«Они сделали мне укол, чтобы я потерял сознание», — подумал Десейн. Он пытался думать о грозящей ему опасности оказаться полностью беспомощным. Однако он не мог оставаться в сознании, будучи не в силах ворочать мыслями в мерцающем тумане.
До него долетали какие-то голоса, и Десейн попытался сосредоточить на них внимание. Кто-то сказал:
— Господи! У него же в кармане пистолет!
Другой голос:
— Запиши!
Неизвестно почему, но это развеселило Десейна, однако тело не хотело смеяться.
И тогда он вспомнил о своем грузовике, каким он его запомнил — объятом языками оранжевого пламени. Он вспомнил, что там находились все его записи. Все улики, которые он с трудом собрал здесь, в Сантароге, исчезли в огне. «Улики? — подумал он. — Скорее записи… размышления…» Все это еще оставалось в его памяти и могло быть восстановлено.
«Но все воспоминания погибают вместе со смертью человека!»
С этой мыслью каждую частицу его «я» охватил страх. Он попытался закричать, но не смог выдавить из себя ни звука. Он попытался шевельнуться, но мышцы не желали подчиняться.
Перед тем как наступила темнота, Десейн увидел чью-то руку, поднявшуюся вверх и схватившую его.
Глава 11
Открыв глаза, Десейн начал вспоминать разговор с безликими богами, который вел во сне. Десейну показалось очень важным вспомнить этот сон.
«Вздымается навозная куча, и рушатся замки», — вспомнил он фразу, которую говорило какое-то существо, и голос его эхом разносился в замкнутом пространстве. «Вздымается навозная куча, и рушатся замки». «Я тот человек, который пробудился ото сна», — пытался он втолковать безликим богам.
Во сне он совершал безупречные с точки зрения нравственности поступки, но при этом испытывал жестокие муки. И постоянно он чувствовал себя раздраженным и разочарованным чем-то. Он пытался сделать что-то, что изначально было невозможно. И все-таки — что же он пытался сделать? Ответ ускользал.
Он припомнил руку из темноты, которая предшествовала его сну. У него перехватило дыхание, глаза широко раскрылись. Он лежал на кровати все в той же комнате с зелеными стенами. За окном слева он мог видеть изогнутую красную ветку мадроньи, маслянисто-зеленые листья, голубое небо. И только в этот момент к нему вернулись ощущения собственного тела: перевязанные руки болезненно заныли, лоб и правая щека тоже были в бинтах. Горло пересохло, а во рту ощущался кислый привкус.
Но сон не отпускал. В нем он вел бестелесное существование. Бестелесное. Смерть! Вот он — ключ! Он понял это. Десейн вспомнил, как Паже говорил об «общем инстинктивном опыте». Что общего между инстинктом и сном? Что такое инстинкт? Врожденное качество, проявляющееся на уровне нервной системы. Смерть. Инстинкт.
«Смотри внутрь себя, смотри внутрь себя, о человек», — говорили ему безликие боги в его сне. Сейчас он вспомнил это, и ему захотелось презрительно рассмеяться: это был старый синдром «самокопания», профессиональная болезнь психологов. Внутрь себя, всегда внутрь. Инстинкт смерти присутствовал там наряду со всеми остальными инстинктами. Познать себя? И в этот момент Десейн понял, что не сможет познать себя, не умерев. Именно на фоне смерти жизнь и может познать себя самое.
Справа от Десейна послышалось покашливание. Он напрягся и повернул голову в сторону этого звука. Уинстон Бурдо сидел в кресле рядом с дверью. Карие глаза мавра смотрели с тревогой.
«Зачем здесь Бурдо?» — подумал Десейн.
— Я рад, что вы пришли в себя, сэр, — произнес Бурдо.
В его раскатистом голосе послышались успокоительные нотки человека, любящего поболтать в компании друзей. «Уж не поэтому ли Бурдо и находится здесь? — спросил себя Десейн. — Может быть, его выбрали, чтобы он успокоил и убаюкал жертву? Но ведь я, вопреки всем своим подозрениям, все еще жив».
Если бы они хотели ему зла, то у них была прекрасная возможность, когда он был беспомощным, без сознания…
— Который час? — спросил Десейн, и тут же обожженная щека напомнила о себе болью.
