— Так в чем же?

— Никто не может так хорошо держать под контролем Пляжных Мальчиков, как Кевин.

— Значит, мы будем просто тупо сидеть и смотреть, как он угрожает нашим ученым и убивает любого, кого ему только…

— Нет, Фин! Это вовсе не так.

Пирд повернулся спиной к окну. Картина там вызывала уныние, развалины заправочной станции напоминали о массовых волнениях, которые прокатились здесь, пока армия и Финн Садал не установили снова подобие порядка.

Доэни сидел, положив локти на стол, сжав кулаки и уперев в них подбородок. Он выглядел близким к взрыву.

— Ты должен перестать угрожать Кевину О'Доннелу, — сказал Пирд. — Это указание, которое мне велели передать. Армия не хочет, чтобы у нас были внутренние распри. Что касается Кевина, то они убрали его и предупредили, чтобы он оставил лабораторию в покое. Она вне его компетенции.

— Если в его безумную голову не придет мысль убить нас всех, пока мы спим!

— Ему сказали, что армия расстреляет его, если он не подчинится.

— То же самое касается и меня?

— Мне очень жаль, Фин.

— Он не будет пытаться помешать нашим контактам с хаддерсфилдскими людьми?

— Его предупредили не делать этого.

— Но они, конечно, будут продолжать подслушивать.

— Конечно.

— И передавать все это Кевину?

— У него есть друзья в армии.

— Похоже на то.

— Ну что ж, это все, Фин. Ты подчинишься?

— Конечно, я же не молодой идиот!

— Хорошо.

Доэни опустил руки и разжал кулаки.

— Как дела у Кети и Броудера?

— Все идет как ожидалось. Она все плачет и требует священника, чтобы он обвенчал их.

— Ну так достань ей священника.

— Это не так просто, как кажется. Фин.

— Да… да, я знаю, — Доэни покивал головой. — Это было нехорошее дело, этот Мейнут.

— Один человек, про которого я знал наверняка, что он священник, отрицал это, глядя мне в глаза, — сказал Пирд. — Двое, которые все еще носят воротнички, отказались, когда я сказал им, что мы хотим от них. Они не доверяют никому из правительства, Фин.

— Нам суждено пекло, как они говорят.

— Я пытался найти отца Майкла Фланнери, — сказал Пирд. — Мне сказали, что он может…

— Фланнери занят, и с ним нет контакта.

— Ты знаешь, где он?

— В некотором смысле, знаю.

— Ты не можешь передать ему сообщение и спросить…

— Я сделаю, что смогу, однако ты продолжай искать.

Пирд вздохнул.

— Я лучше спущусь на перекресток. Полагают, что конвой в Киллалу отбудет вовремя.

— Это никогда не случается.

— Именно теперь я не могу винить их за задержки. Чем темнее, тем лучше, я бы сказал.

— Мне сообщили, что дорога Н-семь безопасна, — сказал Доэни.

Пирд пожал плечами.

— Я все равно считаю, что мы должны перевезти барокамеру и этих двоих в Дублин.

— Никогда, если Кевин О'Доннел будет за углом.

— Ну что ж, в том, что ты говоришь, что-то есть. Фин.

— Ты передал пистолет Броудеру, как я тебе сказал?

— Да, но ему это не понравилось, и, я думаю, Кети устроит из-за этого сцену.

— Он довольно маленький.

— Военные предостерегли его, Фин. Можешь положиться на это.

— Там, где сумасшедший, нельзя положиться ни на что, кроме неожиданностей. — Доэни отодвинул кресло и встал. — Лично я собираюсь ходить только вооруженным и с охраной. Советую тебе сделать то же самое, Адриан.

— Он не приедет в Киллалу. Они обещали.

— Конечно, они обещали также, что найдут всех незараженных женщин и защитят их! Ты ведь слышал это, не так ли? В шахте Маунтмеллик мертвы все до единой!

— Что случилось?

— Один заразный мужчина. Они его, конечно, убили, но было уже слишком поздно.

