Молча скидываю вызов.

«Чужих детей не бывает».

Отец говорил, что кровь не имеет значения. Не важно, кто родил, главное, кто воспитал. Он повторял волшебные успокаивающие слова каждый раз, когда оказывался вместе со мной в кабинете директора очередного садика или школы. Истеричные мамаши орали, тиская раненых чад.

«Костя! Взялся воспитывать чужого ублюдка, так воспитывай! Ты посмотри, он Петеньке руку прокусил! Дурная кровь, бешеная! Папаша псих и сам не лучше!»

Я не всегда помнил, что сделал. Как пелена перед глазами. Просто дети жестокие, а их родители — языкастые. А я очень любил маму и папу, и не мог слушать обвинения, смысл которых не сразу понял. Они вызывали приступы, в которых я не контролировал себя.

«Твоя мама — пластитутка!»

«Бандитская пастилка!»

Естественно, в маленьком поселке под Няганью, где я родился, прекрасно знали, почему моя мама с огромным животом, едва ей стукнуло восемнадцать, вышла замуж за опального Константина Шершнева.

Мы меняли учебные заведения так часто, что у меня не было ни одного друга. Чему я не особо расстраивался. Мне всегда интереснее было в компании книг или музыки. Только папа, который, как мог, занимался моей социализацией самостоятельно. Пока и до нового места не доползли слухи.

«Мы должны отправить Олега на лечение», — услышал я однажды ночью голос папы. Встал попить водички, ибо голодный желудок так урчал, что уснуть невозможно.

«Нет».

«Тат, я люблю Олега. Очень, правда. Ты же знаешь. Но ему не место среди нормальных детей».

Утром я с мамой переехал к бабушке с дедушкой. А через два месяца мои родители развелись.

Биологического отца до того дня я видел лишь один раз. Потерялся, когда решил сам добраться домой из садика. Он меня заметил и отвел, когда я назвал адрес. Шутил много, улыбался, держался на расстоянии. Пока я не указал на дом, в котором живу, отказавшись заходить с чужим дядей в подъезд.

«Олег… Шершнев?» — переспросил тогда, покосившись на мой балкон.

В итоге, я стоял и ждал на улице, пока незнакомый веселый дядя не выволок пьяного папу из подъезда. За шиворот, прямо по грязной земле.

«Гнида, у тебя ребенок один по улице ходит!» — орал он, пока папа с трудом концентрировал заплывший кровью взгляд на мне. — «Где Таня? Какого хуя, блядь⁈»

Он бил его. Долго и жестоко. Буквально уничтожал у меня на глазах, а я ничего не мог сделать. Только стоял, глядя, как лицо и тело папы превращается в кровавое месиво. А потом в голове переклинило.

Я кинулся на незнакомца. И отлетел от мощного удара в следующую секунду в стену нашей панельки. Они подорвались оба. Папа, словно обретя второе дыхание, подхватил меня на руки, хотя почти не держался на ногах.

«Отойди от моего сына!» — рявкнул взбешенный дядя, который больше не вызывал у меня положительный ассоциаций. Только боль, кровь и разрушение, которые он нес в мир.

«Не тлогай папу!» — закричал я сквозь горькие слезы, прижимаясь сильнее к тяжело хрипящему отцу.

Я прекрасно понял, что сказал дядя. Но это не имело никакого значения.

Так я и познакомился с Александром Самуиловичем Лазаревым.

После того дня, наша жизнь круто изменилась. Папу брали только на самую черную работу, и мама взвалила финансовый вопрос на свои плечи. Любовь к выпивке обратилась запоями, когда-то мирная жизнь — скандалами.

Я рос и с каждым днем только сильнее походил на человека, которого ненавидел каждой клеточкой тела.

Старый козел отобрал у меня все и исчез, больше ни разу не появившись.

Я старался. Работал над собой, лечился, проваливался. Чего только не делал, чтобы стереть нахрен любое сходство. Но, видимо, дурную кровь не выдрать вместе с бракованным кодом ДНК.

Поэтому я отправился в Москву. Искать слабые точки человека, изуродовавшего мою жизнь.

Вычислить, куда поступит любимый сынок старого козла не составляло труда. Каналы пестрили чуть-ли не с пятого класса, что наследник империи Лазарева собрался поступать в педагогический. Мне нужно было больше информации, а представить человека ближе, чем его сын, тогда я не мог.

