— Я шла на компромиссы, — упрямо стискиваю кулаки и не согласно трясу головой. — Удаленка, например.

— Так и я шел, — хмыкает и нервно чешет подбородок, царапая короткую щетину. — Я очень старался, Лен. Настолько, что проебал момент, когда начал слетать с катушек. И стоило мне сорваться — ты схватила чемодан и укатила в закат. Видимо, такой я снова тебя не устраиваю. Хорошо, принцесса. Твои новые требования — абсолютное, безграничное доверие тебе?

Глава 8. Олег

Сжимается и пятится. Полы укороченного бежевого плаща и край белого платья приподнимается от порывов ветра. Оголяют изящные коленки, скользят по утонченным изгибам. Пара шагов и раскосые лисьи глаза упираются взглядом под ноги. Лена закусывает идеальную губу и мнет в руках ключи, пытаясь подобрать слова.

Видеть ее уязвленной горько. Ебанный маразм. Я хочу, чтобы она всегда улыбалась.

Но только рядом со мной.

Поднимаюсь с места. Нарочито неторопливо. Растягиваю каждое движение. Убеждаю себя, что наслаждаюсь ситуацией.

А сам… Будто даю шанс ей скрыться.

Только вот милая головка с золотистыми локонами слишком занята.

Дергается она только тогда, когда преодолев небольшое расстояние, я заключаю ее в кольцо рук.

В груди довольно урчит. Свежий цветочный аромат забивает ноздри, дразнит рецепторы. Сжимаю чертовку сильнее. До отчаянного визга внутри, что бьется в заполненные легкие и отлетает, как от натянутого батута.

Лишь бы не раздавить.

Она — дорогой хрусталь. Старинный, в единственном экземпляре. Над таким только стоять с пипипдарстром и осторожно смахивать пыль, заходясь в экстазе от мысли, что все это богатство принадлежит тебе.

Пробегаюсь по выступающим на шее позвонкам. Кончиками пальцев ощущаю волнительные мурашки, от которых остатки разума стремительно улетают вниз.

Рядом с ней невозможно думать.

Тонкие пальчики скользят по моей груди, вызывая гору гребанных электрических ударов. Стоял бы кардиостимулятор — мне крышка.

Лена упирается в пресс. Пытается выбраться.

Дурочка. Так и не поняла, что от меня не убежать.

— А больше тебе ничего менять не надо?, — шепчу в красное от натуги ушко. — Член увеличить? Ты выкладывай давай, я слушаю.

— Олег, — сводит брови и сильнее упирается ладошками в грудь.

Попытка освободиться распаляет кровь. Битым стеклом хрустит в венах и ударяет вниз живота.

Кот бежит за мышкой, когда она убегает.

Моя мышка слишком заигралась.

Пора, блядь, в норку.

— Все, Лен, — слегка отстраняюсь.

Приподнимаю ее лицо за подбородок. Прохожусь большим пальцем по напряженной губе. Расправляю. Касаюсь белоснежных зубов и удовлетворительно шиплю, когда в лазурных радужках вспыхивают блики ярости на фоне недоумения.

От вязкого желания сводит в паху, щекочет под ребрами. Его вкус, кисло-сладкий, прохладный, с нотками блядского бабл-гам.

Именно этим вкусом пропитан юркий язык, который скользит между ее зубов и прячется через мгновение.

— Конечная версия, сама лепила. Должна выучить.

Трусь кончиком носа о бархатистую кожу. Едва касаюсь губами виска.

Отворачивается.

Нехотя.

Знаю каждое ее движение наизусть.

И прежде, чем он резво дергается, крепко сжимаю затылок.

— Уйдешь — верну, — шиплю зло в переливающиеся огнями радужки. — Найдешь мужика — убью его. Ты знаешь, что не вру.

— Вот, блядь. Я об этом! — моментально заводится.

На щеках вспыхивает румянец, а она сама превращается в ерзающего червяка. Изгибается в руках, пытается выбраться, чем заставляет только сильнее ее удерживать.

Охуенная.

— Любишь таким, какой есть? — посмеиваюсь в разъяренное лицо. — Придется и дальше любить таким. Не нравлюсь таким? Не знаешь, как такого любить? Не умеешь? Не люби.* Мне по хую, чего ты там еще хочешь.

