«Я знаю тебя, Шилох Бродерик, и я не доверяю тебе».
— Мистер президент, — сказал Бродерик, — почему вы меня сюда пригласили?
— У меня есть некоторый опыт попыток пробиться сквозь политические баррикады, Шилох, попыток достигнуть ушей кого-нибудь, кто «что-то сделает». Я, в некотором смысле, понимаю вашу теперешнюю ситуацию.
Бродерик снова наклонился вперед.
— Сэр, там… — и он указал на окна, — там есть люди, которые знают то, что надо знать вам. Я представляю самых тонких…
— Шилох, вы точно указали на мою проблему. Как мне найти этих людей? И найдя их, как смогу я процедить и прополоть то, что они принесут?
— Доверьтесь своим друзьям!
Вэлкорт вздохнул.
— Но, Шилох, вещи, предоставленные мне… в общем то, что умалчивается, что важнее того, о чем говорится. Теперь я президент. Моим первым решением будет: избавиться от советников, которые производят только драматические эффекты. Я выслушаю их, если они придут с чем-нибудь новым, но у меня нет времени на старые глупости.
Бродерик понял по тону и словам президента, что он свободен, но не сдвинулся с места.
— Мистер президент, я рассчитываю на старое знакомство. Мы прошли вместе долгий путь… где…
— Где часто я был прав, а вы не правы.
Рот Бродерика стянулся в тонкую линию.
Вэлкорт первым нарушил молчание:
— Не думайте, что я злопамятен. У нас нет времени для такой чепухи. Я просто говорю вам, что собираюсь полагаться на свои собственные суждения. В этом суть моей должности. И факты показывают, что мои суждения были более правильными, чем ваши. Для меня вы имеете только одну ценность, Шилох, — информацию.
Произнося это, Вэлкорт думал: «Подозревает ли Шилох о подлинной сути информации, которую он мне сегодня предоставил?» Бродерик представлял людей, которые могут начать действовать самостоятельно и подвергнуть опасности тонкое равновесие. А в эти времена любое недоразумение может привести к тому, что планета останется без населения. Люди Бродерика явно действовали в контексте, времена которого прошли. Операцию «Ответный огонь» необходимо предупредить.
Бродерик шевельнул губами, но не раскрыл рта. После некоторого молчания он сказал напряженным контролируемым голосом:
— Мы всегда говорили, что вы не очень хороший игрок для командной игры.
— Я рад, что у вас такое высокое мнение обо мне. Вы сделаете мне одолжение, Шилох, если вернетесь к вашим людям и скажете им, что мое мнение о бюрократах не слишком изменилось.
— Я никогда не слышал это мнение.
— Они совершили фатальную ошибку, Шилох. Они попытались скопировать советскую модель. — Он поднял руку, призывая Шилоха, который начал возражать, к молчанию. — Да, я знаю причины. Но посмотрите на пример Советов внимательнее, Шилох. Они создали бюрократическую аристократию, воссоздали ее, я сказал бы, по образу царской модели. Вы всегда хотели быть аристократом, Шилох. Вы просто неправильно выбрали сторону для своей попытки.
Бродерик сжал подлокотники кресла так, что костяшки его пальцев побелели. В его голосе слышалась едва контролируемая ярость:
— Сэр, управлять должны интеллигентные люди!
— Кто же будет судить о том, что является интеллигентным, Шилох? Было ли интеллигентным то, что ввергло нас в эти неприятности? Видите ли, аристократы могут скрывать свои ошибки только до тех пор, пока эти ошибки достаточно невелики.
Вэлкорт поднялся с кресла и обратился к Бродерику из глубокой тени над лампой.
— Извините меня, Шилох, мне надо пройти в другой кабинет и посмотреть, смогу ли я обнаружить, какие еще ошибки мы можем совершить.
— И вы больше меня не примете?
— Я выслушал ваши аргументы, Шилох.
