Ганима взобралась на скалу и через расселину взглянула на путь, который они с Лето преодолели. Надежность и безопасность сиетча остались в каком-то другом измерении времени, казалось, что они ушли оттуда вечность тому назад. Из земли поднимались массивы темных скал, контрастно выделявшихся на фоне коричневато-пурпурной почвы. Пыльный горизонт серебрился в лучах закатного солнца. Никаких преследователей не было пока видно. Ганима вернулась к Лето.

— Это будет хищный зверь, — сказал он. — Таковы мои логические расчеты.

— Ты слишком рано их закончил, — ответила Ганима. — Будет не один зверь. Дом Коррино никогда не складывает свои надежды в один мешок.

Лето согласно кивнул.

Его сознанию вдруг стало очень тяжело от того множества жизней, которые теснились там вследствие его несхожести с другими. Все эти жизни принадлежали ему еще до рождения. Он был насыщен жизнью и был бы рад избавиться от собственного перегруженного сознания. Внутренний мир был хищным зверем, способным пожрать своего обладателя.

Охваченный беспокойством, он взобрался к расселине, от которой только что спустилась Ганима, и посмотрел на скалы сиетча. Там, вдалеке, линия канала делила мир между жизнью и смертью. На краю оазиса виднелись верблюжий шалфей, луковая трава, гобийская перистая трава и дикая люцерна. В последних отблесках заката было видно, как птицы из поднебесья падали в заросли люцерны в поисках пищи. Ветер поднял пыль и мелкий песок и погнал эту тучу на абрикосовый сад. Это движение тени овладело сознанием Лето, внутри этих теней он разглядел скрытые текучие, изменчивые формы, открывшие в небе серебристую радугу на затянутом пылью небе.

Что же здесь будет происходить? — мысленно спросил себя Лето.

Он понял, что это будет либо смерть, либо игра со смертью, причем объектом охоты будет он сам. Ганима вернется в сиетч, веря в реальность смерти брата, либо под воздействием гипнотической компульсии искренне думая, что он действительно убит.

Неизведанность этого места не давала Лето покоя. Он подумал о том, как легко поддаться искушениям предзнания, рискнуть и запустить сознание по пути абсолютного знания будущего. Видение его сна было, однако, достаточно дурным. Но мальчик знал, что на более подробное видение он не решится.

Он вернулся к Ганиме.

— Пока никого не видно, — сказал он.

— Звери, которых они натравят на нас, должны быть большими, — сказала Ганима. — Возможно, мы сумеем увидеть их заранее.

— Да, если они не придут глубокой ночью.

— Скоро совсем стемнеет, — сказала она.

— Да, и нам пора перейти в наше место, — он указал рукой на скалу слева, в базальтовом основании которой песок и ветер образовали маленькое отверстие. Оно было достаточно большим, чтобы в нем поместились дети, но слишком малым для того, чтобы в него протиснулся крупный зверь. Лето не хотел идти туда, но чувствовал, что это необходимо. Именно это место он указал Стилгару.

— Они могут убить нас, — сказал Лето.

— Нам придется положиться на случай, — ответила Ганима. — Это наш долг перед отцом.

— Не спорю.

Мы на верном пути и поступаем правильно, подумал он при этом. Но Лето понимал, что самое опасное в нашем мире — это быть правым. Их с сестрой выживание зависело сейчас всецело от быстроты и физической тренированности, а также понимания своих ограничений в каждый данный момент. Фрименский обычай был лучшим вооружением, а знания Бене Гессерит — той силой, которая придавала запас энергии. Они мыслили и действовали сейчас, как ветераны войска Атрейдесов, не имеющие никакой защиты, кроме фрименского упорства и закалки, которые никак не вязались с их детским обличьем и нарядом.

Лето дотронулся до рукоятки отравленного ножа, висевшего у него на поясе. Ганима непроизвольно повторила его жест.

— Будем спускаться? — спросила она. Произнося эти слова, Ганима уловила далеко внизу какое-то движение, едва заметное движение, угроза которого была скрыта расстоянием. Она застыла, и Лето насторожился прежде, чем Ганима успела произнести слова предупреждения.

— Тигры, — сказал он.

— Лазанские тигры, — поправила она брата.

— Они видят нас, — сказал он.

— Нам лучше поспешить, — сказала Ганима. — Пистолеты не остановят этих тварей. Они слишком хорошо натасканы.

— Где-то здесь находится человек, который их направляет, — произнес Лето, бегом направляясь к расположенной слева скале.

Девочка согласилась, но не стала ничего говорить, чтобы поберечь силы и не сбивать дыхание. Где-то здесь находится человек.

Звери стремительно перемещались в тусклом свете наступающей ночи, прыгая от скалы к скале. У лазанских тигров отменное зрение, но скоро наступит ночь — время животных с отличным слухом. Пронзительно закричала ночная птица, словно оповещая обитателей Пустыни о наступлении темноты. Скоро в расселинах скал начнут шевелиться ночные охотники.

Бегущие близнецы все еще хорошо видели тигров. Звери неслись в полном сознании своей силы, преисполненные уверенностью.

Лето почувствовал, что стоит ему споткнуться, как душа расстанется с телом. Он бежал с твердым знанием того, что они с Ганимой успеют добежать до спасительной скалы, но, оглядываясь, он не мог оторвать зачарованного взгляда от приближавшихся зверей.

Одно падение, и мы погибли, подумал он.

Эта мысль уменьшила уверенность, и он прибавил темп.

В этот предрассветный час Джессика неподвижно сидела на потертом ковре в пещере древнего сиетча, озирая голые каменные стены. Бедный и суровый сиетч был расположен ниже края Красной Расщелины, который защищал поселение от беспощадного западного ветра Пустыни. Сюда привезли Джессику аль-Фали и его братья, а теперь все ждали слова Стилгара. Федайкины, однако, проявили мудрую предосторожность — Стилгар не знал, где в данный момент находится Джессика.

Федайкины прекрасно сознавали, что сейчас все они — объекты proces verbal — официального расследования их действий, направленных против Империи. Алия поняла, что ее мать — на стороне врагов государства, хотя Община Сестер явно не была упомянута. Здесь проявилась жестокая, тираническая природа власти Алие, и теперь предстояло испытать истинность ее убеждения в том, что кто контролирует священников, тот контролирует фрименов.

Послание Джессики Стилгару было прямым и простым по содержанию: «Моя дочь одержима и подлежит суду».

Страх уничтожает понятие о ценностях, и многие фримены, как стало известно, не были склонны поверить в это обвинение. Попытка использовать его для выхода из резиденции Алие спровоцировала два столкновения в течение ночи, но людям аль-Фали удалось угнать два орнитоптера, и вот они здесь — в безопасности древнего сиетча Красной Расщелины. Сюда же было послано сообщение федайкинам, хотя здесь их оставалось не более двухсот человек, остальные заняли свои посты в других местах Империи.

Размышляя над этими фактами, Джессика подумала, не придется ли ей принять здесь смерть. Некоторые федайкины разделяли ее опасения, хотя смертники аль-Фали отнеслись к ним достаточно спокойно, а он сам только ободряюще улыбнулся Джессике, когда молодые бойцы заговорили о своих страхах, и сказал: