Хотел дождаться ее в доме, но не смог.

Потому что прекрасно знал, что хватит одного взгляда на нее, чтобы передумать. Нет. Она хотела свободу, она ее получила. А наблюдать за тем, как она с облегчением вздыхает, избавившись от меня, я просто не мог.

Мне нравилось уходить с иллюзией нужности, что так плотно окутывала последние дни. Лена заслужила нормальную жизнь. И она ее получила.

Наверняка уже сейчас прочитала письмо и увидела билет на острова. Отдохнет, проветриться и избавиться от налета зависимости, который я в нее вселил.

А я… я буду в порядке. Когда-нибудь обязательно.

У меня есть Женя, Аня, Саня. Сергей. Кирюша, вселяющий желание жить одним взглядом. Мама с непробиваемой броней и тетей Зи. Николай Игоревич. Людвиг.

Они не дадут мне скатиться. Никогда. Вытащат за шкирку, даже если будет совсем плохо.

Как сейчас, когда грудь прожигает ебаным напалмом, а из горла рвутся глухие беззвучные хрипы, от которых я задыхаюсь в сраном ненужном теле.

«Я люблю тебя. Очень сильно люблю. Больше жизни», — крутится в голове, пока я с трудом погружаюсь в обеспеченное таблетками и теплой маминой ладонью на спине забытье.

Глава 51. Лена

— Ну я тебе сейчас устрою, — ворчу с порога, закинув ключи от дома на полку. — Маруся, включи музыку для избиения человека! Слышишь, Шершнев? Тебе лучше надеть хоккейную защиту, пока яйки по лестнице не покатились!

Коридор звенит тишиной и чистотой. Отполированная до блеска гостиная встречает мирным потрескиванием камина, когда, шаркая тапочками, я прохожу внутрь.

О последних событиях я знаю от Жени. Он крайне удивился узнав, что Олег не разговаривал со мной и родителями.

«Слушай, да в порядке был. Загруженный немного, а, в целом, обычный Олег».

Мы вместе пришли к выводу, что после произошедшего ему нужно немного повариться в себе. Поэтому, под уговорами наших родителей, я не сорвалась следом за мужем и с трудом дождалась возвращения домой.

Тетя Таня вела себя, как обычно, лишь изредка поджимала губы и смотрела пустым взглядом перед собой, а папа вовсе молчал, игнорируя и экскурсии, и мамино неестественное обострившееся желание обойти дворцы за три дня.

Только Людвиг оставался невозмутим. Разговорчивее обычного, он буквально силком заставлял нас общаться, двигая невыносимые часы быстрее.

Впервые в жизни Питер меня не радовал.

Дни тянулись резиной, а в груди засело тревожное чувство. Токсикоз усилился и под влиянием напряжения я провалялась планируемые выходные в номере. Нашем, здоровом, предназначенном точно не для одинокой депрессии.

— Лена, добро пожаловать домой, — отбивает механический приятный голос, пока я стягиваю босоножки и избавляюсь от чемодана. — По вашему запросу ничего не найдено. Подобрать плейлист под ваш вкус?

— Олег! — кричу, сглатывая тяжелую слюну. — Ладно, я понимаю, серьезно. Вылезай. Сильно бить не буду, обещаю.

Дом звенит пустотой и холодом. Несмотря на теплое начало лета, я ежусь и обхватываю себя руками. Похоже, впервые в жизни понимаю, как пахнет та самая морозная свежесть из рекламы. Снегом, чистым бельем и белизной. Словно меня саму продезинфицировали изнутри, вымыв все живое из души.

Нет аромата жженной сосны. Он испарился без следа.

Остались лишь маленькие резные снежинки, повисшие в воздухе под ребрами. Они звенели и падали острыми льдинками вниз, с каждым шагом наверх быстрее. Крупный горох мурашек стучит по коже синхронно с ударом подошв о пол.

Идиот. Хронический идиот.

— Девочки, я убью вашего папу. Но для его же блага, — скриплю зубами, поглаживая напряженный низ живота. — Если человек — идиот, что маме остается делать?

Кажется, они со мной согласны. Или нет? Потому что когда я влетаю в нашу спальню, кишки подозрительно крутит, а к горлу подкатывает тошнота.

На негнущихся ногах подхожу к аккуратно сложенной кипе бумаг. Затуманенный взгляд скользит по строчкам со скоростью света. Смысл написанного доходит до меня с трудом.