Только нихрена я не знал, что споткнусь, как только столкнусь с широким, добрым и открытым сердцем Женей. Лучшим другом. Заботливым товарищем.

Братом.

И я продал его. Оставил наедине с монстром и свалил, взяв деньги со старого козла за обещание никогда не приближаться к их семье. Я знал совсем немногое про его биографию тогда: слухи, папины пьяные бредни, байки разговорчивых мужиков. Ничего серьезного, но и этого хватило, чтобы Самуилович согласился заткнуть меня шуршащими бумажками в размере миллиона долларов.

Лишь бы его сыночек не узнал, как его дорогой папенька организовал их семейный бизнес.

«Смотри-ка. Чему-то тебя Костя научил. Настоящий Шершнев, покупаешься и продаешься. Мой сын никогда не оставил бы цель ради минутной выгоды», — хмыкнул старый козел, передавая чемодан с заевшей в башке суммой.

Бедность надоела до чертей. Я хотел, чтобы Лена понимала, от чего отказалась. Чтобы ей было больно осознавать, что нищий, на которого она наткнулась, на самом деле прекрасный принц с огромным наследством.

Но я не смог притащить этот сранный чемодан ей и швырнуть деньги в лицо.

Потому что хотел, чтобы моя принцесса любила меня таким, какой я есть.

Задачка, с которой так и не справилась ни одна живая душа.

— Каша?

Сонный голос Жени рассеивает мерзкий туман воспоминаний. Он стоит и вполне с аппетитом втягивает аромат белого месива. Приподняв крышку, наклоняется над плитой, а затем задумчиво косится на валяющуюся в раковине сковороду.

— А яичница в чем провинилась?

— Сгорела, — отмахиваюсь и поднимаюсь с места. — У тебя сигарет нет? Все обыскал.

— Бросай курить — вставай на лыжи, — наигранно бодро просканировал Женя, зачерпывая ложкой прямо из кастрюли предмет моих стараний. — Шершень, что как на похоронах? Такое чувство, что не меня, а тебя бросили.

— Ешь уже. Поговорим, и я поеду в офис.

— Ой, мамочка, конечно, конечно. Лечу и падаю. Каша, кстати, топ, — вытягивает большой палец, запихивая ложку с горкой в рот.

Знакомое тепло от вышедшего из-за туч солнышка согревает промороженные легки и вызывает улыбку.

— На здоровье.

Глава 47. Лена

— Ты какая-то волшебная. Что-то случилось?

— А ты странный.

— Один — один, — выдыхает Олег и крепче прижимает к себе.

Удобнее устраиваюсь на широкой твердой груди. Олег неторопливо перебирает мои волосы и то и дело прикладывается к бокалу с соком. Вечерний просмотр какой-то мелодрамы перетекает в ленивое убаюкивание друг друга.

В сюжет не вникаю. Некогда. Слишком соскучилась за бешенные дни. Во всех смыслах этого слова.

— Серьезно, Лен, — шепчет, обдавая теплым дыханием до легкой щекотки тонкие волоски на виске. — О чем думаешь?

— Представляю наших детей, — честно отвечаю, обвив руками горячее тело.

— В честь чего лирическое настроение?

«Потому что ты станешь папой. И я уверена, что это девочки. Две наших маленьких принцессы», — торможу на вылете такие важные слова.

И на это несколько причин.

Во-первых, я жду результат анализов.

На удивление, вторая беременность протекает спокойно, и два плода соответствуют своему возрасту в шесть недель. Аномалия прикрепления эмбрионов нет, но тревожным фактором остается картина прошлой замершей беременности. Наша с Олегом несовместимость никуда не делась, но врач говорит, что косвенных признаков для беспокойства нет. Конечно, у меня взяли кровь, но для точной картины должно пройти еще четыре недели.

Только тогда станет понятно, есть ли риск отторжения или нет.

Во-вторых, в нашем доме сто лет не было праздника.

Постоянно какая-то тяжесть. А я хочу, очень. Дождаться, когда Аня с Женей, наконец, помирятся, собрать всех на наш с Женей традиционный День рождения и подарить Олегу самый главный подарок в присутствии родных и близких.