— Я не вернусь, Олег! — выкрикивает яростно.

Дрожит. Тонкие руки в бежевом плаще вибрируют. Морщится. Болезненно, горько. Будто я не мор к ее ногам кинул, а вогнал в сердце острый кинжал.

Наклоняюсь ниже. К пьянящим разум губам, к идеальной фарфоровой коже.

Сука, как я скучал.

— Мне плевать, — произношу в миллиметре от перекошенного рта.

Сминаю распахнувшиеся от возмущения губы. Жадно терзаю, срываю недовольные возгласы и жаркие стоны. И сам плавлюсь от нахлынувших ощущенией, Словно пузырьки от шампанского, ее вкус бьет в голову. Снимает барьеры. Острые зубы касаются языка и меня сносит с места.

Подхватываю вмиг засуетившуюся Лену на руки. Бурление крови в ушах мешает разобрать, что там она говорит.

Плевать.

От того, насколько идеально Лена смотрится сидящей на капоте автомобиля, внутри довольно урчит зверь.

Поиграем в догонялки попозже, милая.

Хватаюсь за мягкое бедро. Платье Лены задралось так высоко, что все, что мне нужно в легком доступе. И от этого окончательно сносит крышу.

Тяну на себя. Вжимаюсь пульсирующей ширинкой между широко разведенных ног. Дергаю за волосы. Жадно кусаю шею. Напираю сильнее под возмущенные возгласы.

Сыплющиеся на мое тело удары — брызги. Они только добавляют в и без того переполненную ванну терпения, что вышла из берегов и стремительным потоком несется в никуда.

Клал я на ад.

Они еще моих чертей не видели.

— Ты принадлежишь мне! — рычу в широко распахнутые глаза.

Пользуется тем, что хочу получше ее рассмотреть. Выкручивается из объятий. С мазохистким удовольствием наблюдаю, как отползает дальше.

Даю ей краткий миг свободы.

Беги, беги, мышка.

Щеку обжигает звонкая пощечина.

— Никогда!

Ее глаза светятся неповторимым блеском ненависти и страсти. Тяжелое дыхание яростно вздыхает аккуратную грудь под тонким лифом платья. Даже в темноте вижу острые соски.

Перехватываю тонкую руку. Тяну к себе, царапаю зубами голубые полоски вен на запястье.

— Всегда, — хитро урчу, глядя в затуманенные лазурные радужки.

Пробую языком солоноватую кожу. От полустона напротив рычу и под треск обрушившейся плотины с ярким вскриком дергаю Лену на себя.

* В тексте использованы слова из песни «Не люби», Вадим Спириденков. Именно этот трек сейчас играет в машине Олега.

Глава 9. Лена

Меня трясет от охватившего тела жара. Пульсирующий шар желания распирает нутро, размораживает ледники и липкой влагой пропитывает нижнее белье.

Потому что Он хочет.

Нетерпимо, остро, на грани разумного. Так сильно, что его колотит.

Каждое прикосновение — агония. Руки Олега повсюду. Разжижают кровь, мозг и остатки воли.

Ему невозможно сопротивляться.

Олег похож на огонь. Он не спрашивает разрешения. Подминает все на своем пути и раскаляет до красных углей, до горького пепла. А ты только и можешь, что наблюдать за его изменениями, словно за языками пламени. Или плавиться в пробивающей насквозь боли, или сходить с ума от обрушившегося на тебя кокона тепла.

— Не надо, — шиплю в его рот.

Пытаюсь скрыться от безумного танца языков, от запаха жженой сосны, который вошел в топ моих ароматов для дома.

Жжет затылок, голова идет кругом. Он оттягивает волосы. Да хруста позвонков, до яростно-болезненного стона. Вынуждает запрокинуть голову, потерять ориентиры и рассеянно хвататься за него, дабы не упасть в бесконечный омут бескрайнего неба, чернеющего над головой.

Чертова музыка — издевательство.

Твердые зубы вонзаются над ключицей, пробуждают нечто темное внутри. То, что довольно рычит от грубых ласк, требует ответить тем же. Горячий язык зализывает причиненную боль, а я с тянущим удовольствием впиваюсь острыми когтями в широкую спину.

— Сука, — хрипит в ухо.

Вибрации его голоса — спусковой крючок дофамина.