— Договорились, — с подозрением откликается Лева. — Олег, у вас все в порядке?

— До встречи, — отзываюсь и сбрасываю вызов.

В следующую секунду показавшаяся в окне тень звонкой пружиной подбрасывает меня с места.

Глава 15. Лена

— Лена, — тихое шипение за тонкой дверью пробирается колючей проволокой в легкие и вынуждает попятится. — Не глупи.

Сердце стискивает ледяной кулак. Воздух застревает в легких и обращается в лед. Царапает острыми краями нежную мякоть, впивается заточенными зубцами в мозг.

— Уходите, — скриплю, оглядываясь вокруг. — Уже поздно, я не принимаю гостей.

Угрожать полицией бестолку. Пока они приедут, хлипкая дверь слетит с петель.

Зачем он пришел? Как узнал, что я здесь?

Мы часто встречались с Александром Самуиловичем в прошлом. В доме моих родителей, в его доме. Ходили на одни и те же приемы, да и в целом много общались. Он помог, когда отец заболел. Дал денег, поддерживал первое время.

Пока все не стало слишком плохо. И не появился Олег.

По известной лишь богу причине, мой отец так и не захотел разглядеть гнилую сущность своего лучшего друга. Тайна, которую еще предстоит разгадать.

— Дорогая, я не отниму много времени, — шелестит за дверью, пока я судорожно тыкаю по экрану, набивая сообщение Лазарю. — Я когда-нибудь тебя обманывал?

— Финансовые махинации в компании моего отца за ложь не считаются?

Смеется. До пробирающей до костей дрожи.

— Щенок уже и этот грех успел на меня записать? — кашляет, а затем меняет тон. — Или открывай, или отойди от двери подальше.

— Хорошо! Минута, Александр Самуилович. Я не одета.

— Договорились, — хмыкает за дверью, пока я оглядываюсь вокруг.

Чувствую себя параноиком. Хватаю стоящий на тумбочке перцовый баллончик. Приобрела по случаю переезда в халупу с вечно неработающим домофоном. Удобная штука. Легко помещается в карман широкой толстовки, которую я таскаю на улицу в случае необходимости выйти из дома поздно вечером одной.

Выключаю музыку, включаю диктофон. Проверяю, чтобы запись шла и не прерывалась из-за недостаточной памяти. Вряд ли Александр Самуилович собирается мне угрожать или поведать свои планы, но лучше перестраховаться.

Не зря же он приперся.

Смотрю в зеркало. Мельком. Исключительно, чтобы убедиться, что из карманов ничего не выпирает. Затем, состроив самое безразличное выражение лица, решительно распахиваю дверь.

Естественно, он не один. Два квадратоподобных охранника протискиваются внутрь. Мельком осматривают помещения, а после них входит Александр Самуилович.

— За дверью подождите, — кивает бессловесным истуканам. — Чай предложишь?

Я бы с удовольствием предложила стрихнина, но удерживаю язык за зубами. Под прилипшим к спине скользким взором, вожусь с чашками, мысленно прикидывая, сколько времени потребуется другу, чтобы добраться до меня.

Если он вообще прочитал мое сообщение.

— Слышал, Сёма активно поправляется? — приподнимает густые седые брови и дует на гладкую водную поверхность.

В черных глазах — пустота. Ни грамма тепла, участия и понимания. Такой же холодный и серый, как его костюм. Радует, что не пришел строить из себя заботливого дядюшку и оставил маску за порогом квартиры.

С другой стороны, малодушно хочется, чтобы все известное о нем стерлось из памяти и навечно растворилось в кошмарной темноте.

— Вы о папином здоровье зашли поговорить? Более подходящего времени не нашлось? — огрызаюсь и брезгливо отодвигаю кружку.

В его компании не хочу ни есть, ни пить. То и дело всплывает лицо Лазаря в день, когда тот буквально ввалился в наш дом.

Как можно так поступить с собственным сыном?

— Нет, — зло усмехается, глядя на мою реакцию. — О твоем муже.

— У нас все хорошо, спасибо, — откликаюсь под колкий смешок.

— Конечно. А в собачьей конуре ты живешь по зову сердца.

— С чего вы взяли, что я здесь живу? — недоуменно пожимаю плечами.