Стопроцентным владельцем холдинга папы теперь являюсь я. Никаких акционеров, Олег выкупил бизнес полностью и вернул в семью. Папа назначен обратно на должность генерального директора. Новый дом моих родителей тоже принадлежит мне. Как и их старый дом. И наш с Олегом, вместе с двумя квартирами, о которых я даже ничего не знала, переоформлены на меня.

Голова кружится, а дыхание спирает от свалившегося на грудь пресса, когда я прикасаюсь к увесистой папке. Брачный договор задним числом и подписанные Олегом документы на развод. Общий смысл понятен — имущество, оформленное на меня, остаётся мне.

Со стоном сползаю на кровать. В висках долбит, а колени дрожат. Будто во мне литра два совсем не элитного алкоголя. Тремор мешает читать дальше, как и злые слезы, что обжигают сетчатку глаз. Я с трудом давлю их глубже и с сипом тяну ставший густым воздух. Он щиплет слизистую и застревает в глотке. Возле распирающего горло кома, покрытого противной вязкой слизью и мешающего сглотнуть.

Смутно знакомый запечатанный крафтовый конверт мозолит глаза, но я оставляю его на последок. Желание убить собственного мужа с особой жестокостью слишком велико. Особенно, когда дрожащие пальцы подхватывают билет. На Мальдивы. Какая прелесть.

— Совсем страх потерял, — шиплю, едва удерживаясь от того, чтобы разорвать проклятые бумаги.

Они еще мне пригодятся. В задницу ему утрамбую, блядь!

Идиот.

Тру виски в попытке избавиться от простреливающей боли. Она сковывает тело и не дает нормально вздохнуть. Еще я безумно зла. Нет, я в ебаной ярости!

Потому что на глаза попадается записка.

«Ты свободна. Прости за все».

— Все? Все⁈ То есть, блядь, вот так вот⁈ — кричу в слепой ярости воздух и, не сдерживаясь больше, швыряю чертовы бумаги в стену. — Ты кретин, Шершнев! Непрошибаемый дебил! В глаза мне это скажи! Меня ты спросил, чего я хочу⁈ Засунь в жопу себе свои подачки! На тебе, развод! Холдинг? Подавись, блядь! А это что еще за…

Рука замирает, когда подушечек касается шершавая поверхность. Запечатанный маленький конверт со знакомой эмблемой клиники, в которой когда-то меня поставили на учет. Он весь потерт, измят, выпрямлен после. Даже логотип местами поблек и выцвел, но я узнаю его.

Тест ДНК. Олега и нашего неродившегося ребенка. И он не открыт.

«Я знаю, что он мой».

Короткая приписка от руки. Кривая и быстрая. Местами ручка порвала истерзанную бумагу до дыр. Будто Олег до последнего отговаривал себя это не делать.

В носу щиплет. Соленые капли скользят из-под век, но я запрокидываю голову и швыряю конверт следом. Ровно в момент, когда на телефоне высвечивается короткое уведомление.

«Дочка, не волнуйся. Я все знаю. Лежик у нас, спит. Завтра пущу на фарш. Решай, как считаешь нужным».

Хоть кто-то не сомневается в моих к нему чувствах. За небольшое время, проведенное бок о бок, тетя Таня прекрасно убедилась: ее сын — единственный мужчина, который мне нужен.

«Я отпустила», — всплывают в памяти ее давние слова. Она любила Александра Самуиловича. Но есть вещи, с которыми невозможно жить.

Кошусь на разбросанные бумаги и на автомате подбираю чертов конверт. Разглаживаю его на коленях и задумчиво обвожу буквы.

У нас скоро родятся дети.

Как они справятся с папиным вечным недоверием? С упреками и обидами? С моими истериками? Столько времени прошло, но он не верит в мои чувства.

— И что нам делать? — спрашиваю, задумчиво вгрызаясь в нижнюю губу.

Я жду знака. Подсказки, черт возьми. Хоть чего-нибудь, что подскажет, как закончить вечное хождение по кругу его комплексов. Я ждала, что завершение их дел с Александром Самуиловичем разрешит ситуацию, но и это не помогло.

Он просто ушел.

Когда телефон вибрирует вновь, я отвечаю не задумываясь. Но когда слышу знакомый голос в трубке, волосы на затылке встают дыбом а с губ срывается непроизвольный рык. Я обращаюсь в защиту и стискиваю чертов аппарат до хруста.