будет сложно, но как-то переживу.

— Он. Меня. Трогал, — внезапно выдает Лена, пока я сбрасываю вызов. — А я все записала.

— Что? — непонимающе трясу головой, пытаясь уловить отблески смысла в потускневших глазах.

Что-то буробит и повторяет четко:

— Трогал. Меня, — вытягивает руку и смотри на нее с ненавистью. — Слизняк. Большой старый слизняк. Но я записала. Все записала.

С силой вжимает кисть в твердую ткань джинс. Трет с остервенением, словно пытается содрать кожу.

А если после старого козла она снова впадет в депрессию?

Беспокойство холодными пальцами сжимает горло.

— Ты умница, — глажу растрепанные локоны, — Любимая, иди сюда.

Послушно цепляется за шею, когда поднимаю ее на руки. Прижимается трясущимся телом и, кажется, плачет. Беззвучно, без слез. Желание поскорее забрать ее домой и спрятать от всего мира навязчиво скользит по подкорке мозга.

Сегодня я согласен со зверем. Дурь дурью, но Лене просто не безопасно оставаться одной.

Лена содрогается, судорожно сглатывает, и так снова и снова, пока льющаяся на нее в душе вода не смывает кровь с ее лица.

— В толстовке телефон, — кивает на валяющуюся у ванны горку вещей и хватает мочалку. — Я записала наш с ним разговор. Вряд ли там есть что-то полезное для обвинения, но вдруг ты что-то услышишь.

Решительно отбирает душевую лейку и, не глядя на меня, задергивает шторку.

— Только руку обработай сначала. Аптечка на кухне.

Глава 17. Лена

— «Ты, я и Женя». О чем он? — Олег тормозит запись и смотрит выжидающе.

Воздух из разбитого окна, не встречая сопротивления скользит по свеже вымытому полу. Не знаю, как Олегу это удалось, но к моменту моего возвращения из душа, на кухне царит чистота и повсюду витает успокаивающий аромат свежести, перебиваемый лишь приятными вкраплениями обожаемой женой сосны.

Будто пол часа назад меня не лапал ублюдок, изуродовавший жизнь Жене.

Задумчиво соблю ногтем сияющую столешницу. Олег словно стремился вытравить химикатами сам корень воспоминания о произошедшем.

Точно так же, как я мочалкой выскабливала скользкие ледяные прикосновения к коже.

Взгляд невольно скользит по широким плечам, обтянутым синей футболкой. Тонкая ткань ни капли не скрывает выступающие твердые мускулы, от вида которых внизу живота разгорается пожар. Так и хочется прикоснуться к напряженной спине, провести ладонями по каменному телу.

Почувствовать, как жадно сгребают в охапку сильные руки. Его рваное горячее дыхание, не терпящие сопротивления прикосновения, мощные, прошибающие до кончиков волос электрическими разрядами толчки внутри себя.

Представляю, как твердые шершавые ладони скользят по животу, сжимают грудь. Останавливаются на шее. Перекрывают дыхание до беззвучного визга восторга. А я податливым зверьком млею и благодарно скольжу языком по разрезанной ладони.

«Ты моя».

Жаркий спазм тягучей карамелью обвивает нутро, вышибает кислород из легких. Не иначе, как недавнее представление вскружило голову.

Исходящая в тот момент от Олега аура древнего воина моментально превратила меня в пищащую от возбуждения дуру. Как, блядь, в кино про викингов. Здоровый, в крови, с первобытным пробивающимся через парфюм запахом пота и чего-то животного, необъяснимо. Того, что заставляет кричать «он только мой!», бежать разжигать очаг, рожать детей конвейером, падать на колени, распахнув рот в ожидании члена и биться в оргазме только от того, как он смотрит.

Естественно, меня покорежило. Оглушило и приклеило к полу. Как после НЕГО меня мог касаться какой-то слизняк?

Плотоядный взгляд прилипает к бугрящейся ширинке и в трусах моментально становится мокро.

«Трахни меня прямо сейчас!» — верещит восторженная дура в голове, готовая отдаться в любой позе, склоняясь перед властью своего господина.

«Нам нужен принц на белом коне», — обиженно дует губы маленькая девочка.

«Вы — пленницы стереотипов. Мы хотим строить равноправные отношения со своим партнером», — отсекает их феминистка в воображаемом брючном костюме. Строго смотрит поверх очков в тонкой оправе.

«Идите. Дружно. На хуй», — заключаю, пытаясь собрать слюну с пола.

— Лена?

С трудом перевожу взор выше. Он, как приклеенный на самый мощный клей, не поддается с первого раза. Чувствую, что к щекам прилил жар и прекрасно понимаю, что Олегу все видно.

Подтверждение догадкам замечаю через секунду, когда встречаюсь с веселящимися чертятами в изумрудном взгляде. Они беснуются и рассыпают искры цвета свежего салата по почти скрывшимся за черными кляксами зрачков радужкам.