Поджимаю губы и скрещиваю на груди руки в попытке защититься.

— Мы прячемся здесь от журналистов, — заученно выдаю подготовленный заранее ответ. — Периодически. Вы же знаете, как они достают? Олег скоро приедет.

— Большей глупости и не слышал, — хитро щурится, от чего в черных радужках блестит ледяной металл. — Сделаем вид, что я поверил.

— В любом случае, Александр Самуилович, наши отношения вас не касаются.

— Щенок отнял у меня сына! — внезапно рявкает, а я подпрыгиваю от неожиданности.

Дряблое лицо неожиданно заостряется: проступают скулы, жесткая линия челюсти. Желваки бродят под кожей, а из-под опухших век серебряным потоком льется неприкрытая ненависть.

Он наклоняется ниже, а палец, похожий на сардельку, зависает в воздухе в миллиметре у моего носа.

— А ты, сучка, ему помогла. Поэтому меня касается все, что касается вас.

— Сбавьте тон, — грозно скриплю сквозь зубы. — И руку уберите, пока по локоть не откусила.

А у самой в груди трусливый заяц. Дрожит, колотится, огромными лапами бьет по желудку.

Особенно, когда ненависть во взгляде подергивает тошнотворная медовая поволока. Перекошенный рот тянется в полуулыбке, а затем зависшая перед носом рука внезапно перемещается вниз. Александр Самуилович до хруста стискивает мою ладонь и смотрит при этом с таким пошлым желанием, что меня передергивает.

— Руку, — рычу, пытаясь извернуться и найти баллончик.

Как назло, он с другой стороны завалился под подкладку в узкую, едва заметную дырочку в кармане. Спину прошибает пот.

Страх, похожий на паутину, забивает ноздри и при каждом вдохе проникает лишь глубже в стонущее сознание.

— Я знаю, что ты не виновата, моя маленькая девочка, — извивается мерзкой змеей.

Игнорируя сопротивления, поднимает сжатый кулак. И до блевоты мерзко целует хрустящие от напряжения костяшки.

— Он тебя заставил, не сомневаюсь. Но не волнуйся. Я избавлю тебя от него навсегда, — голос понижается до трагического шепота, а Александр Самуилович закрывает глаза и прижимается щекой к моей руке. — И мы будем все вместе. Ты, я и Женя.

Воспользовавшись безумным трансом сидящего напротив мужчины, я подпрыгиваю с места и делаю то, что и обещала: врезаюсь острыми зубами в оголенное запястье, прямо над золотой полоской часов. На языке оседает солоноватый привкус, а в следующий момент из глаз под отчаянный рев боли раненого зверя сыпятся искры.

Он меня ударил. Так сильно, что половина лица онемела. Но вместо того, чтобы разжать зубы, челюсть инстинктивно сжалась от невероятного напора.

— Бешеная сука! — ревет Александр Самуилович, пока я фурией подлетаю с места. — Ты что наделала?

— Я предупреждала! — рявкаю, размазываю по лицу металлический запах.

Его, свой. Не знаю. Вижу только, как он сжимает запястье, из-под которого на пол, пропитывая белую рубашку, капает кровь. Сердце колошматит в грудной клетке, разум лихорадочно подсказывает варианты. А за спиной слышится шум тяжелых ботинок по коридору.

Звон разбитого окна оглушает. Взвизгнув, сползаю на пол и тянусь к оставленному на столе ножу.

Хер вам всем. Живой не дамся.

Глава 16. Олег

Звон стекла смешивается с визгом шмыгнувшей в угол Лены и барабанной дробью пульса в ушах.

Он. Ее. Ударил.

Когда моя маленькая девочка храбро защищалась, уебок в костюме тройке размахнулся и со вкусом приложил ладонью.

Успей я на секунду раньше, этого бы не произошло.

Через плотный красный туман вижу, как старый козел расплывается в улыбке.

— Эффектное появление, — хмыкает и кивает своим быкам, чувствуя себя в безопасности.

Убью, мразь.

Кулак с хрустом врезается в самодовольную рожу. Чувствую, как под костяшками что-то лопается, а красные брызги разлетаются в стороны. Краем глаза замечаю две тени и, пригнувшись, пролетаю мимо них.