— Нет, девушка, — как-то устало и даже зло выдыхает смутно знакомый женский голос.

Я точно ее слышала раньше, но сейчас мой мозг не в силах понять, когда именно.

— Что с ним? — пищу, срываясь на фальсет, задыхаясь от навалившихся эмоций.

— В скорой. Едет во вторую городскую, — всхлипываю, ошарашенно распахнув глаза. — Сообщите близким. Нужно привезти ему вещи…

— Что с ним? — едва шевелю губами и кашляю, раздирая наждачкой горло. — Слушайте, у него никого нет. Кроме меня никого. Скажите мне.

— Не удивительно, — задумчиво протягивает незнакомка.

От возмущения, вызванного неуместностью ее высказывания, слова застывают в глотке. Отравленной жижей скользят по венам. Въедаются под кожу, а затем парализуют нервные окончания, когда я слышу неохотный ответ: — Инсульт. Приезжайте, я оставлю в регистратуре ваш номер.

Надо позвонить Марго.

Единственная мысль, что крутится в голове. Но не я могу. В ушах звон, будто голову поместили внутрь огромного колокола и хорошенько ударили. Кажется, что даже на болезнь отца я реагировала легче.

Я не понимаю, что творится. Никогда не чувствовала себя настолько неустойчивой. Из груди рвутся глупые, безутешные и отчаянные рыдания.

Я же знаю все, что нужно сделать, но не могу с собой справится.

Хочу домой. На ручки. К Олегу, где мой камин, тепло и безопасно. Прижаться к большому и сильному и не думать ни о чем.

Словно в несущемся поезде на полном ходу рванули стоп-кран. И его зашатало. Я всегда была сильной, но сейчас чувствую смертельно напуганной маленькой девочкой. Это настолько непохоже на меня, что порождает червячок сомнений. И он растет и отжирается каждой скользящей по щеке слезинкой.

Ладонь непроизвольно тянется к животу. Забытое движение повторяю на автомате. Соленая влага высыхает за секунду. Сразу вспоминается и выпитое два дня назад вино, и все, что мы вытворяли с Олегом последние недели. Эмоциональные качели, повышенную чувствительность.

Тошноту.

Да нет же.

Я на таблетках.

Настолько нереально, что я запихиваю мысль подальше.

Затем нахожу более понятное объяснение, когда вижу всплывшее на экране уведомление. Месячные через неделю. Меня просто шатает на гормонах.

Только это не отменяет того факта, что я уже пропустила свидание с мужем, как и его звонки. Набираю Олегу в ответ, но аппарат абонента посылает меня на хуй.

А у моего партнера инсульт. И кроме меня ему помочь некому.

Глава 35. Олег.

Что-то случилось.

Чувствую каждым напряженно вибрирующим волосом. Воздух потрескивает от исходящего от меня разряда, а парнишка рядом невольно затихает.

— Задерживается? — нервно сглатывает и трет покрасневший от волнения лоб.

Разочарованно кошусь на теплоход. Согласовали обеденное время, выкупил места. Обидно. Романтическая прогулка с видами на ее любимую Москву, похоже, откладывается.

— К лучшему, — решительно киваю, но в голосе проскальзывает металл, от которого парнишка испуганно втягивает голову в плечи. — Сделаем вечернюю. Через неделю вы говорили свободно. Да?

— Кхм, — кашляет, растягивая узкий ворот, будто тот перекрываем ему дыхание. — Олег Константинович, только деньги мы вернуть не сможем…

— Понимаю, — подмигиваю, стараясь выглядеть как можно более доброжелательно. — Новый счет на почту помощнице киньте. Дату забронируйте. Мы будем.

Пиздец, как сложно, когда голову разрывает от какофонии гнева и беспокойства.

Иду к машине и мысленно благодарю Николая Игоревича. Если бы тогда я не выпустил пар, сейчас ничем хорошим для организатора речной прогулки Ленин выпад не закончился.

Потому что количество задач, которые приходится решать ежедневно, давно образовали пресс, выдавливающий из меня последние крупицы спокойствия.

«Что же ты будешь делать, когда рядом останется только Лена?» — шипит мерзкий змей сквозь ублюдский хохот, не упуская возможности вцепиться в и без того пульсирующую точку. — «Или дети. Такие же маленькие и беззащитные, как Женя?»