— Значит, вы не собираетесь воспользоваться преимуществом…
— Я воспользуюсь любым и каждым преимуществом, которое сочту действительно преимуществом! И тем, которое я сочту не угрожающим главной заботе — найти лекарство от этой чумы. Поэтому моя дверь всегда остается для вас открытой, Шилох, когда позволит время. Может быть, вы принесете мне что-нибудь полезное.
Вэлкорт повернулся и вышел из комнаты, подсознательно копируя целенаправленную походку, которую он так много раз видел у Адама Прескотта. В главном холле Вэлкорт захватил с собой одного из своих секретарей и, пока они спешили к Восточной комнате, продиктовал меморандум.
«Альтернатива таким вот Бродерикам — это не позволить завалить себя информацией», — думал он. Нет, альтернатива заключается в том, чтобы окружить себя людьми, которые использовали свою наблюдательность так же, как и он сам. Он знает нескольких таких людей, они могут знать кого-то еще. Этот меморандум был только первым шагом. Осведомленные люди должны найтись… те умные, кто не боится докладывать о неприятных вещах.
Глубокий анализ — это то, что должно происходить без участия Президента. Может быть, необходимость в этом назрела уже давно. И нужно было возникнуть ситуации с чумой, требующей быстрого принятия решений, чтобы победить всех любителей «драм» и выбрать правильный подход.
Хотя в одном Бродерик был прав: найти подходящих людей. Но когда он найдет их, когда он переварит их информацию и примет в соответствии с ней решение, он должен быть уверен, что его распоряжения будут выполнены. Ясно, что власть людей, которых представлял Бродерик, часто превосходила власть временных обитателей Овального кабинета. Она превосходила даже власть людей в других кабинетах, в угловых кабинетах или в больших помещениях в конце длинных холлов, увешанных портретами прошлых президентов. Бюрократы рано научились простой политической истине: «Мы будем здесь и после того, как временные обитатели Овального кабинета будут заменены избирателями».
Время было на их стороне.
Вэлкорт задержался у двери в Восточную комнату. Что ж, чума изменила и это. Времени, которое было в их распоряжении, можно было найти только одно применение — найти путь к выживанию.
Глава 39
Я та, которая оскорбила Иисуса старого времени:
Я та, которая лишила детей своих рая!
По праву я должна была быть на кресте.
Не было бы ада, не было бы печали, Не было бы страха, если бы не я.
«Плач Евы», старинная ирландская поэма
Дорога достигла гребня холма у выхода из долины намного правее крытого шифером особняка, чем ожидал Джон. Справа виднелась неглубокая низина рядом с молодыми сосенками, которые постепенно сливались с высокими соснами у дальней вершины. Слева от Джона тянулось метров пятьдесят пологого склона, который плавно сходил в глубокую «чашу» около тысячи метров в поперечнике.
Вилла, высотой в три этажа и с четырьмя площадками, прилепилась к черному скальному изгибу у дальней части «чаши». На лужайке перед зданием пощипывали траву овцы. Двойной ряд тополей с заросшей дорожкой между ними вел к зданию издалека, с правой стороны. Тополя и высокие хвойные деревья частично скрывали находившуюся за ними лужайку.
Западный ветер качал тополя и пригибал высокую траву, пробивающуюся сквозь каменную изгородь у дороги рядом с Джоном. Он повернулся и посмотрел на спутников. Херити поставил одну ногу на изгородь, склонился вперед, упершись в поднятое колено, прислушиваясь. Отец Майкл и мальчик стояли рядом с ним, глядя на пасторальную сцену внизу.
— Посмотрите-ка на это, — сказал Херити приглушенным голосом.
Отец Майкл приложил ладонь к уху.
— Слушайте!
Тогда Джон тоже услышал: звуки играющих детей — высокие голоса, возбужденные крики. «Игра», — подумал он. Он вскарабкался на высокую стену рядом с Херити и посмотрел вдаль через низменность в направлении здания. Звуки доносились из-за тополей и стены хвойных деревьев.
Херити снял ногу со стены и трусцой пробежал по дороге, выбрав место, где деревья не закрывали вид. Джон и остальные торопливо последовали за ним.