— Я возвращаюсь в Лабораторию, — сказал Пирд. — Как там дела?

— Пока еще просвета нет, но этого можно ожидать. Ты получишь данные наших последних результатов, когда вернешься в Киллалу. Дай мне знать свое мнение о них.

— Обязательно. Проклятье! Как бы я хотел, чтобы можно было ездить в Хаддерсфилд и обратно!

— Заградительный Отряд не позволит этого. Я спрашивал.

— Я знаю, но это выглядит преступно. Кого мы можем заразить? У них полно чумы, как и у нас.

— Даже больше.

— Открытое исследование — это единственная надежда, которая есть у мира, — сказал Пирд.

— Единственная надежда, которая осталась у Ирландии, — сказал Доэни. — Не забывай это. Но если янки или русские найдут решение первыми, то они все равно могут стереть нас с лица земли. Все во имя стерилизации, ты понимаешь?

— В Хаддерсфилде мирятся с этим?

— А почему же мы так откровенны друг с другом, Адриан? Они ведь все еще остаются англичанами.

— А мы остаемся ирландцами, — сказал Пирд.

Его хрупкая фигура стала сотрясаться от визгливого смеха. Доэни подумал, что это особенно неприятный смех.

Доктор Дадли Викомб-Финч знал, что думали его сотрудники о кабинете, который он себе выбрал, слишком маленький для директора самого важного Английского Исследовательского Центра, слишком тесный и находится слишком далеко от центра событий, происходящих здесь, в Хаддерсфилде.

В те дни, когда Хаддерсфилд был занят физическими науками, это был кабинет ассистента, находящийся на первом этаже. Здание располагалось у периметра окруженной оградой территории. Оно представляло собой трехэтажное бетонное строение, не обвитое плющом и мало чем примечательное. У Викомб-Финча был и другой кабинет для «официальных случаев» в административном здании. Это было просторное, облицованное дубом помещение с толстыми коврами и барьером из секретарей в расположенных рядом приемных, однако эта маленькая комнатушка с примыкающей к ней лабораторией была тем местом, где его можно было застать большую часть времени — именно здесь, в замкнутом помещении без окон, со стенами, покрытыми книжными полками, и единственной дверью, ведущей в лабораторию. Стол был таким маленьким, что он легко мог достать до дальнего угла любой рукой. Единственное кресло было вращающимся и удобным, с высокой спинкой. Здесь же он держал свой радиоприемник, а также аппаратуру и электронное оборудование.

Он откинулся на спинку кресла и, попыхивая трубкой с длинным, тонким черенком, ожидал утреннего звонка от Доэни. Они встречались с Доэни несколько раз на международных конференциях, и Викомб-Финч мог хорошо представить себе своего ирландского коллегу, когда они разговаривали по телефону, — невысокий, скорее тучный мужчина с шумными манерами. Викомб-Финч, напротив, обладал высокой, худощавой, одетой в серое фигурой. Как-то один американский коллега, увидев его рядом с Доэни, назвал их «Матт и Джефф», что Викомб-Финч находил оскорбительным.

Капля горького никотина вспузырилась из черенка трубки, обжигая его язык. Викомб-Финч вытер нарушившую порядок частицу белым льняным платочком, который, как он запоздало заметил, был со дна ящика, то есть одним из тех, которые его жена Хелен постирала перед тем, как… Он переключил свои мысли на другую волну.

Он знал, что за стенами маленького кабинета утро было наполнено холодной туманной серостью, и все удаленные предметы терялись в текучей размытости. «Утро Озерной Страны», как называли его местные жители.

Телефон перед ним стоял, как пресс-папье, на разбросанных бумагах — рапортах, докладах. Он смотрел на бумаги, покуривая, и ждал. Телефонная связь между Ирландией и Англией была не слишком удовлетворительной даже при самых хороших условиях, и он научился быть терпеливым, регулярно обмениваясь информацией с Доэни.

Телефон зазвонил.