— Лечиться, — гаркаю вслух, закипая от набирающей обороты ярости, пока залезаю за руль. — Вытравлю тебя из головы.

Невозможно оставаться адекватным, когда мозг плавится от расфокуса. Меня скоро разорвет на тысячу кусков, из которых устроена моя жизнь.

Утром я — муж эмоционально нестабильной королевы, у которой семь пятниц на неделе. И любая выпадает на ретроградный Меркурий. В обед — партнер, переговорщик, руководитель двух, сука, холдингов. В одном из которых проще повесится, чем довести до ума. В какое время не ткни, количество применяемых ролей зашкаливает. Полдник? Купидон-сводник, организатор концерта, дядя Лег, пропавший Хорнет, брат и друг. Вечер? Лежик, Олег Константинович, Шершень. Ночь? Мститель, секс-инструктор, музыкант.

И еще тысяча и одна роль, каждая из которых мне не подходит.

Агрессор, тиран, абьюзер, наркоман. Псих. Но самое главное, что я не тот.

Не тот сын. Не тот муж. Не тот кто угодно, блядь.

Всплывающее напоминание на экране вызывает отчаянный стон.

«Сессия с терапевтом в 18:00. Подтверждаете встречу?»

— Похоже, мы не вывозим, — цокаю задумчиво и скидываю уведомление, раздражающим осадком выпадающее в легких.

Бестолку. Как и всегда.

Торможу, завидев вереницу красных стоп-сигналов.

Пробка в Лефортовском тоннеле не такое же уж и редкое явление. Многие тупят из-за потери связи, так как навигаторы сходят с ума. Не удивительно, ведь самый широкий тоннель в Европе построен под Яузой.

Почему я знаю? Потому что выучил каждый закоулок проклятого города, когда познакомился с Леной. Чтобы блеснуть, разговорить. Понравиться ей. Подальше спрятать с ее глаз то, что никто не должен видеть. Потому что надеялся, что приступы агрессии пройдут со временем.

Но так не работает.

Связь скачет, а я вижу новое сообщение от Лены. Похоже, звонила, пока я был вне доступа.

«Истеричка! Ты, Шершнев, невыносимый вредный мудак!» — светится на экране всплывающее окно.

Улыбаюсь. Потому что если орет — значит жива и здорова. Похоже, подумала, что я обиделся и выключил телефон. Будто мне пять лет, честное слово.

«О, нет. Она подумала, что ты разъебал его о чье-нибудь лицо», — шипит скользкая тварь. Мысленно хватаю противного червяка за морду и отшвыриваю подальше. Что он ядом капает? Только настроение какое-то забрезжило.

Игривое.

«Вынь телефон из задницы и набери», — летит следом, вызывая приступ неконтролируемого хохота.

«В тоннеле пробка. Выберусь — позвоню», — отправляю, а затем с минуту дожидаюсь загрузки.

Руки чешутся услышать любимый голос немедленно, но с таким качеством связи невозможно. Еще и толкаемся по пять миллиметров в минуту. Какой-то гандон давит на клаксон, играя на забитом вглубь раздражении.

«Что-то случилось?» — набиваю вопрос под влиянием плещущейся на поверхности тревоге. Она не отменяет переполняющей радости, но омрачает ее.

«Ты не злишься?» — прилетает за секунду до того, как мое сообщение доходит до Лены.

«Голосом расскажу. За рулем. Я в порядке», — догоняет следом.

«Нет, Лен, не злюсь. Кинь адрес — приеду».

Удивленно моргаю. Трясу головой, пытаясь вникнуть в суть вопроса… А затем ошарашенно кидаю взгляд в зеркало.

Я обеспокоен, взволнован и тревожусь, но… не злюсь. Нет распирающего грудь ощущения. Исчезла полиэтиленовая пленка, а сердце не грозит разорвать ребра. Да, несколько минут назад я был уверен, что накроет. Обычно, когда мне удавалось затолкать ярость поглубже, она оседала болезненным комком. Копилась и нарастала, подобно снежному шару. Пока, в один не самый прекрасный момент, не достигала своего апогея.

Но сейчас я не чувствую ничего из опасного. Разве что остатки раздражения да легкий осадок противной вибрации в теле. Усталость. Да, шатает, но… Это другое.

Мне легче.