— Почти десять. Утро просто великолепное, — заметил Бурдо. Он улыбнулся, обнажая белые зубы на фоне темного лица. — Вы что-нибудь хотите?
При этом вопросе от внезапно возникшего чувства голода скрутило живот. Но Десейн не решался попросить завтрак. «Что может оказаться в любой еде, подаваемой здесь? Голод — это нечто большее, чем просто пустой желудок, — заметил про себя Десейн. — Я могу обойтись и без пищи».
— Я хочу знать, почему вы здесь, — начал Десейн.
— Доктору я показался самым безопасным, — ответил Бурдо. — Я ведь сам когда-то был чужаком из внешнего мира и могу вспомнить, что это значит.
— Они и вас пытались убить?
— Сэр!
— Ладно… — Десейн задал вопрос по-другому: — С вами происходили несчастные случаи?
— Знаете, я не разделяю мнение доктора относительно… несчастных случаев, — сказал Бурдо. — Когда-то… я считал… Но теперь я понимаю, что ошибался. Люди этой долины никому не желают зла.
— Но вы здесь, поскольку доктор решил, что вы — самый безопасный, — подчеркнул Десейн. — И вы не ответили на мой вопрос: с вами происходили несчастные случаи?
— Вы должны понять, — сказал Бурдо. — Когда вы не знаете, что происходит в долине, вы можете попасть в… ситуации, когда…
— Значит, с вами действительно происходили несчастные случаи. Уж не для этого ли вы в тайне от всех просили прислать вам посылку из Луизианы?
— В тайне от всех?
— А как еще расценить то, что вы ездили за ними в Портервилль?
— Вы узнали об этом, — Бурдо покачал головой и хихикнул. — Неужели вы никогда не испытывали ностальгии по сладостям, которые ели в детстве? Я полагал, что мои новые друзья вряд ли поймут меня.
— Все дело только в этом? — усомнился Десейн. — А может, однажды утром вы проснулись, трясясь от страха, испугавшись того, что делает с вами Джасперс, входящий в состав местной пищи?
Бурдо нахмурил брови, потом произнес:
— Сэр, когда я только прибыл сюда, я был невежественным ниггером. Теперь же я образованный негр… и сантарожец. Я больше не заблуждаюсь, что я…
— Значит, вы все же пытались бороться!
— Да… я боролся. Но вскоре я понял, насколько это глупо.
— Заблуждение.
— Действительно заблуждение.
«Вывести человека из заблуждения, — подумал Десейн, — значит создать вакуум. Но чем же тогда заполнить этот вакуум?»
— Скажем так, — начал Бурдо, — когда-то я разделял ваши заблуждения.
— Это вполне нормально — разделять заблуждения общества, в котором ты живешь, — тихо заметил Десейн, больше самому себе. — Ненормально развивать придуманные тобой заблуждения.
— Хорошо сказано, — похвалил Бурдо.
Десейн снова подумал: «Чем же тогда заполнить вакуум? Какие заблуждения у сантарожцев?»
С одной стороны, он уже понял, что они не способны заметить бессознательное насилие, создающее несчастные случаи для чужаков. Вернее, большинство из них не способно на это, поправил он себя. Существовала вероятность, что Паже уже начал кое-что понимать. В конце концов, он-то и велел Бурдо находиться в этой комнате. И Дженни… — «Не подходи ко мне! Я люблю тебя!»
Десейн начал видеть сантарожцев в новом свете. В них была вычурность древних римлян или спартанцев. Они были замкнуты в себе, недружелюбны, сдержанны, горды, пресекали любые попытки обмена идеями, которые могли бы… Он остановился на этой мысли, вспомнив о телевизионной комнате в гостинице.
— Комната в гостинице, которую вы пытались скрыть от меня, — начал Десейн. — с телевизионными приемниками…
— Все несколько не так. Мы не хотели скрывать ее от вас, — перебил его Бурдо. — В некотором смысле мы скрываем ее от самих себя… и от случайно попадающих в Сантарогу чужаков. Вот почему мы тщательно отбираем наблюдателей. Мы не можем игнорировать телевидение — ведь это ключ к внешнему миру, и оно дает богов.
— Богов? — Десейн внезапно вспомнил свой сон.
— Во внешнем мире очень полезные боги, — заметил Бурдо.