Каждая Верховная Мать действует из искреннего стремления сохранить верность Общине Сестер. Ничто не должно угрожать Бене Гессерит, даже она сама. В своей точной и грубоватой манере Тараза исследовала природу своего отношения к Общине и ее текущей жизни.
Очевидно, что в данный момент не существует острой необходимости устранения Одраде. С другой стороны, Одраде находится слишком близко к разработке плана гхола и все, что делается в этом смысле, вряд ли ускользнет от ее природной наблюдательности. Она поймет и то, что не следует ей открывать. Манифест Атрейдесов практически представляет собой ставку в азартной игре. Для всех было совершенно очевидно, что именно Одраде была тем человеком, который составил манифест. Именно она могла достичь более глубокого понимания проблем во время написания документа, хотя сами по себе слова были главным барьером на пути к откровению.
Тараза знала, что Вафф это оценит.
Отвернувшись от окна, Тараза вернулась к своему креслу. Момент окончательного решения — быть или не быть? — можно было отложить, но промежуточные шаги придется делать немедленно. Она в уме составила послание, проверила его и послала вызов Бурцмали. Любимый ученик башара будет введен в действие, но вовсе не так, как думает Одраде.
Послание к Одраде было предельно простым.
«Помоги нам в пути. Ты участник действия, Дар. Во всем, что касается безопасности девочки Шианы, можешь положиться на свое суждение. Во всех остальных делах можешь проводить в жизнь свой план, если это не будет противоречить моим прямым приказам».
Вот так. Теперь у Одраде есть инструкции, суть того, что она может расценивать, как некий «план», не понимая всего паттерна этого замысла. Одраде подчинится. Дар — это великолепный ход. Дар-и-Тар. Это путь к уязвимому «ограниченному теплу». Направление, заданное воспоминанием о Дар-и-Тар, лишит Одраде последнего заслона.
Глава 24
Длинный стол справа предназначен для банкета. На десерт подают жареного зайца под соусом сепеда, далее по часовой стрелке в направлении к дальнему краю стола располагаются овощи в горшочке, сирийский апломаж, чукка глясе, кофе с меланжей (заметьте, что кофейник украшен гербом Атрейдесов) и хрустальный графин с дар-эс-балатским вином. Присмотритесь, и вы увидите индикатор ядов, вмонтированный в старинную люстру.
Дар-эс-Балат; описание музейной экспозиции.
Тег нашел Дункана в маленькой столовой, смежной с блистающей чистотой кухней жилища-невидимки. Задержавшись в переходе в столовую, Тег внимательно присмотрелся к Дункану; прошло уже восемь дней с тех пор, как они пришли сюда, и парень, кажется, оправился от той ярости, которая овладела им, когда они вступили в подземный ход.
Они прошли через мелкую пещеру, обдавшую их запахами, оставленными медведем, который когда-то обитал здесь. Камни у задней стенки берлоги оказались на поверку фальшивыми, хотя своим видом могли ввести в заблуждение самого внимательного наблюдателя. Небольшие выступы в камне начинали вращаться, если знать, на какой скрытый рычаг нажать. Если нажать правильно, то вся стена сдвигалась в сторону, открывая широкий выход их берлоги.
Проходной туннель, который освещался автоматически, стоило только в него войти и закрыть за собой вход, был украшен геральдическими грифонами Харконненов, изображенными на стенах и потолке. Тег представил себе чувства юного Патрина, впервые попавшего сюда (Шок! Благоговение! Возбуждение!). В тот момент он не распознал, правда, какие чувства обуревают не менее юного Дункана. Он обратил внимание на мальчика, только когда услышал под сводами пещеры глухое рычание.
Это стонал Дункан. Кулаки его были крепко сжаты, взгляд фиксирован на грифонах Харконненов, красовавшихся на правой стене. Подняв обе руки, он изо всех сил ударил одну из фигур, разбив пальцы в кровь.
— Будь они прокляты во веки веков! — крикнул он вне себя от злобы.
Было странно слышать такое взрослое ругательство из уст юноши.
Однако Дункан не только ругался. Все его тело сотрясала страшная дрожь. Луцилла обняла мальчика за плечи и погладила по шее, стараясь успокоить. Дрожь улеглась.
— Почему я это сделал? — прошептал Дункан.
— Ты узнаешь об этом, когда восстановится твоя первоначальная память, — ответила Преподобная Мать.
— Харконнены, — снова прошептал Дункан, и вся кровь бросилась ему в лицо. — Почему я их так ненавижу?
— Этого нельзя объяснить словами, — сказала женщина. — Придется немного подождать.
— Я не хочу памяти! — крикнул Дункан, потом посмотрел на Тега. — Нет, нет, я очень хочу этого!
Позже, когда Дункан смотрел на башара, стоявшего в проходе к столовой, та сцена снова вспомнилась мальчику.
— Когда, башар?
— Скоро.
Тег огляделся. Дункан сидел за столом, перед ним стояла чашка с коричневатой жидкостью. Тег сразу узнал запах. В пещере был довольно большой запас меланжи — ее можно было найти в любом ларе. Эти лари были хранилищами настоящих раритетов — еды, напитков, оружия и других изделий. Это был музей, коллекции которого просто не было цены. Все было покрыто толстым слоем пыли, но сами вещи нисколько не пострадали от времени, не было видно и следов пришельцев. Вся еда была присыпана шнурами меланжи. Ее было не настолько много, чтобы вызвать пристрастие, если вы, конечно, не были пристрастны к ней до этого, но вполне достаточно. Даже консервированные фрукты были присыпаны Пряностью.
Луцилла проверила качество коричневой жидкости, которую сейчас пил Дункан, и признала ее годной для употребления. Тег не знал, как Преподобные Матери делают это, но знал, что его мать тоже обладала такой способностью. Достаточно было попробовать блюдо на вкус и на запах — Преподобная Мать сразу определяла свойства пищи или напитка.
Тег взглянул на украшенные орнаментом часы, вмонтированные в стену, и понял, что сейчас несколько позже, чем он ожидал, — шел третий час после произвольно выбранного ими полдня. Дункан давно должен был находиться в читальном зале, но его заняла Луцилла, и Тег решил воспользоваться этим, чтобы поговорить с мальчиком без свидетелей.
Выдвинув стул, Тег уселся за стол напротив Дункана.
— Ненавижу эти часы, — заговорил Дункан.
— Ты здесь все ненавидишь, — ответил Тег и посмотрел на часы. Это был еще один антикварный антик. Круглый циферблат с двумя аналоговыми стрелками и цифровым счетчиком секунд. От стрелок отдавало чем-то приапическим. Они представляли собой человеческие фигуры: мужчина с огромным членом и женщина с раздвинутыми ногами. Каждый раз, когда стрелки встречались, мужчина попадал членом во влагалище.
— Да, это впечатляет, — согласился с Дунканом Тег. Он показал пальцем на питье. — А это тебе нравится?
— Так точно, сэр. Луцилла говорит, что это надо пить после физических упражнений.
— Моя мать тоже готовила мне подобное питье после тяжелых нагрузок, — сказал Тег. Он наклонился вперед и потянул носом аромат напитка, ощутив знакомый привкус насыщенного раствора Пряности.
— Сэр, как долго мы пробудем здесь? — спросил Дункан.
— До тех пор, пока не найдем подходящих людей или до тех пор, пока не станем уверены в том, что не найдут нас, — ответил Тег.
— Но здесь мы… отрезаны от всего мира. Как же мы узнаем об этом?
— Я сам решу, когда настанет нужный момент. Я возьму с собой защитное одеяло и займу снаружи пост наблюдения.
— Я ненавижу это место.
— Это заметно. Но разве ты еще не научился терпению?
Дункан скорчил гримасу.
— Сэр, почему вы ни на минуту не оставляете меня наедине с Луциллой?
Тег сделал неполный вдох, немного выдохнул, потом задышал нормально. Он, конечно, знал, что парень внимательно за ним наблюдает. Но если это знал Дункан, то Луцилла знала наверняка!
— Думаю, что Луцилла не догадывается, что вы это делаете, сэр, — проговорил Дункан. — Но для меня это совершенно очевидно.